на 20 километров дальше по ущелью. И не пройти над кишлаками, где сто процентов куча ДШК, мы не сможем.
— И ты мне сейчас говоришь ещё и о второй группе? Борис Матвеевич, это слишком! — махнул руками Енотаев.
— Какая вторая группа? — спросил я.
— Групп было две. Одну высадили в районе Базарака. Это в 40 километрах от Паси-Шахи-Мардан. Другая — Сопина.
— Разрешите узнать, в каком вы звании? — уточнил я.
— Подполковник Тростин. Можно Борис Матвеевич.
— Очень приятно. А я лейтенант Клюковкин. Можно Сан Саныч, — представился я.
Батыров недовольно фыркнул. Как будто командир бригады — человек неземной. С ним тоже можно на «короткой ноге» разговаривать.
— Какова численность первой группы? И может быть такое, что они будут двигаться навстречу? Это было предусмотрено? — спросил я.
— Численность 10 человек. Встреча была предусмотрена. Но ни с одними, ни с другими связи нет. Первая группа от Базарака пошла к Паси-Шахи-Мардан. Они доложили, что Сопин вышел на связь. По его следам идут духи. Требовали эвакуацию.
— Нам запроса не поступало, — сказал Енотаев.
— Летали из Кабула. Но погода испортилась, и они вернулись. И так уже два дня.
— А почему из Кабула? Мы уже четвёртый день в готовности и нам ближе лететь, — спросил Батыров.
Тростин почесал бороду. Что-то не договаривает подполковник. Видимо, задача у Сопина была непросто разведать. Это можно было сделать и одной группой.
— У них задача доставить важный груз, — сказал Борис Матвеевич.
Тут вариантов два. Либо слишком рано появились в Афганистане «Стингеры» и спецназ успешно захватил один из них, либо под названием «груз» завуалирован определённый человек.
— И этот груз у них? — задал вопрос Енотаев.
— Неизвестно. А раз нет информации, то и откладывать операцию в Панджшере никто не будет, — ответил Тростин.
Всё становится ещё сложнее. 25 человек, высокогорье, плохая погода и наступающая ночь.
— Чего такой задумчивый, Клюковкин? — спросил комэска.
Мой командир звена недовольно цокнул, иронично улыбаясь при этом.
— У него есть идеи. Я ж вам говорил — после той посадки он… того, — постучал по голове Димон.
— Старший лейтенант Батыров хочет сказать, что на меня снизошло озарение, — добавил я и вернулся к карте. — Есть предложение, товарищи командиры.
Идея была в том, чтобы пройти по руслу реки Панджшер. Это будет и хорошим ориентиром в сумерках, и самым коротким путём к месту вероятного нахождения групп.
— Предлагаю идти парой Ми-8 и с прикрытием двух Ми-24. На одном борту можем не утащить всех, — сказал я.
— Клюковкин, отставить самодеятельность! Ты приказа не слышал? — возмутился Енотаев.
— Командир, а я и не собираюсь ничего делать. Выдвинул предложение и всё, — ответил я.
— Так, а ну оба вышли отсюда! — указал на дверь комэска.
Батыров посмотрел на меня. Вижу по его глазам, что колеблется. Он и хочет, и боится. А кому не страшно?
— Чего встали? Идите, я сказал! — повысил голос Ефим Петрович.
Комбриг уже не участвовал в разговоре. Он стоял рядом с открытым окном и тушил очередную сигарету об подоконник снаружи.
— Товарищ командир, а давайте… — начал я, но Енотаев перебил меня.
— Без «давайте». Предложение твоё я выслушал, но на этом всё!
Батыров направился к двери и потянул меня за собой. Проходя мимо комэска, я невзначай сказал финальную фразу. А вдруг зацепит!
— Я всегда считал, что мы своих не бросаем. Ошибался?
Ефим Петрович запыхтел, но ничего не сказал. Значит, не зацепила.
Батыров открыл дверь, и тут за спиной прозвучал громкий удар и грохот падающего предмета. Я повернулся и увидел, как одна из столешниц перевернулась и упала на пол. Как раз рядом с этим столом и был Енотаев.
Комбриг как зажёг спичку, так и застыл с ней в руках, не прикуривая сигарету.
— Батыров, Клюковкин на борт. Я с замом на другом. Командира Ми-24х ко мне. 15 минут, время пошло, — тихо сказал комэска.
— Есть! — хором ответили мы и выбежали из класса.
Через 10 минут мы уже шли быстрым шагом на вертолёт. Облака над Баграмом постепенно расходились. Дождь прекратился, и началось испарение. И это несмотря на вечер!
С каждым шагом по бетонке стоянки становилось всё жарче. Когда подошли к вертолёту, Карим уже спешно снимал промокшие чехлы, а из грузовой кабины другие техники вытаскивали дополнительный топливный бак.
— Облегчаемся по полной. Сабитыч, пускай створки снимают, — сказал я.
Карим подозвал к себе несколько человек в помощь.
Времени на это нужно десять минут, если достаточное количество людей. Батыров не сразу понял задумку, но возражать не стал.
— Облегчаемся по полной? — спросил он.
— Да. Иначе, можем не взлететь с площадки на высокогорье.
— А ты думаешь, так высоко придётся забираться?
Громкий звук падения первой грузовой створки был сродни взрыву бомбы. В жилом городке однозначно слышали этот удар.
Через минуту подъехал УАЗик, из которого во всей красе вышел наш «любимый» полковник Берёзкин.
— Что здесь происходит? — крикнул он, подойдя к нашему вертолёту.
Батыров представился начальнику политотдела и объяснил, что готовится вылет. Скрывать смысла не было, поскольку на Енотаева никто уже не повлияет.
— Какой к чертям собачьим вылет⁈ Это трибунал! Пойдёте у меня поля опрыскивать вручную, старший лейтенант. Точнее, уже лейтенант.
— Есть, опрыскивать поля, — ответил Батыров и вошёл в вертолёт.
— Вернись…
— Посторонитесь, товарищ полковник, — преградил я путь Павлу Валерьевичу в грузовую кабину.
Картинно поставил ногу на стремянку и положил картодержатель на колено. Делаю вид, что изучаю её и что-то пишу.
— Лейтенант, в сторону! — снова крикнул Березкин.
Тут к нам подъехал ещё один УАЗ. Из него вышел экипированный Енотаев и его зам.
— Так, а вот и командир эскадрильи! Подойдите сюда, Ефим Петрович, — сказал Берёзкин, но Енотаев и не спешил к замполиту.
Карим подошёл ко мне, показывая поднятый вверх большой палец. Я быстро забежал в кабину и начал готовиться к запуску.
Только я сел на своё место, Сабитович начал запускать вспомогательную силовую установку. Давление начало нарастать, шум становился громче, а начальник политотдела продолжал выговаривать Енотаеву за незапланированный вылет.
— О чём говорят? — спросил я, наблюдая, как Берёзкин отчитывает нашего комэска.
— Удачи, наверное, желает, — улыбнулся Димон.
Научился шутить! Это радует. Жаль,