Один перегорел. Я смотрела на круглую коричневатую лампочку, и почему-то хотелось плакать.
– Что мучает вас в эту минуту? – спросил доктор Джейкс.
Откуда он узнал? Я не плакала. Только хотелось плакать. Иногда он умел разгадать, что у меня на душе. И точно знал, когда я готова сломаться.
– Не знаю, как пройти через все это. Все это дерьмовое… испытание.
Он заерзал на кресле, как всегда, когда собирался сказать что-то, по его мнению, важное. Я перевела глаза с потолка на него.
– Давайте еще раз сформулируем, что вам приходится переживать, Мэгги, – сказал он. – Я бы хотел определить это как скорбь.
– По погибшим людям?
– Нет. По себе. По жизни, которая у вас была раньше. До пожара. До Бена.
Глаза горели. Я часто моргала. Все равно сдержу слезы, даже если это последнее, что я сделаю!
– Но легко и быстро избавиться от скорби нельзя, – продолжал он. – Требуется время, чтобы пройти через нее.
– Я никогда ее не одолею.
– Я не говорил «одолеть». Я сказал «пройти». Это ключевое слово. Нельзя ее перепрыгнуть.
– В смысле, вытерпеть?
– Вытерпеть – это очень негативное слово. Из скорби можно что-то вынести.
– О, конечно.
– Поверьте, это так. Но нужно позволить себе почувствовать ее. Даже поприветствовать ее.
Я закатила глаза.
– Нужно учиться на ней.
Я глянула на часы. До конца осталось двадцать минут.
Он улыбнулся.
– О чем вы сейчас думаете?
– Вам вряд ли захочется узнать.
Он рассмеялся так, что брюхо заколыхалось.
– Продолжите работать в библиотеке?
– Ни за что.
– Но что вы будете делать с вашими общественными работами, если уйдете?
– Вы говорите так, словно я должна там остаться.
Ноги моей не будет в библиотеке.
– Я не буду вам советовать. Это ваше решение.
– Моя мать пытается найти мне что-то другое.
– Ваша мать не совершала преступления.
Меня захлестнула ненависть.
– Чего вы хотите от меня?
– Вы сердитесь.
Я отвела глаза.
– Я ничего от вас не хочу. Но многого хочу ДЛЯ вас. И в частности, чтобы вы научились отвечать за себя и за свой приговор.
– Я только что провела год в тюрьме! Никто не сделал это за меня!
– Как вы сами сказали, это первая часть. Ваша мать не ответственна за вторую часть. И никто не ответственен. Кроме вас.
Коттедж, в котором остановилась Джен, был совсем не похож на то, что я ожидала. Он находился на самой южной оконечности острова, прямо у океана, около Сиринити-Пойнт. Так что у Джен, возможно, было мало денег, но у ее друзей имелась весьма недешевая собственность. Я была рада, что Джен живет в таком шикарном месте, пока занимается выбором колледжа.
– Заходи, – пригласила она, открывая дверь. Она выглядела как ведущая кулинарного шоу, домашняя богиня в фартуке в красную полоску. Волосы были забраны назад, в руке – дырчатая ложка.
– Здесь изумительно пахнет, – пробормотала я. Мы стояли в гостиной, но отсюда была видна кухня. – Что ты готовишь?
– Курицу по-охотничьи. Надеюсь, ты это ешь? Я не спросила, может, ты вегетарианка?
– Звучит идеально.
После всего того дерьма, что я ела в тюрьме, разборчивости в еде как не бывало. Я не совсем понимала, что это за блюдо, но, судя по запахам, была уверена, что мне понравится.
– Я так рада, что кто-то зашел! – воскликнула Джен и повела меня на кухню. – Топсейл – прекрасное место, но я здесь совершенно одна.
Я с завистью смотрела на море. Да, моя семья жила на берегу залива. Но я всегда мечтала, чтобы из окон Си-Тендер был виден океан. Со времени своего возвращения домой я только однажды проезжала тот отрезок берега и сомневалась, что попаду туда еще раз. Все коттеджи исчезли, и только какие-то сваи иногда высовывались из песка. Но в животе все переворачивалось только при взгляде на них. Мои чувства к Си-Тендер были такими смешанными. Воспоминания о па были прекрасны, но в памяти тут же всплывали тошнотворные сцены моих тайных встреч с Беном. И последние ужасные часы с Энди, когда я едва не погубила нас обоих.
На стойке стояла открытая бутылка белого вина. Джен налила стакан себе и принялась наливать второй.
– Мне не нужно, спасибо.
Она вскинула брови:
– Потому что тебе нет двадцати одного года?
– Просто не нравится вкус, – солгала я, не желая приводить истинные причины нежелания пить. Сидя в тюрьме, я поклялась не курить травку, не пить, и не только потому, что алкоголизм был проклятием обеих линий моей семьи. Я не хотела делать что-то такое, что могло затуманить разум, впадать в то состояние, в котором не могла полностью доверять себе. Я уже наделала столько всего, что хватит на всю жизнь.
– Не возражаешь, если я выпью? – спросила Джен, поднося стакан к губам.
– Нет, это круто.
Я не хотела казаться ханжой и святошей. Она все равно знала, что я поджигательница. Так что не стоит волноваться попусту.
Поскольку волосы Джен были подняты наверх, я увидела едва заметное изображение сердечка чуть ниже уха. Татуировка? Еще что-то общее между нами. Но когда она откинула голову, чтобы допить последние капли, я заметила, что сердечко слегка асимметрично. Оказалось, что это не что иное, как сероватое родимое пятно. И хотя полмира носило тату, я решила держать свое в тайне от нее. По крайней мере, пока не узнаю ее получше. Мое тату всегда требовало больше объяснений, чем мне хотелось давать, особенно сейчас.
Джен выключила огонь под сковородой.
– Да, я, может, и хорошая стряпуха, но не умею угадывать время готовки. Однако все готово. Ты голодна?
– Конечно.
Мы нагрузили тарелки и понесли к столу, сидя за которым, можно было увидеть океан. На улице все еще было светло, хотя небо уже серело, как всегда бывает ранним вечером.
– Я идеально спланировала эту ночь, – сказала Джен, подливая вина в стакан.
О боже. Я надеялась, что она не захочет куда-то идти. Я ведь совсем не знала эту девушку. Каково ее представление об идеальной ночи?
– Что за карта у тебя в рукаве? – спросила я. Курица была нежной и совершенно восхитительной. Рано или поздно мне придется учиться готовить.
– После ужина наполним пластиковые тазики – я нашла их на крыльце – горячей водой, будем делать педикюр и смотреть кино. Наверху есть несколько полок с фильмами и телевизор с большим экраном.
На секунду я потеряла дар речи, но тут же рассмеялась. Какое облегчение! Она никуда не собирается! Но педикюр?
– Я никогда не делала педикюр, – призналась я.
– Даже дома?
– Никогда.
– О, тебя ждет большое удовольствие, Мэгги.
Несколько минут мы молча ели. В небе за окнами стали вылупляться звезды.
– Кто владелец этого коттеджа? – спросила я. – Хотя слово «коттедж» не слишком подходит к этому месту.