— А вы? Что вы успеваете? — усмехнулся Аркадий.
— Я? Это уж в зависимости от настроения.
— А на этот раз?
— Спал всю дорогу, как сурок! Как лег днем у себя, так утром едва добудилась меня проводница уже в Южно-Сахалинске, — смеялся Свиридов. И добавил: — Ни телефонов тебе, ни гудков, ни криков. Одно удовольствие выспаться в дороге.
— Вот видите, значит, мой вызов никаких ваших планов не нарушил?
— Зачем? Я люблю в область ездить. Никогда не отказываюсь. Ни одного мероприятия не пропускаю. Служу и делом, и телом.
— Что? — не понял Яровой.
— Всем своим существом работаю. Надо ехать, значит — еду. Не то, что иные. Прикрываются занятостью, а сами из дома нос не высунут.
— Это кто ж?
— Я не конкретизирую. Абстрактно.
— Так вот! И часто вы бываете в области? — спросил Яровой.
— Ежемесячно. Участок наш — в почете. Сами знаете. Ну и мы, следовательно, уважением не обижены.
— В последний раз, до моего вызова, когда были в Южном[8]? — поинтересовался следователь.
— В марте. На совещание вызывали.
— Какого числа?
— Десятого.
— Домой вы когда вернулись?
— На следующий день. А что?
— Чего же не остались еще? Или работы было много? Ведь сплава не было. Зачем спешка?
— Как не было? — сползла улыбка с лица Свиридова.
— Не мне же вам говорить, что ледолом начал работать лишь двадцать пятого марта. Вы это и сами не хуже меня знаете, — сказал Яровой.
Свиридов собрался в пружину. Замолк на время. Потом сказал, усмехнувшись:
— У нас помимо ледоломов полно работ.
— Каких? Уточните.
— Мы хоть и называемся участком сплава, но когда природа напоминает нам, что мы жители Севера, то уж тут мы обязаны изыскивать, да, именно изыскивать занятие людям. И они у нас не сидят без дела. Все работают. И не менее, чем на сплаве. А даже больше. Работу выполняют — первостепенной важности!
— Да, но к чему эту работу, да еще первостепенной важности, сплавом проводить по документам? — спросил Яровой.
— Мое дело — руководить работой участка. А документы — дело подчиненных.
— Да, но под ними стояла и ваша подпись!
— Возможно и стояла, нет времени каждую бумажку читать, их кипами ко мне приносят. Тогда мне некогда было бы делом заниматься — основным, а только читать!
— Значит, не читали? — уточнил Яровой.
— Нет. Некогда было.
— Так. А график продвижения леса по месяцам кто составил?
— Прорабы!
— Но и там ваша подпись.
— Я уже сказал, возможно— передоверил, не проверив. Приеду — разберусь.
— Да, но не прорабы, а вы сказали мне, что в марте у вас был сплав. Что лед взрывали. Ни о ледоломе, ни о запрете взрывов — ни слова не сказали. И даже о том, что два месяца вы не могли спустить в Ноглики ни одного плота. Может, — мне поднять записи нашей беседы? Или вы сами вспомните? — предложил Яровой.
— А какая вам разница? Сплав или нет? Ведь та работа, какой занимались плотогоны, по значимости не менее важна. И выполнение ее оценивалось в сумму, равную сплавным работам. Поскольку производительность была высокой, а результат, я имею в виду суммарный, был равен сплавному.
— Да, но зачем лично вам понадобилось подменять в документах, я имею в виду внутренних, наименование работ? — Ведь первые же проверяющие из министерства рыбной промышленности могли наложить штраф или иное взыскание за нарушение приказа. Они ведь верят не словам, а документам? Искажение отчетности вопреки собственным интересам?
— Да, но здесь я могу отделаться выговором и доказать, что сплавных работ не проводилось. Но, кроме этой комиссии, которая доверяет данным лесников и рыборазводных заводов, стоящих на Тыми, есть другие комиссии, куда как более опасные для нас, нежели названная вами. Существует комиссия по охране труда на участках сплава. Там — одни юристы. Не менее дюжины. Так, вот, если они узнают, что мои плотогоны, а это в основном поселенцы, занимались заготовкой дров, в тайге, то есть выполняли работу, не смежную их профессии, без определенной подготовки и навыков, без инструктирования и элементарных знаний техники безопасности при работах, проводимых в тайге, вот тогда — да! Это уже опасно. Конечно, все обошлось. Но и прошлые ошибки эта комиссия прощать не умеет. К тому же докопались бы и до нехватки катеров. Буксирного и аварийного. И тут уж не выговором, не штрафом, кое-чем серьезным могло пахнуть. Вот так, дорогой вы мой. Меж двух огней и выкручиваемся. Как можем. Потому и приходится от каждой комиссии по-своему отделываться.
— И как часто бывает у вас вторая комиссия?
— Нынче не приезжали. Зато в прошлом году — несколько раз.
— Видно, что плохо требовали, раз до сих пор с буксирными и сопровождающими катерами ничего не сдвинулось.
— Я их не рожаю. Даром не дают. А купить пока не за что. Дыр много, средств мало. На ноги натянем — зад оголится. Зад прикроем — плечи голые. Не все сразу.
— Да, но вот я просматривал расценки по заготовке дров. И сделал подсчет. Оказалось, что каждый ваш плотогон за заготовленное количество дров получил втрое больше, чем ему причиталось согласно расценок коммунхоза. Вашего коммунхоза.
— Ничего не поделаешь. Расценки на заготовку дров низкие, а мы не имеем права допускать, чтобы наши рабочие не по своей вине проигрывали в заработке. Вот и доплачивали им как предусмотрено законом о труде — до среднесдельного заработка плотогонов. И тут моя совесть руководителя чиста.
— Значит, о том, что плотогоны занимались заготовкой дров — вы знали?
— Конечно, знал.
— А почему вы скрыли от меня этот факт? И здесь не хотели говорить?
— А какая разница? Люди работали. Делом занимались. Потом, знаете, у нас так говорят: не открывай юристу душу нараспашку, чтоб не загнать ее в железную тельняшку, — рассмеялся Свиридов.
— Вот вы только что говорили, что суммарно заготовка дров равна сплавным работам. И тут же сказали, что пришлось доплачивать плотогонам.
— Нас все ругают за перерасход заработной платы. Вот и не сказал вам сразу. У нас так считают, что нет дома без убытков, нет углов без прибыли. Но лучший счет и цену должен знать хозяин. И соседу об этом — помалкивать.
— Так что же это за дом и углы? — спросил Яровой.
— Дом — это организация, углы — люди! Простая арифметика! — рассмеялся Свиридов.
— Понял. Только формулы ваши, поговорки, до странного циничны. С чего ж это вы теперь решили раскрыться здесь?
— Хм. А что такого? Я говорю о том, что вам уже и без меня известно, — усмехнулся начальник сплава.
— Верно подметили. Что ж, продолжим. Я хотел бы узнать у вас, давно ли возглавляете сплавучасток?
— Давно. Уже надоело!
— Работали где-либо до Ныша?
— Нет. Сразу после училища речного пароходства сюда направили.
— Где учились?
— В Астрахани.
— В Ныше с первого и по сегодняшний день работали? Не уходили?
— Нет. Ни к чему. Я как камень, что не движется и мохом не обрастает.
— На материке бывали?
— А как же? Конечно. По работе, в отпусках.
— И сколько раз были на материке?
— Часто. Но не считал. Я, говорил вам, люблю ездить.
— Когда последний раз выезжали на материк?
— В прошлом году. Летом. В отпуске был.
— Где именно?
— В Астрахани.
— У вас там родственники?
— Да. А что?
— Позвольте взглянуть на ваш паспорт.
— Возьмите, — протянул Свиридов новехонький паспорт в сверкающей кожаной обложке.
Следователь посмотрел дату выдачи паспорта: десятое апреля… Такое — не случайность.
— Недавно поменяли? А что послужило причиной обмена? — насторожился Яровой.
— Личная причина, — ухмыльнулся Свиридов.