Кроме того, когда речь заходит об отсылках к «Дрянным девчонкам», ограничений не существует.
— Думаю, Крошка Тим23 подойдет больше, — смеюсь я, когда Киран наконец присоединяется ко мне, помогая вешать гирлянду на елку. Мы работаем в тандеме — я протягиваю ему длинный отрезок, а он продевает его сквозь ветви дерева.
— В тебе нет ничего крошечного, детка.
Мое сердце замирает от нежности, и я застываю на месте. Рейн не сразу это замечает — просто протягивает руку, чтобы взять у меня еще, в то время как другой поправляет отрезок гирлянды, которую несколько мгновений назад продевал сквозь ветви ели.
Затем Киран переводит на меня взгляд, вероятно, желая узнать, в чем дело. Ошеломленное выражение на моем лице вынуждает его остановиться:
— Что такое? Почему ты так на меня смотришь?
Я не отвечаю, просто продолжаю пялиться. И замечаю момент, когда он осознает свои слова, потому что щеки и кончики его ушей краснеют.
— Извини, само как-то вырвалось.
Я прикусываю губу, пытаясь сдержать улыбку, но это бесполезно. И вскоре ухмыляюсь, как полный идиот. Я всегда улыбаюсь Кирану. Потому что, как бы странно это ни звучало, особенно учитывая, через что мы прошли… Я счастлив.
По-настоящему счастлив.
Больше, чем следовало бы, зная, что сплю с врагом.
Если Кирана можно так назвать, принимая во внимание последние дни.
Откашлявшись, я протягиваю ему следующий отрезок:
— Не извиняйся, я не против, — говорю я ему, и это чистая правда. Не то чтобы я не называл Рейна деткой, но обычно использую слово как насмешку. — Просто не ожидал.
Киран продолжает развешивать гирлянду, не встречаясь со мной взглядом, однако издает странный звук — нечто среднее между смехом, кашлем и стоном, когда наступает неловкая тишина.
Черт.
После того, как вся гирлянда оказывается на дереве, Рейн, наконец, заговаривает со мной, одновременно вытаскивая из коробки игрушки и развешивая их в случайном порядке:
— Слава Богу, ты хотя бы не заставляешь нас слушать рождественскую музыку.
Я смеюсь, но в душе удивляюсь. Как, черт возьми, я мог об этом забыть?
— Спасибо за напоминание, детка, — ухмыляюсь я, обнимая Рейна за шею и снова целуя. Акцент на слове «детка» вынуждает его покачать головой, но, по крайней мере, лед снова оттаял.
Все еще удерживая Рейна за шею, я открываю на телефоне Google-ассистент и прошу включить Рождественский плейлист. Через несколько секунд раздается старая добрая «Frosty the Snowman».
Прикусив губу, я смотрю на Рейна, который бросает на меня свирепые взгляды.
Да уж, дух Рождества определенно ему чужд.
Киран берет в ладони мое лицо, и я слегка побаиваюсь, что он решит сыграть в «Игру престолов» и превратить мой мозг в кашу, выжав его через глазные яблоки.
— В такие моменты я скучаю по своей ненависти к тебе.
А затем он прижимается своим ртом к моим губам. От его властного поцелуя у меня подворачиваются пальцы ног, но я не позволяю своему разуму задерживаться на непреднамеренном признании, что Рейн больше не испытывает ко мне ненависти.
Его поцелуй яростный, полный желания и невысказанных обещаний. Наши языки соприкасаются, и из меня вырывается стон. Мы отчаянно трахаем друг друга ртами в попытке нырнуть еще глубже.
Не думаю, что когда-нибудь привыкну к поцелуям Кирана — к тому, какой он на вкус. Именно он.
Но, черт возьми, мне так этого хочется. Отчасти, я надеюсь, что происходящее с нами будет длиться вечно. И в то же время боюсь каждого прожитого дня.
Я понимаю, что такое мышление опасно, и даже безумно. Мы стали спать друг с другом всего несколько дней назад, а я уже слишком привязался к Рейну.
Ну как тут не волноваться?
Киран Грейди был рожден, чтобы разбивать сердца.
И, судя по всему, я тот самый идиот, который вызвался отдать дань уважения и поставить на кон свое сердце и тело, позволив Рейну провести тест-драйв на авто под названием «гей-спектр».
Как будто такой вообще существует.
Конечно же, есть разница между геем, би и натуралом. Но на этом все. Нельзя быть почти геем или слегка би. Нельзя иногда любить трахать парня в задницу или рот так же, как иногда просить добавить в хот-дог горчицу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Да, сексуальные предпочтения в целом могут быть гибкими, но без всяких серых зон.
Тебе либо нравится член, либо нет. Либо нравятся парни, либо, черт возьми, нет.
То, как Киран отвечает на мои ласки, говорит обо всем, что мне нужно знать.
Ему нравится.
Я чувствую, как его эрекция прижимается к моей ноге, пока мы продолжаем пожирать друг друга. Рейн скользит рукой вниз, чтобы обхватить меня через штаны, что напоминает мне о деле, которое нам нужно закончить. А именно, нарядить елку.
В конце концов, секс может подождать.
Отстраняясь, мы оба задыхаемся, как будто пробежали марафон. Если бы такое было возможно, я бы сказал, что слышу, как его сердце бьется в том же ритме, что и мое.
— Нам нужно закончить, — указываю я на елку, пытаясь вырваться из хватки Кирана, прежде чем тот успеет притянуть меня обратно.
Однако я недостаточно быстр, потому что парень касается моих губ в последнем целомудренном поцелуе, прежде чем позволить мне отойти:
— Ладно, но только, если ты выключишь эти песнопения до тех пор, пока я тебя не трахну.
***
Рад сообщить, что после украшения елки, а затем огненной сессии в позе шестьдесят девять, после которой я официально узнал, что означает «кусать подушку», мне удалось разгринчевать Рейна.
Ладно, не совсем, но я благодарен хотя бы за то, что он больше не жалуется на рождественскую музыку, украшения и все остальное, что относится к моему любимому празднику.
Оторвав взгляд от блюда с мясным пирогом, который Рейн хотел попробовать, я замечаю, как он идет по коридору с большим конвертом в руке — чуть больше фотографии, размером четыре на шесть.
Поставив стеклянную форму на прихватку, я киваю на конверт:
— Что это?
Прикусив губу, Рейн переминается с ноги на ногу, прежде чем положить его на столешницу островка. Он смотрит на конверт с добрую минуту, словно на бомбу, готовую в любой момент взорваться, и полностью игнорирует мой вопрос.
— Я… — начинает Рейн, прочищая горло. Дважды. Его взгляд цвета виски встречается с моим, и Киран вздыхает: — Слушай, Рив. Я… Черт…
Проклятие вырывается резким звуком, прежде чем он садится на один из барных стульев и проходится руками по волосам. Затем Киран закрывает лицо ладонями и качает головой.
Какого черта?..
Я уже собираюсь к нему подойти, но едва делаю шаг, как Рейн поднимает руку:
— Пожалуйста, не трогай меня сейчас. Я в порядке. Просто дай мне минутку.
Он выглядит как угодно, но только не в порядке. Его кожа бледнее, чем у тех, кто никогда не видел солнечного света, и, кажется, будто Кирана сейчас стошнит.
Но я не двигаюсь и почти не дышу. Потому что если и узнал что-то о Киране Грейди, так это то, что, если станешь на него давить, тебя ждет эпическая битва. И его гнев не такой, с которым бы хотелось столкнуться.
Но, это не значит, что я не умираю от желания спросить Рейна, в чем дело. Мне нужно отвести руки от его лица и посмотреть в янтарные глаза, которые ловят каждую мою мысль, чтобы понять, что же не так, и как я могу помочь.
Вместо этого я жду, прикусывая внутреннюю сторону щеки так сильно, что проступает кровь. Я наблюдаю, как Рейн тянется к конверту, начиная теребить уголок пальцами, а затем вращать медленными кругами.
Тогда до меня доходит, что это не письмо. На нем нет адреса, и, похоже, оно не вскрыто.
Тогда… что же это?
— Это для тебя, — тихо бормочет Киран, словно читая мои мысли.
Черт, я бы и не удивился. Недаром, даже когда мы вцеплялись друг другу в глотки, нам все равно удавалось ощущать нашу связь.