Конан развеселился от сознания своего успеха в беседе с таким искушенным противником, и его хохот был вполне искренним.
— Уговорил! — повторял он между взрывами смеха. — А если я немножко попользуюсь твоими невольницами? Ха-ха-ха!
— Но не заезди их слишком сильно! — засмеялся и советник. — Все-таки товар не должен быть испорчен!
«Вот сучье семя! — решил про себя Конан. — Нужен ему этот караван, как же! Потроха Нергала, тут дело пахнет куда большим!»
Расставались они по-приятельски: Конан, изображая опьянение, хлопал советника по плечу, тот морщился, но не противился столь фамильярному обращению, отчего у старикашки Гисана глаза полезли на лоб от удивления — такое по отношению к его господину не позволяли себе даже придворные! А от последних слов хозяина старика чуть было не хватил удар.
— Прикажи подать киммерийцу паланкин, — сказал чернобородый, — пусть отнесут его к Абулетесу. Завтра день трудный, ему надо хорошо отдохнуть.
«Осталось только, чтобы ты сам меня и отнес, чернобородый шакал, — усмехнулся про себя Конан, поудобнее устраиваясь на кожаных подушках носилок, — уж очень я тебе, видно, нужен!»
* * *
Слава Митре, Нину с вернулся в тот же вечер. Когда он постучался в дверь жилища Денияры, Конан уже доедал второго куренка, от нетерпения у него разыгрался нешуточный аппетит.
— Наконец-то, — воскликнул киммериец, увидев Нинуса, — я уж думал, что не встретимся!
— К чему такая мрачность? — усмехнулся Нинус.
Варвар, стараясь ничего не упустить, рассказал ему о событиях сегодняшнего дня.
— Туда ему и дорога, я встречал этого толстопузого барана. В свое время он был городским стражником, пока его не взял к себе лекарь, а уж потом, не знаю как, он перебрался к этому колдуну. Наверное, братья разыграли его в кости. Но в дело ты ввязался непростое, — Нинус подсел к столу. — Мы с Дениярой погадали, как сумели: книги предсказывают, что Лиаренус хочет тебя уничтожить. Твои предчувствия тебя не обманывают. Еще какой-то старичок тощенький маячит…
— Знаю, Гисан, шпион советника.
— Опасайся его, он может сильно навредить.
— Он? — переспросил Конан. — Да я его сверну в бараний рог, а он и не пикнет, старая задница!
— Может быть, может быть, — задумчиво повторил Нинус, — но все равно, будь повнимательнее.
Он помолчал немного и продолжал дальше:
— Из ваших с Мадиной видений со сборища духов мы поняли, что у этого горбатого шакала есть нечто пострашнее псов — какие-то непонятные существа. Даже твой меч не может причинить им особого вреда. Уязвимы у них разве что суставы: шея, локти, запястья, колени. Остальное крепкое, как кольчуга, поэтому запомни: только ударом в эти места их можно ранить или убить.
— Ничего себе! — пробормотал Конан. — Похоже, я действительно крепко влип. А сколько их, этих монстров?
— Несколько сотен, — ответил Нинус, — но книги подсказывают, что они будут крайне опасны только через семь дней, а до этого их мощь не так велика. Они пока как волки или собаки — почти ничего не умеют и неуправляемы, но сожрать могут, только кости захрустят. А через несколько дней они будут уже обученными воинами, и тогда даже сотня таких, как ты, вряд ли справитсяс этим войском.
— Откуда ты это узнал? — удивился Конан.
— Во-первых, из книги, да и Денияра помогла, а во-вторых, я зря, что ли, в Ларшу мотался? Ты забыл, что и моя голова тоже сосчитана этим Горбуном?
— Тогда дело советника подвернулось очень вовремя. Надо торопиться, — произнес Конан. — Завтра мне дают пять стражников под начало, Гисана в придачу — и выступаем.
— Что ж, пусть удача тебя не покинет, — напутствовал его Нинус.
Рано утром небольшой отряд из шести всадников покинул Шадизар. Советник не поскупился: кони под седоками были отличные, и еще каждый вел в поводу запасную лошадь. Правда, подумал про себя киммериец, стражники могли быть и получше, но уж какие есть — в Заморе народ был, по сравнению с варваром, мелкий.
«Посмотрим их в деле», — решил Конан и пришпорил лошадь. Путь был неблизкий: нужно было к концу дня достичь первого селения и там попытаться расспросить местных жителей. Чем Нергал не шутит, может быть, кто и вспомнит какие-нибудь подробности про исчезнувший караван.
Киммерийца беспокоил проводник. После того, что сказал Нинус, за старикашкой Гисаном требовался тщательный присмотр.
Конан впервые был в этих местах, поэтому с любопытством осматривал все вокруг. Плоская, обожженная солнцем степь, иногда большие пространства сплошь занимали голый камень и песок. Постепенно пустыня вытеснила степь, и кавалькада начала пересекать безбрежное море песка. Когда солнце поднялось высоко и стало совсем жарко, они достигли небольшого оазиса, где из-под камней с журчанием вытекал серебристый ручеек, наполнявший круглое озерцо, чуть больше по размерам, чем зал во дворце советника. Полянку покрывала сочная высокая трава, маленькая рощица невысоких, но крепких, с густой кроной деревьев приникла к берегу озерца.
Путники спешились, напоили лошадей и, растянувшись на траве под спасительным покровом листвы, решили переждать палящий полуденный зной и дальше отправиться чуть попозже, когда солнце начнет склоняться к горизонту. Гисан уверял, что еще до заката они достигнут селения. Пообедали отличным овечьим сыром, мясом и фруктами. За едой киммериец приглядывался к своим спутникам, время, проведенное в Городе Негодяев, приучило его к осторожности — случая со Слоном он не забыл. Кто знает, может быть, весь этот маскарад с вооруженным отрядом — только прикрытие, чтобы расправиться с ним без лишнего шума вдали от Шадизара? Он машинально поправил вышитую ленту, которую повязала ему в очередной раз Денияра — не стоит пренебрегать тем, что однажды уже помогло спасти жизнь.
Гисан не обманул — солнце еще не село, а маленький отряд уже въезжал в ворота караван-сарая, находившегося на окраине селения. Большинство каменных домиков с плоскими черепичными крышами ютилось вдоль русла почти обмелевшей к середине лета речки, некоторые жилища были построены на холмах. Караван-сарай окружала высокая стена, сложенная из крупных глыб местного темно-серого камня. На пыльном, вымощенном таким же камнем дворе остановились на ночлег сразу несколько караванов торговцев, путешествующих через пески и степи от города к городу. Под навесом меланхолично перетирали свою жвачку привязанные к обшарпанным деревянным шестам лошади, ишаки и верблюды, которых ничуть не беспокоил невероятный шум, повисший над площадью: крики торговцев и караванщиков, лай собак, блеяние овец, звон металла, раздававшийся из кузницы в дальнем углу двора, — их трудовой день закончился.