первый раз? — спрашиваю я.
— Когда она жила в Манчестере, она убежала, оставив записку, что с нее хватит, — отвечает Нил, прихлебывая чай и не отрывая глаз от экрана. — Я погнал туда, думая, что она собирается броситься с моста, а когда добрался, она открыла мне дверь как ни в чем не бывало. И так было дважды. Тогда я перестал с ней цацкаться, и больше такого не повторялось.
— Что значит вы перестали с ней цацкаться?
— Я сказал, что если это повторится еще раз, передам ее дело другому сотруднику. В тот раз этого оказалось достаточно. Но это было еще до железнодорожной катастрофы.
— Она попала в железнодорожную катастрофу?
— Она сказала, что попала в нее, хотя ее там и близко не было, и рассказывала по телевизору о своих травмах. Она все время лжет.
Присаживаюсь на краешек кресла, попытавшись стряхнуть с подлокотника кошачью шерсть. Бесполезно — она повсюду.
— Что это значит?
— Судите сами, — отвечает он. — Она меняет свое имя в зависимости от того, с кем она говорит. У нее семь кошек, и все они не ее. И это только вершина айсберга. Она… совершенно ненормальная.
Он смотрит на меня, и я ему верю. Он знает ее. Это Коттерил узнал о ее существовании всего месяц назад, Нил же знает ее дольше, чем я.
— Откуда вы приехали? Из Эдинбурга?
— Нет, я базируюсь в Бристоле, но последние несколько дней был у родителей в Дамфри.
— Так как же вы узнали, что она исчезла?
Нил отворачивается к телевизору. Историк зачитывает длинный список: недельный рацион короля Генриха. Я уже думаю, что Нил оставит мой вопрос без ответа, но он внезапно снова поворачивается ко мне.
— Она оставила мне сообщение на голосовой почте. Я не хотел его слушать, потому что это всегда одно и то же — она просит меня приехать. Ей все время кажется, что за ней следят. Просто сплошная история про Питера и волка.
— Но ведь волк в конце концов съел Питера[16].
— Вот поэтому я и прослушал сообщение. Потому что всегда существует такая возможность. Я вошел в квартиру и нашел осколки стекла.
— Где?
— В спальне. И здесь тоже. Она все это специально подстроила.
Мое сердце сжимается. В любую минуту Алиса может войти сюда через эту дверь, и тогда она увидит меня, и мы снова будем вместе, как раньше. Ну, конечно, не совсем так, как раньше. На несколько мгновений я полностью погружаюсь в свои мысли, а когда прихожу в себя, вижу глядящие на меня в упор печальные серые глаза Нила.
И тут я понимаю, что он может помочь мне понять Алису, может рассказать мне о ней Протягиваю руку к чаю, который он мне приготовил, но в нем слишком много молока, и я ставлю его обратно на журнальный столик.
На экране телевизора другой историк в белых перчатках перелистывает старый запыленный фолиант.
— Мне снились кошмары про Алису, — говорю я Нилу, не будучи уверена, что он слушает. Его взгляд устремлен на экран. — Нам не разрешали про нее спрашивать, но мы много о ней говорили — я, Пэдди и Айзек. Это мои братья.
Он слегка приподнимает брови.
— Я воображала, что злая колдунья сделала Алису маленькой, и мне надо ее найти. Я все время боялась потерять ее. Боялась, что отец разрежет ее газонокосилкой.
— Довольно глупо.
— Да, я знаю, что это глупо, но это было единственное, что я могла принять. Каждый раз, когда отец собирался подстригать траву, он должен был исполнять этот дурацкий ритуал — кричать на весь двор, чтобы Алиса успела убежать. А если он не кричал, то кричала я. Бедный мой отец! Потом я стала воображать, что ее унесла большая птица. Я стала залезать на деревья и рыться в гнездах.
— Да, вам пришлось нелегко, — бормочет он, все еще не глядя на меня. Я начинаю плакать. Голова просто разламывается, и в висках стучит, но от плача мне становится только хуже.
— Когда мне было лет тринадцать или четырнадцать, на уроке художественного творчества мы делали куклы из папье-маше. Я рвала газету и увидела статью о девочке, которую сбила машина. Я стала думать, что это была Алиса, и пыталась убедить себя, что она умерла, но какой-то голос внутри меня всякий раз говорил: «А что, если нет?» Что случилось с ними в тот день в аэропорту?
— Это закрытая информация, — отвечает он, похрустев суставами пальцев.
— Да ладно вам. Это было восемнадцать лет назад. Какое это теперь имеет значение?
— Но она все еще закрыта.
— РАССКАЗЫВАЙТЕ.
— Они поехали в Шотландию, а через некоторое время перебрались в Ливерпуль. Пару лет все шло хорошо.
— А потом?
— Несколько членов банды выследили их, и нам пришлось переместить их в Скарборо. Там все шло хорошо, пока Алисе не исполнилось восемнадцать.
Лицо Нила темнеет. Я молча жду несколько минут. В телевизионной программе начинается рекламная пауза, и тогда он, наконец, произносит:
— Трое мужчин проникли к ним в дом.
— И что они сделали?
— Вы уверены, что хотите знать? — спрашивает он, допивая чай большими глотками.
— Мне нужно это знать.
— Они избивали его все утро, привязав к батарее, а потом задушили. На глазах у Алисы. — Он просто констатирует факты, в его словах нет ни капли тепла.
— Алиса видела это?
— В тот день она вернулась из колледжа позже обычного. Они ждали ее, привязали к батарее в другом конце комнаты и тоже избили. Но они оставили ее в живых, только заставили смотреть.
Они… ее изнасиловали? — спрашиваю я, вытирая слезы.
— К счастью, нет. У них в банде был тип, который пытал женщин таким образом, но он тогда сидел в тюрьме. Нет, ее не насиловали. Но избили ее так, что ей пришлось удалить матку, и у нее теперь не может быть детей.
— О господи.
— Я не был у них несколько дней, но Дэн не отвечал на звонки, и я поехал посмотреть. Когда я нашел их, пульс у Алисы был едва различим. Вернувшись домой, открыл бутылку виски и выпил не отрываясь.
— Так вы спасли ей жизнь? — Слезы льются не переставая. Нил протягивает мне пару бумажных полотенец.
После больницы ее на время перевели в Манчестер, а затем снова в Ливерпуль. А перед тем, как переехать сюда пару месяцев назад, она какое-то время провела в Ноттингеме.
— Под другими именами?
— Да. У нее все было новое: имена, паспорта, работа. Она была Энн Хилсом, Мелани Смит и Клер Прайс. А теперь она —