— Люди следуют правилам, а вы последовали инстинктам. Вы животные. А ты так и вовсе тварь, — он бросает мне в ноги рюкзак. — Я бы мог убить тебя. Но, как свою дочь, я отпускаю тебя. Видишь, я еще способен на благородство.
«Только по отношению к себе», — хочу сказать, но молчу. Потому что говорить нечего.
Стою в прострации, не видя перед собой ничего. И понимаю насколько он прав.
Можно ненавидеть себя. Проклинать его. Но изменить уже ничего нельзя. Теперь мне в этой жизни нет места.
А моя любовь, так горячо гревшая сердце, должна быть затоптана голосом разума.
Семья. Теперь это слово для меня пустой звук.
Родители рушат жизни детей по разному, но этот Дьявол превзошел всех.
Теперь он расскажет Максиму, кто я такая. И я получу новую порцию презрения.
Нет уж. Мне хватит ненависти от самой себя. Мне хватит желания умереть.
Подбираю рюкзак и иду к выходу, поворачиваюсь у двери. Смотрит. Ждет что снова буду умолять.
Родителей не выбирают, но очень хорошо, что от них можно просто уйти. Или… избавиться.
Мгновение. Вспышка и жажда жизни возвращается солнечным лучом, коснувшийся моего лица.
Теперь душу будет греть осознание, что на любого волка найдется волкодав. Однажды и Андронов получит пулю в лоб. И я бы отдала все, чтобы пистолет был в моей руке.
Глава 68
Отпустил. Скорее выгнал. И кто я теперь?
Использованная тряпка, не удовлетворившая желания домохозяйки. Виски, не оправдавшее ожиданий коллекционера. Душа, не устроившая Дьявола. А я полюбила сына Дьявола.
А теперь я одна.
И никому не нужна. Не буду нужна, как только Максим все узнает.
Я его сестра. Поверить в это просто нереально. Кажется, что прямо сейчас из кустов выпрыгнет репортер и громко закричит: Вас снимала скрытая камера.»
И я засмеюсь, захлопаю в ладоши, брошусь в объятия Максима. Он скажет: Все, все милая, это была шутка, просто шутка.
Только вот секс с Андроновым не был шуткой. Все было настолько реально, что тело до сих пор гудит, а кожа, несмотря на горячий душ вся в грязи. Смотреть на него было противнее всего. И только сейчас я понимаю, что пыталась переключиться, представить, что передо мной Максим. Что это любимый пыхтит и елозит во мне.
Но Максим не пыхтит и даже не потеет, а его толчки скорее можно сравнить с ударами молота, а не, растягивающейся гармошки.
Содрогаюсь от отвращения и все-таки желудок позволят довести до конца рвотный спазм.
Останавливаюсь на дороге, пытаюсь отдышаться и вытирая рот салфеткой иду дальше. Глоток воды смывает во рту вкус тухлого яйца, но не дает ни капли облегчения.
Плавится мозг. Плавится от жары тело. Хочется лечь прямо на асфальте и ждать, когда какой-нибуть «шумахер» не заметит препятствия. Раздавит меня физически так же, как раздавил морально «Отец».
Но у меня есть цель. Теперь каждый день моей жизни я буду тратить на нее. Желать, жаждать увидеть, как гаснет свет в глазах Андронова, как дергается тело в предсмертных судорогах.
Иду и иду вперед, почти не смотрю по сторонам, да и сквозь слезы красоты подмосковной природы расплываются. Все пятнами. Справа слева зеленые, сверху синее с золотым шаром, под ногами твердая чернота, как бездна.
А впереди синяя точка. Она медленно приближается, потом все быстрее. Становится больше, фигурнее.
Я почти дошла до вокзала, кто же знал, что именно по этой дороге пойдет Он.
Сердце отсчитывает удары звуками быстрых шагов по асфальту. Шагов Максима. Значит его выпустили.
Это ведь хорошо, значит все было не напрасно?
Эта мысль настолько радостная и светлая, что я даже улыбаюсь бегущему на меня Максиму. А потом приходит осознание. Давит на шею невидимым ремнем. Заставляет видеть все в черном-белом свете.
Неважно, напрасно или нет. Суть в том, что моя любовь запретна. Она не может существовать в реальности. Только в моей фантазии. Только в мечтах.
Иллюзия.
— Лана, — выдыхает Максим со смехом. Такой радостный и воодушевленный, что становится завидно.
Как же хочется все забыть. Просто не знать правды. Ложь прекрасна в своей попытке защитить неокрепшие умы от реальности.
Я столько лет жила в замке, не боялась чудовищ, обитающих за его пределами. Даже не подозревала, что самое страшное под моим носом. Ждало своего часа.
— Лана, — повторяет Максим уже спокойнее, ласково. Хватает меня в охапку и кружит, кружит, кружит.
И я запомню его таким.
Красивым, уставшим, скалящимся от счастья во все тридцать два.
— Я знал, что ты меня не бросишь! Блять, я же знал, знал, что не ошибся в тебе.
От его слов захотелось просто разрыдаться… Все рассказать и не увидеть на лице отвращения.
Но оно будет. Это неизбежно.
Также неизбежно, как наше расставание.
Наверное, поэтому я почти не думаю. Смотрю на его такую твердую линию лица, прямой нос, острые скулы и не вижу сходства. Разве что черные волосы.
Сглатываю острое желание уложить его прямо сейчас и здесь, забыться в его руках и жестком теле.
Руками хватаю лицо и с болезненным стоном «Люблю» касаюсь губ. И это так больно. Грудь рвет на части, тело прошибает ток неправильного запретного, по-настоящему огненного желания. Целую глубоко, настойчиво, не даю возможности глотнуть и порции воздуха. Только так. Только губы в губы, язык к языку. Без остановки. Словно через секунду нас не станет. Словно последние выжившие на земле.
А воздух все гуще, пряное желание все ярче, вспышкой проникает в мозг, выжигает все мерзкое, что было со мной. Хочу задохнуться в его запахе. Последний раз содрогнуться от удовольствия. На несколько секунд забыть, кто он. Кто он мне. Кто я. Хочу вжаться в его тело, наполнится его силой, заставить навсегда запомнить меня такой.
Вот такой, а не той размазней как меня опишет Андронов. Я уверена. Все будет в красках.
А Максим пусть запомнит меня такой. Все еще живой, все еще… не сестрой.
Чувствую, как в поцелуй вмешиваются мои слезы, а между упирается стояк.
С ужасом отстраняюсь, часто дышу и не переставая смотрю в глаза Максима. Он словно мой маяк, только к нему моя дорога. И вот он рушится. Исчезает в бескрайнем океане реальности, оставляя меня одну.
— Лана, — как-то невесело смеется Максим. — Ты меня пугаешь.
— Я сама себя пугаю, — поднимаю брошенный в порыве чувств рюкзак и закрываю глаза. Упираюсь рукой в грудь Максима.
— Не надо.
— Не понял, — выражение лица меняется в считанные секунды, как будто он снял маску. Превратился в того, с кем я познакомилась…. Пытаюсь осознать время. Две недели. Всего две недели моей жизни изменили все к чертям. Теперь я беспризорница. Никто.
— Да прекрати ты думать, поговори со мной! Что случилось?!
— Много всего.
— Ну… — он проводит рукой по волосам. — А подробнее.
— Ты сел в тюрьму, я попросила отца тебя вытащить.
Краткая версия, надо же.
Он поджимает губы, отводит взгляд и кивает.
— Да, мне сказали. Сильно лютовал? Теперь все хорошо?
Даже смешно, как наивно сейчас звучат его слова. Он все еще мальчик, верящий в деда мороза, а я опытная шлюха, этому деду морозу отсасывающая.
— Ничего не хорошо, Максим.
— Мы…
— И мы больше существует. Мне нужно идти.
Он конечно так не оставит это. Тут же догоняет, разворачивает и… получает удар по щеке. Совершенно незаслуженный, но так он быстрее осознает.
— Уходи Максим! — говорю через плечо и шагаю быстрее.
— Да с какого хера я должен уйти?! — орет мне в догонку.
Снова догоняет, и снова получает удар.
— Ты совсем ебнулась, Лана! Что происходит?! Скажи! Мы разберемся!
— Мы разберемся… — смеюсь я в голос и слышу за спиной шаги. — Кто мы, Макс?! Мы никто! В том-то и дело! Две заряженные частицы, которым не суждено быть вместе.
— Что за чушь?! — орет он на меня, поворачивает, встряхивает. — Пока мы этого хотим, мы будем вместе.