Читать интересную книгу Одиссея Грина - Филип Фармер

Дальнейшие препирательства были бесполезны. Черчилль решительно двинулся вперед по улице, но, обогнув угол, остановился, глядя на стайку мальчишек и девчонок, играющих в мяч.

Подождав минут пять, он тяжело вздохнул. Видимо, никто не хотел идти с ним.

Но он ошибся. Тронувшись с места, он услыхал Сарванта:

— Подождите минутку, Черчилль!

— А где остальные?

— Азиаты решили добираться до родных мест. Когда я уходил, они все еще спорили; угнать ли им корабль и пересечь Атлантику или похитить оленей и на них добраться до Берингова пролива, а оттуда, морем, до Сибири.

— Смелые люди, ничего не скажешь. И безрассудные. Неужели они всерьез думают, что это им удастся? Или что у них дома условия получше, чем здесь?

— Они не понимают, что их ждет. Просто потеряли голову.

— Я бы хотел вернуться и пожелать им удачи. Все-таки они храбрые парни. Мне хотелось их расшевелить, но я, похоже, перестарался.

— Я благословил их, хотя почти все они атеисты, — сказал Сарвант. — Но боюсь, что их кости побелеют на этом материке.

— А что же вы? Будете пробираться в Аризону?

— Насколько я смог увидеть с корабля, там нет не только общества, но и людей вообще. Юта выглядит ненамного лучше, даже Большое Соленое Озеро высохло. Возвращаться мне некуда. Ну, а здесь работы хватит на всю жизнь.

— Работы? Уж не собираетесь ли вы проповедовать? — Черчилль недоверчиво посмотрел на Сарванта, словно впервые увидел его.

Нефи Сарвант был невысоким, смуглым, костистым человеком лет сорока с весьма характерной внешностью: вздернутый подбородок, казалось, был заострен на конце, тонкие губы и нос крючком. Спутники часто шутили, что в профиль он напоминает щипцы для орехов.

Его большие выразительные глаза сейчас буквально засветились. Вот так же они вспыхивали не раз во время полета, когда он превозносил достоинства своей церкви как единственной истинной из сохранившихся на Земле. Нефи принадлежал к секте, называвшей себя Последними Хранителями ортодоксального ядра христианства. Правда, в конце концов и члены этой секты стали отличаться от других христиан только тем, что чуть чаще посещали свои храмы. Религиозный пыл у них угас.

И лишь небольшая группа Хранителей, к которой принадлежал Сарвант, отказывалась смириться с пороками своих соседей. Организовав штаб-квартиру в штате Аризона, эта группа стала рассылать миссионеров в охладевший к религии мир.

Сарвант попал в экипаж «Терры» потому, что был крупнейшим авторитетом в своей области теологии. С него взяли клятвенное обещание, что он не будет обращать в свою веру остальных членов экипажа. Он и не пытался делать это прямо, но предлагал всем Библию своей церкви и просил, чтобы ее прочли. После этого он пытался объяснить суть отдельных положений.

— Конечно, я намерен проповедовать! — сказал он. — Эта страна так же широко открыта для Священного Писания, как во времена Колумба. Честно скажу Вам, Руд: когда я увидел опустошение родного Юго-Запада, меня охватило отчаяние. Мне казалось, что моя церковь исчезла с лица Земли. А если это так, значит, моя церковь была ложной, ведь один из главных наших постулатов — ее вечность. Но я молился, и прозрение снизошло на меня. Ведь я еще существую! И моими трудами наша вера вновь возродится и притом так, как никогда прежде, поскольку те язычники, которые убедятся в истине, станут первоапостолами. Наше учение распространится, словно пламя. Мы — Последние Хранители — не имели большого влияния на остальных христиан, поскольку они считали, что уже давно обрели истинную веру, и не хотели иной. А значила она для них едва ли больше, чем спортивный клуб. Но ведь главное — праведный путь.

— Я понимаю вас, — сказал Черчилль. — Только прошу одного — не приобщайте меня к своей вере. У нас и без этого хватит трудностей. Пошли.

— Куда?

— Куда-нибудь, где мы сможем продать эти дурацкие костюмы и достать местную одежду.

Улица, по которой они двинулись, шла с севера на юг, и Черчилль предположил, что если все время идти к югу, то она приведет к гавани. Там, если верх не стал низом, должна быть хоть одна лавка, где можно сменить одежду и, возможно, даже не без выгоды. Пока что по обеим сторонам улицы стояли аккуратные жилые дома и большие общественные здания. Жилые дома располагались в глубине ухоженных дворов и были построены из кирпича и цемента. В основном это были одноэтажные, вытянутые по фасаду постройки. Дома не отличались разнообразием, только выкрашены были в разные тона. Перед каждым домом стоял столб тотема. Столбы были большей частью высечены из камня — дерево берегли для изготовления судов, экипажей, оружия и на топливо.

Общественные здания располагались ближе к улице, они были построены из кирпича и зачастую облицованы мрамором. Вокруг многих домов тянулись колоннады, на куполах крыш стояли статуи.

Сарвант и Черчилль шли по мостовой, поскольку тротуаров не было. Время от времени им приходилось отступать поближе к зданиям, чтобы избежать столкновения со всадниками на оленях или повозками. Всадники были богато одеты и не обращали внимания на пешеходов; зачастую они неслись во весь опор, не сомневаясь, что пешеходы сами поостерегутся, чтобы их не затоптали.

Вскоре характер улицы изменился в худшую сторону: однообразные обшарпанные дома здесь жались друг к другу, лишь изредка их массу прорезали узкие переулки. Скорее всего, это были общественные здания, проданные частным владельцам под лавки, ночлежки и доходные дома. Прямо на улице в грязи копошились голые дети.

Черчилль отыскал нужную лавку и вместе с Сарвантом вошел в нее. Лавка оказалась тесной конурой, заваленной различной одеждой. Цементный пол и стены были грязны, противно воняло собачьим калом. Два пса неопределенной породы с лаем бросились на вошедших.

Хозяин был невысок, лыс, с большим животом и двойным подбородком, с большими медными серьгами в ушах. Вид у него был такой же, как у любого лавочника из любого столетия, разве что время наложило на черты его лица некоторый отпечаток сходства с оленем.

— Мы хотим продать нашу одежду, — обратился к нему Черчилль.

— А она разве чего-нибудь стоит? — спросил лавочник.

— Как одежда, возможно, немного, — ответил Черчилль. — Но мы хотим продать ее как раритет. Мы с космического корабля.

Маленькие глазки хозяина расширились.

— О, братья Героя-Солнце!

Черчилль не уловил смысла этого восклицания. Что он знал — так это то, что Том Табак вскользь обронил, что капитан Стегг стал Героем-Солнце.

— Я уверен, что ты сможешь продать любой предмет из нашей одежды легко и недешево. Эти одежды были среди звезд, в местах столь отдаленных, что идти к ним без остановки для еды и отдыха пришлось бы тысячи лет да еще целую вечность. Ткани этих костюмов хранят свет чужих солнц и запах экзотических миров, где, сотрясая землю, бродят чудища побольше этого дома.

Однако на лавочника это на произвело особого впечатления.

— А Герой-Солнце прикасался к этим одеждам?

— Много раз. Однажды он даже одевал эту куртку.

— О-о!

Хозяин, должно быть, понял, что выдал свой интерес. Он потупил глаза, лицо его снова сделалось безразличным.

— Все это очень хорошо, но я бедняк. И у матросов, которые заглядывают в мою лавку, денег не так уж много. Когда они выходят из таверн, они готовы продать собственную одежду.

— Резонно. Но я уверен, что вы имеете дело и с теми, кто может продать эти вещи более состоятельным господам.

Хозяин вынул из кармана юбки несколько монет.

— За все я даю вам четыре колумба.

Черчилль взял Сарванта за руку и двинулся к выходу.

— Я мог бы предложить пять колумбов.

Черчилль показал на юбку и сандалии.

— Сколько это стоит? Или, вернее, сколько вы запрашиваете за это?

— Три рыбы.

Черчилль задумался. По золотому содержанию колумб был примерно равен пяти долларам двадцать первого века. Рыба равнялась четверти доллара.

— Но я же отлично знаю, что вы на нас заработаете тысячу процентов. Я отдам все за двадцать колумбов.

Хозяин в отчаянии всплеснул руками.

— Идемте отсюда, Сарвант. Я бы мог пройтись по домам богачей и распродать вещи по одной. Но у меня нет времени. Даете двадцать или нет? Спрашиваю в последний раз.

— Вы вырываете хлеб из рта моих бедных детишек, но я принимаю ваше предложение.

Через несколько минут оба звездолетчика вышли из лавки, одетые в юбки, сандалии и круглые шляпы с вислыми полями. Талии стягивали широкие кожаные пояса с ножнами для стальных ножей. Убранство довершали сумки с накидками от дождя, а в карманах у обоих еще оставалось по восемь колумбов.

— Следующая остановка — гавань, — сказал Черчилль. — Когда-то я ходил матросом на яхтах богачей во время летних каникул, чтобы заработать на колледж.