— Они будут очень рады.
— Погодите! Мне очень нравятся эти стульчики!
— Иди!
— И только внизу на улице, в тени деревьев три женщины осознали, что такое страх. То, что ползет вниз, между лопаток. Всегда по спине. Всегда.
— Я не могу в это поверить!!! Вы предали меня!
— Глупости, Фанни! Мы просто испугались.
— Нет. Мне было не страшно. Совсем. Мне было жалко ее. Она такая старая. Она… умрет…
— Мы все умрем.
— Очень успокаивает.
— Мы должны были это сделать. Это было так просто. Больше она нам не откроет.
— Человек постоянно лжет.
— Эта женщина во второй раз не поддастся.
— Я не могу ударить женщину, которая не может стоять на ногах.
— Я умираю.
— Я же сказала, что мы все умрем.
— Да ну вас! Обеих!
Дверь старого кооператива открылась. Вышел мужчина, точнее старичок, и засеменил по улице. Стефана пристально смотрела на него. «Почему эти старики живут? А я умираю?» Она побежала к двери, пока оформляла в голове предложения. Победоносно остановила дверь ногой и улыбнулась сама себе. Лили подбежала к ней, еще не поняв, что происходит. Суска стояла и анализировала свое ощущение страха. Обдумав, она пошла к Стефане. В этой двери было что-то притягательное. Таинственное. Магнетическое. Стеф была права. Человеку обязательно нужно сделать в жизни что-то плохое. Тогда и Бог его заметит.
И дверь закрылась. Навсегда.
Они поднялись на третий этаж. Молча. Не стали звонить. Толкнули дверь. Она отворилась. Молча зашли в коридор. Старушка сидела на кухне и ела прямо из кастрюли, потому что не могла мыть тарелки.
Венера была отвратительна сама себе. Она ненавидела беспомощных. Была властной. Сильной женщиной в непослушном теле. Она была чистоплотной. Раньше. А сейчас даже не могла помыться сама. Она ненавидела ходить по большой нужде! Биде не спасало… Как противна старость. Какая вонь от тела! Ее мыли раз в неделю. Один раз! Как обидно. Ее взгляд оторвался от холодной еды и уперся в трех женщин, заслонивших собой дверной проем. Они смотрели на нее с омерзением! Она и была ужасна. Ее челюсти усохли, и протезы прилипали к пище. Она поправляла их языком, чтобы жевать еду.
— У меня нет денег, — сказала Венера и оголила розовую пластмассу с прилипшей к ней кашеобразной едой.
— Нам не нужны деньги. — Лили затошнило. Она сглотнула кислую слюну. Снова затошнило. Опять сглотнула. — Хочу воды!
— Вы подпишете эти документы, — сказала Стефана устало и сделала шаг вперед.
— У меня ничего нет.
— Я хочу только вашу квартиру. После вашей смерти.
— Она не моя.
— Мы все проверили. У вас нет наследников. Все ваши родные живут в Австрии. А их дети — в Америке. Вы здесь совершенно одна.
— Это квартира моего племянника.
— Нет. У вас нет племянника…
— Это не имеет значения. Квартира будет моей!
— Зачем вам эта квартира?
— Потому что я умираю.
— Умираете? Тогда вам не нужна квартира.
— Давайте не будем спорить. Мы не хотим вас обидеть. Просто подпишите здесь.
— И вы уйдете?
— Да.
— Можно я возьму эту куклу?
— Не трогайте мои вещи!
— Ведьма!
В этом доме все было липким. Знакомое ощущение. Лили привыкла к клейким ручкам на дверях, грязному полу, немытым приборам… Все липнет. Ребенком она ела сахарную вату. Все становилось липким. К ее сладким пальцам приставали пыль, грязь, волосы. Однажды приклеился муравей. Он шевелил своими лапками, а Лили пыталась догадаться, о чем думает этот прилипший муравей. Так и не поняла.
Лили смотрела внимательно. Там, где грязнее всего, там находится сокровище! Липко и грязно. Ты каждый день прикасаешься к тому, что тебе дорого. Трогаешь его. Хочешь убедиться, что оно на месте. Что «твое самое дорогое» никуда не делось. Вот!
— Ха-ха-ха!
— Что?
— Идите сюда!
— Куда?
— Сюда, сюда!
— Я вызову полицию! Убирайтесь! Я все подпишу!
— Вот это да!
— Я же говорила вам!
— Это что, золото?
— Ну не никель же.
— Господи, какой большой!
И вправду он был большой. Даже огромный для изумруда. Еще были сережки. Монеты.
— Это, случайно, не компенсация за вашу убитую семью?
— Убирайтесь! Берите все и убирайтесь!