— Ты не слушала меня, когда я отправлял тебе все эти сообщения. Почему я должен слушать тебя? — он скользит рукой между моих бедер и раздвигает их. — Кроме того, мне нравятся страх и похоть в твоих глазах. От этого мой член становится чертовски твердым.
Он больной мудак.
Самый опасный псих, о существовании которого я и не подозревала, и все же мое тело жаждет того, что он обещает.
Моя температура поднимается до тревожного уровня, и все, что я могу сделать, это гореть от интенсивности Лэндона гребаного Кинга.
Он грубо гладит меня поверх трусиков.
— Знаешь, что я сейчас сделаю?
Я качаю головой.
— Нет? Тогда давай я тебе расскажу. Я собираюсь трахнуть тебя, Мия. Жестко. Так, как тебя еще никогда не трахали. Я не стану облегчать тебе задачу и не остановлюсь, когда станет слишком. Даже если ты будешь ломаться и разлетаться на кусочки.
Мои губы приоткрываются. Почему меня это… заводит?
Он тянет меня так, что моя спина упирается в выступ, берет в руки ткань и рвет ее с такой силой, что у меня перехватывает дыхание. Трусики и чулки падают в клочьях, некоторые еще висят на мне, а остальные рассыпаются по земле.
Я не могу не заметить исчезающие следы от засосов и укусов, которые он оставил на моей внутренней стороне бедер, когда прикасался ко мне в последний раз. Я могла бы каждый день смотреть на них в зеркало и гладить их каждую ночь.
Мысли улетучиваются, когда его пальцы впиваются в мои скользкие складки.
— Твоя жадная киска такая мокрая для моего члена. Ты позволишь мне использовать твою дырочку так же, как я использовал твой рот, не так ли? Ты будешь извиваться, стонать и показывать мне свое маленькое эротичное личико, пока я буду выбивать из тебя эту непокорность, не так ли?
Я отвечаю лишь приглушенным звуком.
Он шлепает меня по киске, и мои бедра дергаются. Яростные мурашки распространяются по моей чувствительной коже.
Все еще держа меня за талию, он быстро расстегивает брюки и вытаскивает свой очень твердый, очень большой член. Я никогда не видела его таким возбужденным, до такой степени, что вены становятся фиолетовыми.
Он прижимает меня к себе и отпускает мой живот. Мои ноги автоматически обвиваются вокруг его гибкой талии, чтобы я не упала обратно в кусты. Подошвы моих ботинок погружаются в заднюю часть его бедер, когда перила врезаются мне в позвоночник.
Лэндон хватает меня за бедро и впивается подушечками пальцев в мягкую, чувствительную плоть рядом с моим центром.
— Ты совершила ошибку, предположив, что для тебя доступны другие члены. Я преподам тебе ценный урок: пока я дышу, ты принадлежишь только мне. Моя, чтобы владеть. Моя, чтобы трахаться.
Почему?
Я хочу спросить, прощупать, проникнуть под металлическую броню, которую он носит как утонченный фасад, и разорвать ее на части.
Я хочу гораздо большего, но не могу ничего сказать, когда Лэндон входит в меня. Он встречает сопротивление, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы не закричать.
Лэндон немного отстраняется, затем входит обратно.
— Твоя киска сделана на заказ для меня, маленькая муза. Ты чувствуешь, как она сжимает мой член?
Его встречает еще большее сопротивление, и он обхватывает пальцами мое горло, душа меня, пока все, что я могу видеть, это его лицо. Надвигающееся, подавляющее и полностью контролирующее.
— Расслабься, Мия. Не похоже, что ты девственница.
Мои внутренние стены трескаются и разлетаются на тысячи осколков. Мои легкие горят, а матка сокращается с пугающей периодичностью. Я задыхаюсь, когда теплая жидкость просачивается мне между бедер.
Лэндона наконец замедляет темп, когда смотрит в пространство между нами. Его глаза сужаются при виде того, что, как я предполагаю, является моей кровью, когда его пальцы сжимаются на моем горле.
— Либо у тебя сейчас удачно начались месячные, либо ты солгала мне. Что именно?
Я поднимаю подбородок, даже когда боль обжигает меня изнутри. Мне нужно, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы остановить это чувство.
— Ты девственница? — его голос звучит потемневшим и искаженным в моих звенящих ушах.
Я впиваюсь ногтями в его руку, которая обхватывает мое горло, и сжимаю.
— Закончи то, что начал, гребаный ублюдок, — говорят мои глаза, и, хотя он, возможно, не может этого понять, садистский огонек сияет на его зверски красивом лице.
В мгновение ока он подхватывает меня на руки, и я вцепляюсь в него, пока он снимает ботинки, брюки и трусы-боксеры.
Затем, все еще находясь во мне, он входит в студию. И делает это легко, как будто я ничего не вешу, его мощные шаги мгновенно преодолевают расстояние.
Неся меня, он расстегивает молнию моего платья, и я помогаю ему стянуть его через голову, а затем и бюстгальтер.
Мои соски задевают его рубашку, и я подавляю стон удовольствия. Несмотря на боль, пульсирующую между ног, я не могу отрицать влечение, которое бьется глубоко внутри меня.
Никогда в жизни я не была так возбуждена, как в объятиях Лэндона.
Я нахожусь в объятиях зверя, на мне только рваные чулки в сеточку и сапоги, но я чувствую себя в странной безопасности.
Желанной.
Окутанной похотливым облаком.
Безусловно, нужной.
Лэндон выдвигает огромный чистый холст из угла комнаты и кладет меня поверх него, так что он нависает надо мной.
Мои ноги по-прежнему обхватывают его бедра, почему-то не желая отпускать его. Я так много думала об этом, представляла и проигрывала это в голове, что одна мысль о том, что все может пойти не так, как надо, вызывает у меня тревогу.
Обе его руки обхватывают мое горло, и он входит в меня все глубже в неторопливом темпе. Звук его члена, измазанного моей кровью и возбуждением, отдается в воздухе, как афродизиак.
— Истекай кровью для меня, — толчок. — Сломайся для меня, — толчок. — Сделай меня своим единственным.
Мои бедра дрожат, а живот сводит от удовольствия. Боль медленно, но верно разгорается на тысячу приятных искр.
Я держусь за его мускулистые руки не для того, чтобы убрать их, а потому, что мне нужен якорь. А может быть, мне нужна связь, каким бы бессердечным ни был Лэндон.
Даже в самых смелых мечтах я не представляла, что секс может быть таким манящим. Лэндон вытащил наружу мою самую животную сторону и погладил ее, в прямом и переносном смысле.
Чем сильнее он душил, тем сильнее становился прилив моего возбуждения. Чем глубже были его толчки, тем быстрее сбивалось мое дыхание.
Мои внятные звуки эхом разносятся в воздухе, и он двигает бедрами, выходит, затем снова входит. Моя спина выгибается, когда мой рот беззвучно открывается и закрывается.
— Твое тело – храм для меня, маленькая муза. Мне нравится чувствовать твою киску, когда тебе не хватает воздуха. Она так сильно сжимает и душит мой член. Ты быстро становишься моей любимой дырочкой для траха.
Он снова выходит, только его головка остается внутри, а затем входит обратно.
— Ты ведь возьмешь все до последнего дюйма, не так ли?
Я не знаю, может быть, я слишком безумна, чтобы когда-нибудь вылечиться, но мои бедра подрагивают с каждым толчком. С каждым взглядом в его холодный, пустой взгляд я тону все глубже.
На долю секунды мне кажется, что я вижу какое-то подобие эмоций, но оно мимолетно и вскоре исчезает, как будто его никогда и не было.
Вероятно, так оно и было.
Я та, кто гонится за невозможной идеей, надеясь, даже когда меня разрывает на части этот зверь, что в его душе есть уголок, до которого я смогу дотянуться.
Меня пожирает холодный, безжалостный монстр, а я не хочу, чтобы это прекращалось.
Мои бедра дрожат, и оргазм захлестывает меня долгими волнами. Его толчки становятся животными, даже болезненными, но я наслаждаюсь каждым из них.
Лэндон выглядит как его любимые греческие статуи, когда кончает – абсолютно потрясающий Бог, но холодный и загадочный.
Я не что иное, как теплая дырочка, которую он использует для физического удовольствия.