всхлипываю от нахлынувшей теплой волны.
Никогда не понимала, почему люди чуть ли не с самого Сотворения мира так хайпуют на теме любви, с удовольствием обманываются, обжигаются и страдают. Мне было стыдно за Алину, залетевшую от «мимолетной, но светлой и чистой», и за маму, утверждавшую, что этому состоянию невозможно противиться. Однако блок из доводов разума больше не работает.
Глеб мне нравится. Окончательно и бесповоротно.
Не в силах сдержать счастливый смех, я говорю, что ему идет. Он реально крутой, а мне только предстоит с этим свыкнуться.
– Теперь ты не похож на ботана.
Мелюзга, похватав куртки, с воплями разбегается, и я пробираюсь к своей верной косухе. С удовольствием набрасываю ее на плечи, и все то же надежное тепло обволакивает тело, сердце и душу. Вразвалочку иду к холлу, но не ощущаю под ногами твердого пола.
У Доски почета, уперев руки в бока, стоит Милана и, прищурившись, вчитывается в недавно появившийся список – не иначе вспоминает, как выглядят буквы. Кислова тычет пальцем в чью-то фамилию и многозначительно переглядывается с Антоновой. Не нужно быть экстрасенсом или обладать острым зрением, чтобы понять, в чью именно.
Я расправляю спину и, ликуя, выхожу под проливной дождь.
Холодные струи бьют по затылку, затекают за шиворот и в глаза, но только еще больше раззадоривают: да, я ведьма, вся в черном, гуляю под осенним ливнем, и мне норм. У меня есть друг – сумасшедший, красивый, крутой и понимающий. Черта с два вы меня остановите!
– Ты серьезно раскидал их, засветил фонари? Хотела бы я на это посмотреть… Наверное, было эпично, как финальные битвы в азиатских боевиках. Кстати, мою фамилию включили в список. Это, конечно, ничего не значит, но Орлова напряглась – теперь точно не заснет, пока не придумает, как поставить меня на место! – перекрикивая шум дождя, надиктовываю еще одно сообщение и отправляю Глебу, и тут над головой вдруг с хлопком раскрывается черный зонт, поток воды прекращается, а рядом возникает чье-то плечо, обтянутое синей плотной тканью.
– Нелли, от самой школы за тобой бегу. Ты чего без зонта? Давай ко мне, места хватит.
Артём сладко улыбается и невинно хлопает медовыми глазами, а на моих зубах хрустит песок с привкусом фальши. Он не звал меня и не догонял до тех пор, пока я не свернула за угол и школа не скрылась из вида, а теперь играет в рыцаря. Или мне стоит срочно обуздать паранойю.
Натягиваю кроткую улыбочку и благодарю. Тем более мы почти пришли – в десяти метрах маячит мой подъезд, унылые кусты шиповника и мокрые лавочки.
– Да, жаль, что ты не успел. Сильнее промокнуть уже нельзя, поэтому забей. Я добегу и так.
Ускоряю шаг, но он увязывается следом и идет в том же темпе.
– Видел тебя в списках. Молодец, что решилась.
– Артём, даже если произойдет чудо и детки проголосуют, ты посмотри на меня. Директора же удар хватит. А вместе с ним и комиссию.
– Ты неправа. Всегда можно перекрасить волосы, смыть мейкап и сменить стиль.
Он откровенно душнит, и я огрызаюсь:
– Помнится, именно он тебя и привлек!
Разговоры о моей внешности всегда бесили, а после маминого несработавшего совета вообще действуют как красная тряпка на быка. Артём напрягает и злит и больше не кажется красивым. А в Сети ждет Глеб – мне жизненно необходимо с ним увидеться и потрепаться.
Я поднимаюсь на бетонный пятачок перед подъездной дверью и пытаюсь отделаться от назойливого внимания Клименко:
– Все, дальше провожать не надо!
Потом, порывшись в кармане, подношу к домофону ключ, вхожу в полутемное сырое помещение, но Артём, поставив ногу в проем, складывает зонт и вваливается за мной.
Тяжко вздыхаю:
– Эй, я не могу пригласить тебя в гости. У меня не прибрано, дома сестра и племянник…
– С кем ты так увлеченно общалась? – Он пропускает мою реплику мимо ушей, но смотрит заботливо, с тоской и нежностью.
– С сестрой и общалась! Она просила с готовкой помочь. Я правда спешу, пока! – хриплю я и отступаю к стене.
Клименко внезапно разводит в стороны грабли, обхватывает меня и крепко прижимает к себе. В кармане жужжит оповещение, я в отчаянии дергаюсь, но вырваться не получается.
– Перестань, это лишнее, Артём!
Я просовываю кулаки между собой и его твердой грудью и изо всей силы надавливаю. Он тут же убирает руки, желает мне хорошего вечера и вываливается в дождь, а я повожу плечами, чтобы стряхнуть оцепенение.
– Ну, и что это было, придурок? – недоумеваю я и негодую, пока поднимаюсь на свой этаж.
С грохотом снимаю в прихожей ботинки, вешаю косуху на крючок и, по пути стянув в ванной полотенце, сушу волосы и щелкаю кнопкой на чайнике. На ходу прослушиваю прилетевшее сообщение: Глеб, словно прочитав мои мысли, предлагает попить чаю.
Алина с любопытством выглядывает из комнаты, но я жестоко пресекаю любые расспросы:
– Это Старостин. Спрашивает, что задали. У него ноут накрылся.
Старостин – прыщавый ботан с паскудным характером, считающий себя сердцеедом и мачо. Звонить мне он ни за что не станет, но отмазка прокатывает – Алина разочарованно вздыхает и возвращается к Боре.
Едва успеваю сменить промокшую форму на домашнюю футболку, на связь выходит Глеб, и мы, под аккомпанемент дождя и завываний ветра, пьем чай. Глеб снова странный – озадачивает разговорами об отношениях с парнями и обмене нюдсами, наезжает на Артёма, но еще больше я смущаюсь от его темных глаз, покрасневших щек и украшенного ссадиной лица. Меня бросает в жар, но мне нравится таять от его взгляда. Мы словно открыли потайную дверцу, о которой не подозревали, обнаружили за ней комнату, полную занятных свертков неизвестно с чем, вместе распаковываем их, и содержимое оказывается для каждого из нас сюрпризом.
Глеб замечает, что вогнал меня в краску, бросается исправлять ситуацию, но ее не нужно исправлять. Он понимает и это, и в его глазах вдруг проступает второе дно – точно такое же, как у моего отражения, – наполненное горечью и одиночеством.
Судорожно подыскиваю слова, чтобы поддержать и признаться в своих чувствах нормально, но выходит снова не то:
– Ты не один. Ты не один такой. Просто знай это.
Он грустно усмехается: вторая часть фразы его разочаровала. Я прикусываю губу и отгораживаюсь кружкой с чаем, но он ждет продолжения – все так же внимательно смотрит, и я выдаю:
– Ты сегодня был круто одет.
Глеб только молча кивает, а я проклинаю свой закоротивший мозг и принимаюсь с жаром убеждать:
– Говорю тебе