старуха, пусть дряхлая и ослабевшая, но все же, как и прежде, ими командует.
Черная Герран откашлялась.
– Я приготовила вам жилье на лучшем постоялом дворе. Мимо не пройдете, он у нас один такой. Завтра встретимся здесь на рассвете и обсудим стратегию обороны. Амогг, Тиарнах, я приказала ополчению собраться на рыночной площади, чтобы вы могли их проинспектировать. Мне хотелось бы знать ваше мнение, насколько они на данный момент полезны.
– Думаю, за сегодняшний день мы все друг от друга устали, – сказал Лоример. Он разделся и упал на четвереньки как зверь, позвоночник с хрустом прогнулся, на руках и ногах показались когти. Лоример вприпрыжку понесся на край долины и легко вскарабкался по отвесной скале. Когти и безумная сила понесли его выше и выше, за хребет, в ледяные горные пустоши.
Остальные разошлись, не обменявшись ни словом.
Глава 18
Тиарнах сплюнул на мощеную площадь и посмотрел на такую же разочарованную Амогг Хадакк.
– Что думаешь об этих придурках?
Пятьдесят самых опытных из четырехсот ополченцев Тарнбрука, одетые как попало и вооруженные чем придется, стояли нестройными рядами. Часть напялили старые помятые шлемы и устаревшие лет на сто нагрудники или ржавые кольчуги, с которых при каждом шаге сыпалась рыжая пыль. Большинству пришлось довольствоваться льняными подлатниками, набитыми шерстью, а в качестве шлема – лучшим медным котелком матери с приклепанным кожаным ремешком. В основном все сжимали в руках рабочие инструменты вроде топоров, молотов или охотничьих копий, а самые бедные крестьяне держали деревянные вилы и рогатины. Несколько человек щеголяли старыми мечами и щитами, доставшимися от более предприимчивых предков. Если эта деревенщина – лучшие воины Тарнбрука, то Тиарнах рассудил, что остальные просто ужасны.
Горожане останавливались восхищенно поглазеть на своих защитников. Для них это была самая большая и смертоносная армия, которую они когда-либо видели. Дети таращились на блестящие наконечники копий и свежезаточенные топоры, хватали палки и длинные багеты, чтобы тоже изображать из себя воинов. Взрослые не больше детей понимали, насколько жалким было это ополчение. С обычными разбойниками оно, возможно, и справилось бы, но в битве с обученной армией оно будет выглядеть перепуганными кроликами против голодных волков.
Амогг насмешливо посмотрела сверху вниз.
– Везет людям, что их так много. Только поэтому вы забрали старую родину орков.
– Эй, – выпрямился Тиарнах. – Не смей говорить, что Кахалгилрои не ровня оркам.
– Но это-то не Кахалгилрои.
Тиарнах не нашел остроумного ответа, но почувствовал, как из черной, грызущей дыры в животе поднимается желание крепко выпить.
Амогг осмотрела ряды потеющих, переминающихся с ноги на ногу мужчин.
– Как вас мало. А где ваши самки?
– В этих изнеженных южных землях они редко встают на путь воинов, – ответил Тиарнах.
Амогг недоверчиво уставилась на него:
– Не понимаю. У них есть руки. Есть ножи и топоры. Почему они не сражаются на стенах, когда приходит враг?
– Будь я проклят, если знаю, – ответил он. – Люди ужасно странные.
Она фыркнула и потопала к ополченцам. Шеренги поклонились и попятились.
– Слабаки, – прорычала она и подняла одного вояку за грудки.
Он взвизгнул и выронил копье, болтая ногами в воздухе. Амогг зарычала, покрыв его лицо брызгами слюны, и толкнула обратно к товарищам, повалив пятерых в кучу-малу.
– Слабые, как граббсы, – сказала она, подходя к Тиарнаху. – Лучше использовать как щит, пока я буду рубить головы.
– Нам нужно, чтобы они сражались, – возразил он.
– Ну заставь их.
Тиарнах хитро посмотрел на нее.
– Как насчет устроить драку? Я покажу им, что простой человек может победить даже тебя.
У Амогг заурчало в животе от смеха.
– Амогг или дерется, или не дерется. – Она похлопала свой топор и собралась уходить. – Пойду найду самок. Они должны быть получше этих слабаков.
Тиарнах вздохнул и почесал бороду, глядя на широкую спину предводительницы орков, отправившейся приставать к каждой встречной взрослой женщине, трясти и требовать, чтобы сражалась вместе с ней.
– Ладно, зассанцы, – крикнул Тиарнах. – Что это была за трусость? Я отсюда чую, как вы обделались. Может, вам яйца отрезать, а, евнухи?
Когда огромная Амогг ушла, к ополченцам отчасти вернулась их напускная храбрость. Один из упавших, здоровенный парень с бычьими плечами и лицом, которое могла полюбить разве что пьяная мамаша после нескольких кружек, протолкался вперед.
– И как же нам сражаться с этим чудовищем? – вопросил увалень. – Она схватила Бертрана и выбросила, как гнилое яблоко.
– Как с любым живым существом, – ответил Тиарнах. – Наделайте в злобном орке дырок. Она не бог.
– С радостью посмотрю, как ты попробуешь.
С издевательской улыбкой парень подошел прямо к Тиарнаху, нос к носу.
Тиарнах прикинул размеры. Здоровяк был чуть выше.
Тиарнах врезал ему головой по носу. Тот затрещал и свернулся на сторону, разбрызгивая кровь. Ударив коленом в пах, Тиарнах приподнял противника ровно настолько, чтобы нанести удар правой рукой, от которого тот отлетел назад и осел мятой скулящей кучей.
Тиарнах усмехнулся и сплюнул, чувствуя, как от крови мальчишки борода становится еще краснее.
– Да, Амогг не бог. А вот я был гребаным богом войны Кахалгилроев, и вы у меня будете сражаться, или я перебью вас сам, а потом заставлю ваших женщин кричать от удовольствия. Кто следующий, а, ублюдки? Если пустите мне кровь, я угощу вас рогом эля. Если не сможете, то будете поить меня всю ночь. Это выйдет жутко дорого, я выпью все, что есть в вашем трактире.
Никто не вышел, поэтому Тиарнах схватил ближайшее копье, вырвал из рук хозяина и врезал древком ему по яйцам. Ополченец упал на колени, и его стошнило.
– Вы ж ими все равно не пользуетесь, верно? Следующий!
Это их подстегнуло. Они атаковали Тиарнаха, сначала нерешительно. Он презрительно свалил еще двоих и высмеял их мужское достоинство. Тогда остальные бросились вперед с безрассудной самонадеянностью, рожденной численным перевесом.
Тиарнах бесстрашно бушевал среди них, крутя копьем и колотя им по головам, пока оно не запуталось в ремнях и кольчугах. Тогда он бросил его и пошел врукопашную, постоянно двигаясь, чтобы ополченцы не могли воспользоваться численным превосходством. Бил ногами. Руками. Кусался, как дикий зверь.
Это было прекрасно, дать себе волю и сражаться, как раньше, пусть и менее смертоносно. Тень прежней радости боя вернулась, и Тиарнах снова почувствовал себя молодым и живым, купаясь в их страхе. По крайне мере, до тех пор, пока трое совместными усилиями не повалили его на булыжники. Но даже тогда двумя быстрыми ударами в мягкие животы он освободился и вскочил на ноги.
Третий по-медвежьи обхватил его сзади.
– Я держу чокнутого ублюдка! Прикончите его, пока он не оставил