неприличными картинками. Я вытаскиваю все его барахло с полок и кучей переношу к себе. Сваливаю на кровать и принимаюсь мерить перед зеркалом. Толстовки, майки, тельняшки, кожаные штаны в обтяжку и джинсовые жилетки без рукавов.
Проблема только в том, что я Мишку перерос и почти все его вещи мне малы.
В итоге останавливаюсь на черной приталенной рубашке с накладными карманами и черных зауженных джинсах. Вставляю в них тяжелый ремень с клепками, а сверху надеваю собственный черный пиджак. Получается жутко мрачно и даже немного зловеще. Взлохмачиваю волосы и принимаю суровый вид. Вот это будет шоу!
Настроение понемногу улучшается. Что ж, они хотели траур – они его получат. Не хватает только одной небольшой детали. Бегу в мамину спальню и достаю из коробки с детскими театральными костюмами большой бутафорский крест на длинном кожаном шнуре. Нацепляю его на шею и возвращаюсь к зеркалу. Вот теперь точно Святоша. Практически монах.
Удовлетворенно делаю селфи и отправляю Неле. Пускай оценит.
Она отвечает минут через двадцать. Пишет, что мне так идет, но почему-то смеется. Говорит, что я выгляжу непривычно и что ботаном меня теперь не назовешь. Я никак не могу понять, нравится ей мой новый вид или нет, но требовать ответа не решаюсь. Вдруг опять для отмазки скажет, что я классный, и я снова грузанусь. Лучше уж не доводить до такого. Чтобы сменить тему, рассказываю ей обо всем, что случилось в эти дни, и о своих планах. Записываю несколько голосовых подряд и на всех вещаю так жизнерадостно, словно минуту назад мне вручили «Оскара». Немного перебор, ну да ладно, пускай вдохновляется и думает, что раз могу я, то и у нее все получится.
Она уже дома и просит включить камеру.
Это здорово, потому что я тоже соскучился, как бы странно это ни звучало. Ее комната уже знакомая, и обстановка кажется привычной, я снова будто просто зашел к ней в гости, поэтому предлагаю пить чай. Она соглашается, и мы устраиваемся перед мониторами с дымящимися чашками, только она с шоколадкой, а я с пачкой «Юбилейного».
Сегодня Неля выглядит как никогда привлекательно. На щеках легкий румянец, глаза блестят, волосы небрежно подняты, но несколько тонких светло-розовых прядей спадают на гладкую белую шею. Я рассматриваю ее так, словно в первый раз увидел. Думаю, она чувствует, что нравится мне, отчего немного смущается, и это не только кажется мне милым, но и придает уверенности.
– Эй, ты куда смотришь?
Секунда – и изображение перемещается в потолок.
Видимо, я отвлекся или потерял нить разговора, потому что не сразу понимаю, о чем это она.
– Ты че тут удумал? Я тебе вебкам, что ли?
– Никуда я не смотрел, – поспешно заверяю я. – Тебе показалось.
– Точно?
– Клянусь.
– Ладно, – Нели снова поворачивает камеру на себя. – А то знаю я вас.
– Кого это нас?
– Кого-кого – парней.
– Часто пристают?
Она с подозрением прищуривается, словно я пытаюсь ее подколоть.
– Бывает.
– И как ты реагируешь на это? Злишься? Или в глубине души тебе приятно? Ведь это означает, что ты красивая.
– Это означает, что они озабоченные, и больше ничего! У них в глазах только сиськи и задницы. И к красоте это не имеет никакого отношения.
– Твой Артём тоже озабоченный?
– При чем тут Артём?
– Да так. Любопытно.
– Артём нормальный.
– То есть у некоторых озабоченных есть привилегия называться нормальными?
– Перестань. Ты его не знаешь.
– У меня чуйка.
– Не говори глупостей. Тебе показалось.
– Слушай, я вот сейчас кое-что спрошу, только не нужно сразу психовать, хорошо?
– Все зависит от того, что ты спросишь.
– Это же только вопрос.
– Ну хорошо. Давай.
– Мне вот давно интересно… А для чего люди обмениваются фотками своих сисек и членов? Ты извини, я правда не понимаю. Возможно, это оттого, что я никогда ни в кого не влюблялся, но, даже когда представляю, что влюбился, все равно не понимаю.
– Ты совсем идиот?! С чего ты решил у меня спрашивать?
– Просто подумал, может, знаешь.
– Считаешь, я чем-то таким занимаюсь? – Она неожиданно растерялась. – Я произвожу такое впечатление?
– Да нет же, – тороплюсь пояснить я. – Мы же просто болтаем. Чего сразу переводить на себя?
– То есть это не намек и не провокация? – Она наклоняется к камере и вглядывается в нее, будто пытаясь заглянуть мне в глаза. – Потому что если намек, то до свидания.
– Какой еще намек? – Я подозревал, что она плохо отреагирует, но не удержался. Давно хотел у кого-нибудь спросить, но у кого о таком спросишь? – Я же Святоша, забыла? Я же все это осуждаю.
– Точно? – недоверчиво мнется она.
– А то! Я бы тоже сказал тебе «до свидания», если бы ты это предложила.
– Я? – Ее глаза забавно округляются. – Зачем мне такое предлагать? Ты сам об этом заговорил.
– Это я тебя проверял. Твою моральную устойчивость.
– Все ясно, – иронично усмехнувшись, расслабляется она. – То, о чем ты спросил, это не про любовь.
– А про что? – нарочно подыгрываю я, изображая простодушное удивление.
Если ей так легче, пусть думает, что я воинствующий моралист. Но на самом деле у меня нет никакого мнения по этому поводу. Я никого не осуждаю. Просто к себе применить не могу, а потому не понимаю. Мне всего лишь интересно и даже любопытно, как это работает. Но Нелли тоже, похоже, не знает. А значит, и нервировать ее попусту не стоит.
– Короче, Глеб, – она принимает многозначительный вид. – Люди живут так, как им нравится. Ясно? И ты не в праве никого осуждать. Секс – это неотъемлемая часть человеческой жизни.
– Ладно. Понял.
– Ты специально так говоришь, да? А сам небось думаешь, что, если я надела короткую юбку, значит, развратная?
– Если честно, я об этом не думал.
– А разве вы все не так думаете?
– Кто мы?
– Ну вы… Святоши.
– За всех святош не скажу, но лично я так не подумал.
Неля снова смотрит с подозрением:
– Какой-то ты мутный.
– Есть немного, – признаю я. – Но это врожденное. Знаешь, как с этим тяжело жить? Я ведь не только снаружи мутный, у меня и внутри такая же ерунда.
– Что ты имеешь в виду?
– Чувства, мысли, желания – та еще муть. Вот есть люди, которые понимают себя и знают, чего хотят, а я не понимаю. Иногда даже не могу определить, хорошо мне или плохо. Вот сижу я, к примеру, дома, за окном дождь, сырость, холодрыга, и мне хорошо. А потом вдруг представляю, что, пока я вот так сижу, люди где-то живут интересной, насыщенной жизнью: путешествуют