Саша помнил: Гаврилов, подписывая эту статью в набор, даже расчувствовался и пробормотал нечто философское вроде: «Все там будем…» Интересно, кстати, что он имел в виду – конец света или палату в дурдоме?
Ерошка с удовольствием пролистал подаренную газету, хихикая рассмотрел фотографии знаменитостей в нескромных позах и пообещал спрятать ее поглубже в сундук, чтоб, упаси господи, не увидел кто из старших. Устами младенца, получается… Прав казачок – воспитанные люди свой интерес к подобной прессе прилюдно не демонстрируют. Еще один щелчок по самолюбию, если разобраться…
Трубка была маленькая, корявая, но дым оттуда все-таки шел, Саша ее уже опробовал. Ничего, не привыкать. Почти такую же, самодельную и корявую, с какой-то вонючей махрой вместо табака он курил в Нагорном Карабахе, когда завис там почти на три месяца в разгар межнациональных событий. Купил ее на рынке в Степанокерте. Он помнил: в обстреливаемом городе рынок все равно продолжал работать, только продавали там одни трубки, вино и почему-то зеленые соленые помидоры. Вместе с фотографом они курили на двоих одну трубку, пили вино и закусывали солеными помидорами. Город тогда обстреливали самодельными ракетами, и каждую ночь приходилось спускаться в подвал под домом, как в бомбоубежище… Та газета, для которой он делал военный репортаж из Карабаха, давно уже разорилась и закрылась. Говорили, не в последнюю очередь потому, что не печатали в ней сплетни и клубничку, принципиально поддерживая интеллектуальный уровень. Вот и пойми его, этого пресловутого массового читателя…
Жуткое зрелище, если попытаться его, массового читателя, представить в красках, думал иногда Саша. Особенно когда это выражение произносится авторитетным баритоном главного Гаврилова. Сразу представляется нечто аморфное, прыщавое, слюнявое, до предела скабрезное, верящее в рекламу стирального порошка, как в библейские откровения, и собирающее самые грязные сплетни о знаменитостях с неиссякающим злорадством социально активной посредственности. Может, и прав Гаврилов с его концепцией газеты как дружной команды вдохновенных дебилов, горящих рвением на службе у идиотов, думал иногда Саша. Делаем из народа дураков, а потом удивляемся, почему в стране все через задницу… Пожалуй, еще пару-тройку лет в «Экспресс-фактах», и вера в человечество окончательно иссякнет. Понятие человечества в голове необратимо сместится в сторону пресловутого массового читателя, пользователя и хавателя… Чтоб окончательно не озвереть душой, хорошо бы уволиться и поработать, хоть недолго, в интеллектуальной прессе… Только где ее взять, когда одни Гавриловы у рулей и штурвалов?
Почему он вдруг об этом задумался? Да, если повезет, дня через три-четыре они уже будут в Острожине. А там, глядишь, и выберутся. Чудом.
В том-то и дело! Не слишком ли много «если»? Если повезет! А если не повезет? Тогда не выберутся, получается…
Глава 8
На общем собрании было решено двигаться в Острожин коротким путем, через пещеру на другом берегу. Особенно настаивал на этом Самородов, без которого, видишь ли, жилищно-коммунальное хозяйство региона придет в упадок и, что еще страшнее, в убыток карману. Летуну Ваське было по фигу, Аля, по причине нервов, хотела уйти как можно скорее, хоть к черту в зубы, хоть в цивилизацию, тетя Женя торопилась к своим военно-хозяйственным делам, и даже молчаливая Вера, похожая на монашку, высказалась за короткий путь. Все в руках божьих, кротко объяснила она.
С такой аргументацией не поспоришь.
Против выступил только он, Саша. Жизнь научила. Слушать других, например. Если даже лихие казаки говорят, что опасно, значит – опасно. Пусть по тайге в несколько раз длиннее, зато – надежнее. Если вовремя обходить минные поля… Сами казаки, между прочим, уже года три коротким путем не ходят, последний раз в этой пещере пропали сразу четверо, рассказывали они. Не зря же лично наказной атаман Насенычев, невысокий, скуластый, с огромным лбом, еще более увеличенным ленинскими залысинами, от щедрот души отвалил им в дорогу три автомата и полцинка патронов. На случай чего, сказал. Не отговаривал, просто оценивающе ощупывал их острыми, внимательными глазками серо-зеленого цвета. Саше показалось, атаману есть что сказать по поводу подземелья, хотя тот и промолчал. Что-то хитрит атаман… Впрочем, само его молчание было предупреждающим.
Нет, загорелось, видишь ли, всем!
Собрание? Можно и так сказать. Просто «Добровольное общество авиапассажиров, упавших с неба». Секция «Вперед, Икар!». Ладно Алька, у нее сейчас голова не на месте, Самородов – от природы дурак, Вера – в божьих руках, как у Христа за пазухой. Но Васька, тетя Женя, новоиспеченный трезвенник Егорыч – эти, казалось бы, должны что-то соображать… И теперь он, Саша, со всей его осторожностью, проистекающей из немалого служебного опыта, вынужден подчиняться мнению большинства… Чтоб не выглядеть трусом хотя бы!
Нет, можно не подчиняться, конечно. Никто ему не мешает пойти окружной дорогой. Даже, наверное, автомат дадут. Как ветеран пера, заслуженный паразит на широкой шее массового читателя, он прекрасно знает, что это за зверь – мнение большинства и с чем его едят после удачной пиар-охоты. А как он при этом будет выглядеть в глазах случайных попутчиков, по большому счету тоже не слишком важно. С годами это начинает заботить все меньше и меньше… Будет выглядеть живым, это уже бесспорный плюс в его пользу… Но отпустить Алю в эту опасную пещеру? А потом мучиться всю дорогу? И надеяться на новую встречу, и бояться ее, и еще больше бояться, что этой встречи вообще не будет?
Угораздило же!
Словом, как обычно, из двух зол приходится выбирать третье. Идти вместе со всеми, держать ряды и колонны, равнение на середину. Если вдуматься, всю жизнь он так ходит, вместе со всеми, в потной шеренге, стараясь не сбоить ногами и равняясь на золотую середину. И до чего дошел, спрашивается?
А что делать? Судьба такая… И пойдет! И пропади все пропадом! Такое было настроение. Как когда-то, перед очередной военной командировкой. Бодрящее настроение, если говорить вкратце, не вдаваясь в нюансы…
* * *
Теперь, проснувшись на носу лодки, Саша искоса поглядывал на остальных. Морщинистый Егорыч тоже дремал, сладко посапывал, привалившись к сдобному боку мичмана. Васька щурил узкие глаза и возился с автоматом, как ребенок с новой игрушкой. Тихоня Вера сидела неподвижно, как камень, только моргала изредка. Камень с глазами… Самородов пыхтел и ерзал на узкой скамейке, все никак не мог устроиться. Злился, наверное, что автомат ему не доверили, удовлетворили ружьем. Выяснилось, что он все равно стрелять не умеет. Подаренное атаманом оружие получили, как самые опытные, Саша, Васька и мичман тетя Женя…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});