Читать интересную книгу Одиссея Грина - Филип Фармер

— Надеюсь, праздник вот-вот начнется. И чем скорее, тем лучше.

— Бог с тобой! — воскликнул Кальтроп. — Разве твоя душа не вдоволь натерпелась всяких страхов?

— Не знаю. Но во мне сейчас появилось что-то такое, чего раньше не было. Я чувствую такое влечение и такую силу… настоящую силу, какой не знал прежде. Я ощущаю себя… ощущаю себя… богом! Богом! Во мне кипит мощь всего мира! Я хочу взорваться! Тебе не дано понять, что я чувствую! Ни одному простому смертному не дано.

Снаружи донесся крик бегущих по улицам жриц.

Стегг и Кальтроп стояли, окаменев, слушая шум мнимой схватки между жрицами и Почетной Стражей. Затем схватка переросла в битву — это в бой против жриц пошли Лоси.

И вот они уже в коридоре. Лоси с грохотом срывают двери с петель, берут Стегга на плечи и выносят наружу. Мгновение он, казалось, еще не понимал, что происходит, а потом обернулся и закричал:

— Помоги мне, док! Помоги!

Кальтропу оставалось только всхлипывать.

4

Их было восемь: Черчилль, Сарвант, Ястржембский, Лин, Аль-Масини, Стейнберг, Гбве-Хан и Чандра.

Они, да еще отсутствующие Стегг и Кальтроп, только и уцелели из тех тридцати, что покинули Землю восемьсот лет назад. Они собрались в большой гостиной здания, где их держали под запором уже шесть недель, и слушали Тома Табака.

Том Табак не было настоящим именем. Никто не знал, как звали его на самом деле. На этот вопрос он обычно отвечал, что, мол, не имеет права называть свое имя и откликаться на него. Сделавшись Томом Табаком, он уже не был больше человеком. По понятиям Ди-Си он стал полубогом.

— Если бы все шло, как положено, — говорил он, — с вами разговаривал бы не я, а Джон Ячменное Зерно. Но Великой Седой Матери было угодно прервать его жизнь до Праздника Посева. Состоялись перевыборы, и я, как глава братства Табака, занял принадлежавшее ему место правителя Ди-Си. И буду им, пока не состарюсь и не ослабею, а тогда будь что будет.

В то короткое время, что экипаж звездолета был в Вашингтоне, все они изучали произношение, грамматику и словарный состав языка Ди-Си, хотя избавиться от акцента оказалось практически невозможно. Английский язык сильно изменился, появились многие звуки, которых никогда не было не только в английском, но и в древнегерманском, много новых слов пришло из других языков, ударения и интонации стали играть в значении фразы большую роль. К тому же, незнание культуры Ди-Си было серьезной помехой для понимания языка. Да и сам Том Табак плохо говорил на основном диалекте. Он родился и вырос в Норфолке — самом южном городе Ди-Си, и язык его соплеменников так же отличался от языка жителей Вашингтона, как испанский от французского или шведский от исландского.

Том Табак, как и его предшественник Джон Ячменное Зерно, был высок и очень худ, но, в отличие от того, вся его одежда была коричневого цвета, как, кстати, и длинные волосы, из коричневых зубов торчала длинная сигара. По ходу разговора он вытаскивал из кармана юбки сигареты и раздавал астронавтам. Никто кроме Сарванта не отказывался, и все находили Их превосходными.

Том Табак выпустил густое облако зеленого дыма и продолжил:

— Вас отпустят на свободу после моего ухода. И случится это очень скоро, поскольку человек я весьма занятой. Мне еще многое нужно решить, подписать кучу бумаг и отдать много распоряжений. Все мое время принадлежит Великой Седой Матери.

Черчилль был первым помощником на «Терре» и теперь, когда Стегга не было, он стал не только формальным лидером, но, благодаря своей сильной личности, и фактическим.

Он был невысок и коренаст, с мощной шеей, толстыми руками и крепкими ногами. Лицо его имело несколько детское выражение, но в то же время казалось волевым. Пышная курчавая шевелюра обрамляла розовое лицо в веснушках, а глаза были круглыми и прозрачно-голубыми, тоже как у ребенка. И хотя с первого взгляда он мог показаться нерешительным, оказалось, что ему присущ природный дар командовать теми, кто окружал его. Голос его звучал уверенно и мощно.

— Возможно, вы занятой человек, мистер Табак, но все-таки не настолько, чтобы уйти, не рассказав, что происходит. Нас взяли в плен. Нам не позволяют общаться ни с капитаном, ни с доктором Кальтропом. Есть все основания подозревать, что вокруг них затеяли какую-то нечистую возню. Когда же мы справляемся о них, нам спокойно отвечают: «Что суждено, того не избежать». Очень успокаивающе, что и говорить! Я требую, мистер-Табак, ответов на наши вопросы. И не думайте, что мы побоимся ваших телохранителей за дверью. Мы хотим, чтобы вы ответили нам, причем сию же минуту! Мы имеем право знать.

— Возьмите еще сигарету и поостыньте, — с важным видом ответил Том Табак. — Конечно, вы обеспокоены и недовольны, но о правах не говорите. Вы не граждане Ди-Си, и положение ваше очень шаткое. Но я все же отвечу на ваши вопросы. Ради этого я и пришел сюда. Первое — вас освободят. Второе — вам будет дан месяц на то, чтобы вы могли прижиться в Ди-Си. Третье — если к концу месяца вы не оправдаете наших надежд и не станете хорошими гражданами, то будете убиты. Да-да, не изгнаны, а убиты. Если бы мы выпроводили вас через границу в какую-то другую страну, этим мы увеличили бы население враждебного государства. Мы этого делать не намерены.

— Ну что ж, теперь нам понятно наше положение, — задумчиво протянул Черчилль. — Хотя и не до конца. Мы сможем попасть на «Терру»? Ведь в этом корабле результаты десяти лёт уникальных исследований.

— Нет, не сможете. Но ваше личное имущество вам возвратят.

— Спасибо. Только вот знаете ли вы, что кроме нескольких мелочей у нас нет ничего личного? Откуда мы возьмем деньги, пока будем подыскивать работу? Возможно даже, мы ни к чему не пригодимся в вашем довольно примитивном обществе.

— Мне больше нечего сказать, — ответил Том Табак. — Скажите спасибо за то, что вас пока оставили в живых. Многие не хотели даровать даже этого.

Он приложил ко рту два пальца и свистнул. Появился слуга со шкатулкой в руках.

— Сейчас я должен сейчас идти, господа. Дела, дела… Но для того, чтобы у вас не было причин нарушать по незнанию законы нашей благословенной Родины, и для уменьшения искушения украсть, этот человек расскажет вам о наших законах и даст взаймы денег, которых хватит на покупку еды в течение недели. Деньги вернете, когда у вас появится работа, если только она появится. Да благословит вас Колумбия!

Через час все восемь беспомощно стояли на улице. Настроение было далеко не приподнятым.

Черчилль обвел товарищей взглядом и, хотя вполне разделял их чувства, сказал:

— Ради бога, встряхнитесь! Что это с вами? Ведь мы бывали и не в таких переделках. Помните, на Вольфе-69111? Плот… и ничего больше, а вокруг — юрское болото. Мы же не хныкали, а, парни? А помните похожих на баллоны тварей, что обступили нас, и то, как мы уронили в воду оружие и вынуждены были голыми руками расчищать себе путь к кораблю? Тогда нам было похуже, не так ли? Но никто не пищал! Что произошло? Разве мы сейчас другие, чем тогда?

— Боюсь, что другие, — пробормотал Стейнберг. — Пожалуй, мужества мы не растеряли, просто ожидали от Земли совсем другого. Когда мы высаживались на неизвестную планету, то были готовы к любым неожиданностям, даже искали их. А здесь нас провели, как котят. У нас даже не осталось оружия, и, попади мы сейчас в передрягу, нам нечем расчистить себе путь к кораблю. Мы лишились опоры.

— Поэтому вы собираетесь ждать сложа руки в надежде на то, что все вдруг станет хорошо? — спросил Черчилль. — Ждите! Вы, мужчины, сливки человечества, отобранные от десятков тысяч кандидатов благодаря высокому интеллекту, образованию, изобретательности, физической силе. А теперь вы оказались среди людей, у которых знаний не больше, чем у вас в мизинце! Вы, должны были бы быть богами, а вы, выходит, мышата!

— Хватит, — оборвал Лин. — Мы просто еще не пришли в себя и не знаем, что делать! Именно неопределенность нас пугает…

— Я лично не собираюсь ждать тут, пока какая-нибудь добрая душа возьмет меня за руку, — решил Черчилль. — Я буду действовать, причем сразу же!

— И что же ты собираешься делать? — заинтересовался Ястржембский.

— Поброжу по Вашингтону, погляжу, что и как. Кто хочет, пусть идет со мной. Если хотите идти своей дорогой — пожалуйста. Я могу быть предводителем, но поводырем не буду.

— Ты так и не понял кое-чего, — сказал Ястржембский, — шестеро из нас даже не с этого материка. Каждого тянет в родные места. Меня — в Сибирь, Аль-Масини — в Мекку, Чандру — в Индию, Лина — в Шанхай. Но это, пожалуй, невозможно. Стейнберг мог бы вернуться в Бразилию, но там сейчас пустыня, джунгли и дикари. Так что…

— Значит, нужно остаться здесь и попытаться прижиться, как советовал Табак. Именно это я и собираюсь сделать. Кто со мной?