Джоан Хейнс.
Иногда я навещаю ее, проверяю, как идут дела, делаю за нее покупки, когда она не может выйти. Я больше не обязан этого делать, но все равно делаю.
— А почему она не может выйти?
— Просто паранойя. Она привыкла к тому, что я все время прихожу. Но с тех пор, как ее перевели в категорию невысокого риска, я стал приходить реже, и ей трудно с этим смириться.
— Наверное, она видела в вас второго отца.
Нил оставляет это замечание без ответа.
— Банды, которую сдал Дэн, больше не существует. Но несколько недель назад ей казалось, что трое из них ее преследуют.
И это было так на самом деле?
— Нет, — отвечает он, глядя в пространство. — Она все придумала.
— Но ведь ее действительно преследовали. По крайней мере Кейден Коттерил.
Нил качает головой и молчит. Господи, он выглядит таким несчастным. А я-то думала, что он сможет хоть как-то подбодрить меня. Здесь так мрачно: сырые углы, продранный кошками коричневый диван, коричневое кресло, маленький телевизор со старинной антенной, крошечная ванная. Убожество, уныние и холод. Мне хочется спалить это место дотла. Нил продолжает пялиться в телевизор.
— Так вы не восприняли ее жалобы всерьез?
— Нет! Не воспринял! — почти кричит он. — Нет никаких новых угроз. Вы не представляете, сколько я от нее натерпелся за эти годы, а она продолжает придумывать все новые истории про телефонные звонки, каталоги гробов и мужчин, которые ее преследуют. Она просто добивается внимания.
— Хорошо, хорошо, — говорю я, стараясь его успокоить. — Господи, я ведь только спросила.
— У нее это постоянно. — Нил вскакивает на ноги и начинает ходить из угла в угол. — Она — как испорченные часы: показывает одно время, отбивает другое, и ни одно из них не соответствует реальности. Последний год наблюдать за ней было просто кошмаром.
— А что было в том сообщении, которое она вам оставила?
— Я уже не помню.
— Да все вы помните. Разве вы можете выбросить его из головы? Ну, что она сказала? Говорите!
Он показывает рукой на розетку, и я вижу на маленьком столике его телефон, подключенный к зарядному устройству.
— Она сказала, что с нее достаточно. Сказала, что хочет умереть. А потом попросила прощения и повесила трубку.
Я вижу, что он гораздо более обеспокоен, чем показывает. Мне ужасно хочется пить, и я снова беру в руки кружку — лучше уж такой чай, чем вообще ничего, — но вкус какой-то странный.
— Бр-р-р. Что это?
— Чай.
— Молоко, что ли, прокисло?
— Я добавил туда стопку виски, чтобы успокоить ваши нервы.
— Мои нервы в порядке, — говорю я, ставя кружку обратно на столик. Какой-то он все время дерганый. И тут я вспоминаю, как подобным образом выглядел мой отец: да он просто пьян. А вот и бутылка, спрятанная позади горшка с увядшей петрушкой.
— Сколько вы уже приняли?
— О господи, только не начинайте.
— Если снова начнете на меня кричать, дам в морду, — предупреждаю его я. — Терпеть не могу алкоголиков. Понятно?
Он поднимает руки вверх, показывая, что сдается.
— Коттерил сказал, что были какие-то следы крови на ковре.
— Да, я видел их. Но он говорил, что недавно у нее шла кровь из носа, так что не думаю, что это существенно. Но ванна наполнена водой, и вот этого я не понимаю.
В его голосе не слышится беспокойства, только недоумение. Иду в ванную и включаю свет. Ванна наполовину заполнена ярко-синей водой, по поверхности которой плавают крошечные золотые звездочки, образующие сложный узор в потоках сквозняка, дующего через щель в окне. По краю ванны и на полу лежит несколько блестящих упаковок от таблеток — все они пустые. Снотворное, 50 миллиграмм.
— Ничего там не трогайте, — кричит Нил из гостиной. — На всякий случай.
— На какой еще случай?
— На случай, если окажется, что есть что-то, чего мы с вами не заметили.
Выключаю свет и иду в спальню. Здесь все такое же темное и тусклое, как и в гостиной. На стенах — грязно-желтые обои. Убогая односпальная кровать с помятыми простынями и тонким одеялом. Внутри открытого гардероба лежит новорожденный ребенок, завернутый в розовое с желтым одеяло. Наклоняюсь и дотрагиваюсь до лица куклы — она выглядит совершенно как живая. Беру ее на руки — вес как у настоящего ребенка, но пахнет пластиком. На спине — маленький переключатель: плакать, дышать, писать, спать. Ставлю его в положение «спать» и бросаю куклу на кровать. Дотрагиваюсь до простыни — она сырая.
— Вся кровать сырая, — говорю я, возвращаясь в гостиную.
— Вся квартира сырая, — невозмутимо отвечает он.
— Нет, она действительно сырая.
Подхожу к журнальному столику и снова пробую свой чай с виски. Нет, все так же отвратительно. Иду в кухоньку и выливаю его в раковину.
— Почему ванна наполовину заполнена? И почему кровать сырая?
— Может, она оставила на ней мокрые полотенца? Я не знаю.
— А почему она приняла так много таблеток?
— Я вообще не уверен, что она их принимала. Там на дне ванны куча чего-то синего.
— Но зачем класть в ванну снотворное? Что это значит?
— Чтобы мы подумали, что она их приняла.
— А одежда ее вся на месте?
— Не знаю. Там на подоконнике ее телефон, — Нил кивает в сторону ванной. — Когда я пришел, он проигрывал музыку.
— Как вы зашли?
— У меня есть ключ. Никаких следов взлома не было, если вы думаете в этом направлении.
— А как насчет щели в окне ванной?
— Она там уже давно.
— Что же все это значит? — спрашиваю я, беря в руки различные предметы и снова ставя их на место. И тут я обращаю внимание на то, что на подарках, разложенных вокруг елочки, серебряными блестками написаны имена — Принц Роланд, Принцесса Табита…
— Это подарки для ее кошек, — говорит Нил.
— Каких кошек?
— Они, должно быть, где-то прячутся. Или ушли ловить мышей, — отвечает Нил, потирая глаза, и направляется в ванную. Он закрывает дверь, и оттуда доносится журчание воды.
Под елочкой лежат семь подарков — для семи кошек.
Выйдя из ванной, Нил снимает пальто и вешает его на дверь.
— Господи, как же тут холодно!
— Вы что, только что заметили?
— Я только сейчас снял пальто.
— Послушайте, Нил. Тут лежат семь подарков с именами семи кошек, но самих кошек нигде не видно.
— Это даже не ее кошки. Она крадет их у хозяев, которые, по ее мнению, плохо с ними обращаются. Она тратит на них все свои деньги.
Одним глотком он допивает свой чай и ставит чашку на столешницу.
Так, вот и