Переживание подобных моментов заставляет нас считать, что знание и добродетель – совершенно разные вещи. Но Сократ так не думал.
Протагор, 352b–c
Большинство считает, что знание не обладает силой… Несмотря на то что человеку нередко присуще знание, они полагают, что не знание им управляет, а что-либо другое: иногда страсть, иногда удовольствие, иногда скорбь, иной раз любовь, а чаще – страх. О знании они думают прямо как о невольнике: каждый тащит его в свою сторону. Таково ли примерно и твое мнение о знании, или ты полагаешь, что знание прекрасно и способно управлять человеком, так что того, кто познал хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь человеку?
Сократ, очевидно, придерживается последней точки зрения: если кажется, что вам не хватает воли, на самом деле это недостаток знаний. Иначе говоря, не существует никакой акрасии.
Это утверждение спорно, и мы не имеем возможности рассмотреть его здесь детально, но давайте попытаемся понять, хотя бы сжато, что Сократ имеет в виду. На протяжении всей книги мы настаивали на том, чтобы рассуждать не абстрактно, а сократически, то есть спрашивать, можно ли подкрепить то или иное утверждение личными знаниями и опытом. Поэтому давайте взглянем на ситуацию по-иному. Возможно, бывают соблазны, которым вы сопротивляетесь только потому, что осведомлены о них. Скажем, существуют наркотики, которых вы не принимаете, и продукты, которых вы не едите. Вы знаете, что они могут быть приятны, но даже не воспринимаете их как соблазн. Почему? Потому что достаточно много о них знаете. Вам известно, к чему они приводят и каково вам придется, если вы им поддадитесь. Если бы кто-то вдруг поздравил вас с тем, что, отказавшись попробовать наркотик, вы проявили изрядную силу воли, то вам, скорее всего, пришлось бы пожать плечами и ответить, что сила воли здесь ни причем: вам просто и так все понятно.
Сократ и другие вещи рассматривает под тем же углом. Если вы не смогли проявить волю, вам просто не удалось достичь того состояния, которое только что было описано – то есть максимально полного знания предмета. На ваши слова: «Я знал, но не смог себя остановить» – Сократ ответит, что, вероятно, этих знаний оказалось недостаточно. Конечно, здесь подразумевается определенная трактовка того, что такое по-настоящему «знать» что-то. Когда вы избегаете опасных наркотиков или иных подобных вещей, это происходит не только из-за того, что вы способны перечислить связанные с ними угрозы, но еще и потому, что вы знаете об этих опасностях в более глубоком смысле. Вы их полностью осознаете; они запечатлены у вас в уме. Иногда у нас нет такого рода знаний – мы можем лишь перечислить что-то. Это ложные знания, и мы слабы.
Сократу есть что сказать о недостатке знаний, который мы склонны принимать за дефицит силы воли. «Знание», которого нам не хватает в минуту слабости, чаще всего связано с четким пониманием затрат и выгод, то есть с их полным и всесторонним осознанием. В «Протагоре», например, Сократ говорит об искушениях, которые доставляют нам удовольствие сегодня и делают несчастными завтра. Причина столь невыгодных сделок заключается в своего рода ошибке измерения: нам сложно сейчас оценить, как мы будем себя чувствовать в будущем[193]. Скорее всего, вы действовали бы по-другому, если бы все последствия были бы выложены перед вами без утайки и без прикрас, но завтрашний день никак не может открываться перед нами во всех подробностях. Иначе говоря, речь идет о проблеме знания.
Сократическое отождествление добродетели и знания подразумевает следующее: люди, которые поступают неправильно, заблуждаются. Эта идея становится максимально доступной, когда мы начинаем рассуждать о личных интересах. Согласно Сократу, люди всегда стараются делать то, что кажется им наилучшим для них самих: их главнейшее желание – поступать себе во благо. Если под «благом» понимать нечто определенное, то, похоже, такое утверждение будет правдой. Было бы безумием предполагать, что кто-то намеренно предпримет нечто такое, что нанесет ущерб ему лично. Проблема, однако, в том, что самоубийца, прыгающий с моста, руководствуется весьма необычным представлением о том, что для него является наилучшим: он полагает, что это смерть. Иначе говоря, если вы желаете для себя чего-то плохого, то в момент, когда вы этого хотите, оно отнюдь не кажется вам плохим, по крайней мере по сравнению с другими вариантами.
Менон, 77b–e
СОКРАТ. Ведь не все, по-твоему, мой милый Менон, стремятся к благу?
МЕНОН. Ясно, не все.
СОКРАТ. Кое-кто стремится и к злу?
МЕНОН. Ну да.
СОКРАТ. Что же, по твоему мнению, они думают, что зло – это благо, или же, стремясь к злу, знают, что это есть зло?
МЕНОН. По-моему, и так и сяк.
‹…›
СОКРАТ. Значит, ясно: те, кто не знает, что такое зло, стремятся не к нему, а к тому, что кажется им благом, оно же оказывается злом. Так что те, кто не знает, что такое зло, и принимает его за благо, стремятся, очевидно, к благу. Верно?
Сократ, как известно, сформулировал смысл этих идей следующим образом: никто не поступает неправильно по своей воле[194].
Мы пока говорили о решениях, касающихся только тех действий, которые затрагивают лично вас, то есть о вещах, внешне кажущихся привлекательными, но способными навредить вам в долгосрочной перспективе или даже, если бы вы понимали их еще полнее и еще лучше, прямо сейчас. В таких раскладах прекрасно видно, что любой человек стремится обеспечить благо для себя – в том ключе, в каком он его понимает. Но, однако, как толковать случаи, когда добродетельный, «правильный» поступок подразумевает заботу не о себе, а о других? Может показаться безумием делать что-либо вредное для себя, но предпочесть то, что лучше для вас, чему-то хорошему для ваших ближних, кажется уже не таким безумным (хотя и эгоистичным) поступком. Тем не менее Сократ уравнивает подобные случаи[195]. Если вы поступаете неправильно и это ранит кого-то другого, то это плохо не только для пострадавшего, но и для вас. А в самом широком смысле никто по доброй воле не совершает зла даже в такой ситуации, то есть задевая ближних. Самые отъявленные злодеи неизменно убеждают себя в том, что все творимое ими в целом правильно. К сожалению, они находятся во власти недопонимания.
Эту идею легче представить в сократическом разрезе, если смоделировать ситуации, в которых ее несомненность станет очевидной. Теоретически вы, конечно, можете вершить ужасные вещи в отношении других людей, потакая при этом собственным интересам, например отбирая и присваивая принадлежавшие им деньги. Но вы не поступаете так не только потому, что боитесь наказания. Вам просто не хочется быть таким человеком; подобные поступки не дадут вам ощущения, что вы в самом деле стали лучше. Крайний пример на этот счет окончательно расставит все по своим местам. Представьте себя путешественником во времени, отправившимся в эпоху, где рабство было обычным явлением. У вас есть шанс обзавестись рабами, но вы отказываетесь: это не привлекает. Принимающие вас рабовладельцы решат, что вы либо глупы, либо совершаете великую жертву, потому что упускаете шанс устроить жизнь лучше. «Какая сила воли!» – подумают они. Но вы смотрите на ситуацию иначе. Для вас дело не в силе воли и не в самопожертвовании: у вас просто другое понимание того, что значит «стать лучше». (Когда-нибудь в будущем люди будут рассказывать похожие истории о том, как они мысленно переносятся в наше время и испытывают аналогичное отвращение к нашим представлениям о хорошей жизни.)
А теперь переверните этот пример, сделайте его не таким исключительным, и вы получите общую сократическую интерпретацию моральной ошибки. Когда вам не удается поступить правильно, даже ради других, речь идет не о силе воли. Так происходит из-за того, что вы либо не видите ситуацию «в целом», либо не видите ее влияния на других людей в частности, либо же просто не осознаете, что другие люди столь же важны, как и вы сами. За всем этим стоит недостаток знания.
Знания и эмоции. Утверждение о том, что добродетель есть знание, не понравится многим, поскольку