– Как? – не понял Саша.
– Обыкновенно. Самая натуральная дыра, только под волосами не видно. Ей голову пробили еще в нежном возрасте. Трепанацию черепа делали, кусок кости убрали, потом вставили какую-то пластинку, чтоб мозги не вываливались. Но, мне кажется, все равно вываливаются. Подтекают потихоньку. Пластинка, наверно, не герметичная попалась…
– Судя по объему информации, вы с ней близкие подруги? – предположил Саша.
– Угу. Еще с пятого класса. Шесть лет за одной партой сидели. Ее к нам из другой школы перевели за то, что она учителю глаз выбила.
– Даже так? – заинтересовался он.
– Именно. У них в школе был учитель со вставным глазом, а Ирке с подружками стало интересно: если шлепнуть того по затылку, глаз выскочит или нет?
А если выскочит, то насколько далеко улетит? Интересно ведь…
– Законное детское любопытство, – подтвердил Саша, заранее посмеиваясь. – И что дальше?
– Обыкновенно. На одной из перемен Ирка разбежалась и врезалась в спину учителю со всего маху, вроде бы случайно. Только ей потом никто не поверил, что случайно. Учитель, между прочим, руку сломал в двух местах. Если бы не ее тетка, которая в РОНО работала, ее бы вообще в интернат для трудных перевели. А так – просто в другую школу. В нашу.
– А глаз-то? Глаз улетел? – спросил Саша, давясь от смеха. Он живо представил себе картину, как мелкая Ирка диким бычком таранит преподавателя в надежде выбить у него глаз. На нее похоже!
– Улетел глаз, – подтвердила Аля. – И челюсть тоже. Она у него тоже оказалась вставная… Вот ты хохочешь, а учителю, между прочим, не до смеха было. Глаз – вдребезги, челюсть – пополам, рука сломана… Он, говорят, потом вообще из школы уволился, бедняжка. Начал бояться ходить по коридорам во время перемен, как конь шарахался, когда ученики мимо пробегали…
– Извини, – сказал Саша, вытирая глаза и все еще вздрагивая от смеха.
– Смешно, я понимаю… Кому-то всегда смешно. Ладно, дело прошлое, – отмахнулась Аля. – К чему я тебе все это рассказываю? Чтоб ты не расстраивался по поводу Ирки. С этим ничего не поделаешь, я-то привыкла уже. Просто она такая есть. Как танк без башни, зато на полном ходу. То она каратистка, то йога, то феминистка, то лесбиянка, а то кидается на каждую ширинку, у нее не поймешь…
– Слушай, она действительно лесбиянка? – уточнил Саша.
С чего он решил, что Аля глупая, поймал он себя на мысли. Судя по разговору, как раз наоборот – девчонка не просто с правильной речью, но еще и с чувством юмора… И глаза, огромные, бездонные, в которых хочется утонуть… Искрящиеся глаза, обещающие все на свете, заслоняющие собой свет…
– Я же говорю, не поймешь. То – да, то – нет. Сначала я думала, что это они с Федькой придумали, с мужем моим. Ну, чтобы трахаться без подозрений. Как будто я ничего не видела… Просто иногда легче прикинуться дурой, чем делать выводы, порождающие последствия. Не видеть и делать вид, что не видишь – все-таки это разные вещи, не находишь?
– Трудно не согласиться, – подтвердил Саша.
Честно говоря, ему очень понравилось, что с мужем у них все плохо. Обнадеживает.
А когда сидишь рядом с ней – любая надежда как подарок судьбы.
– Потом – нет. Смотрю – она меня то за попку ущипнет, то по ручке погладит, значит, подбирается.
В общем, соблазнила она меня как-то на это дело, ну… попробовать. Я посмотрела на нее – вроде умеет, и руками, и языком. Хорошо получается, ловко, – без стеснения рассказывала Аля.
Эта неожиданная эротика в разговоре его добила. Саша почувствовал, что в горле мгновенно пересохло. Это была не просто волна желания – это был приступ, судорога, острая, как сердечный спазм. Когда-то он подростком так реагировал на первые в своей жизни порнографические картинки. Ему вдруг так захотелось ее, что уши, наверное, скрутились в трубочку и задымились. Какие Ирки, какие Ленки! Как вообще можно хотеть другую, когда на свете существует она – Аля…
– Тебе-то понравилось? – спросил он предательски хрипло. Усилием воли он все-таки взял себя в руки, хотя по-прежнему ни за что не ручался.
– Не-а, – сказала она. – Лежишь, смотришь, как по тебе ползают, и чувствуешь себя полной дурой.
С мужиком хоть понятно, зачем ложишься, от этого дети бывают. А тут что делать? Изображать из себя кудахчущую курицу, как в немецкой порнухе? Я вообще-то фригидна, меня и Федька за это все время ругает, говорит – на тебя, как на картину, только смотреть и дрочить… Ну да, я – такая! Что поделаешь?! Дашь еще сигарету? – перебила она саму себя.
Аля отвернулась, и теперь он видел точеный профиль слоновой кости и мягкие, невесомые пряди волос. Изогнутые ресницы разбегались далеко, как лучи.
Саша дал сигарету и сам закурил, глубоко затягиваясь. Пытался успокоиться, но сердце все равно колотилось с удвоенной скоростью. Руки слегка подрагивали.
Наверное, только тогда, наклонившись к ней с зажигалкой, вдохнув вместе с тонким, пряным ароматом ее духов и кожи другой, откровенно-спиртовой дух, Саша понял, что она выпила. Крепко выпила видимо. Отсюда и откровения мало знакомому человеку… Ах да, муж же бросил, она говорила… – ее бросили, его бросили… Компания. Незадачливый журналист и фригидная красавица…
Фригидная?!
– А ты кем работаешь? – спросил он, чтобы перевести разговор на нечто менее возбуждающее. Заодно перевести дух. Ослабить напряжение ниже пояса.
– Вообще-то я математик. Кандидат наук. Правда, последний раз работала в школе учителем, там хоть что-то платили, немного, но регулярно. На это мы и жили с мужем, Федькину живопись тогда вообще не покупали.
– А теперь?
– Теперь он делает скульптуры из разного металлолома пополам с сучками. На мой взгляд – полная хрень. Самое удивительное – всю эту хрень покупают за хорошие деньги. Ну, десять тысяч баксов, двадцать, тридцать. Даже западные коллекционеры ему заказывают… А я теперь вообще не работаю, Федька не разрешает. Странно жизнь повернулась…
– Да, жизнь – такая. Непредсказуема своими последствиями, – глубокомысленно подтвердил Саша.
– Вот и я говорю…
Двадцать, тридцать тысяч… Звучит, как приговор для его зарплаты, со злостью подумал он. Конечно, художники! Дизайнеры по металлу пополам с деревом! Наскальные живописцы городских пещер! Знает он этих художников, весь этот сварочно-заклепочный сюрреализм – не что иное, как украшательство интерьера, ничего больше… Кстати, чего это он так губищи раскатал на Алю-Аленьку, фригидную красавицу и чужую жену? Не мальчик уже, пора бы привыкнуть, что такие картины маслом не про него! Ему, с его штукой в месяц вместе с гонорарами, – фига без всякой смазки, и облизнуться задаром! Они – художники, им – все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});