Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В Ереван! — прораб остался с отвисшей до неприличия челюстью.
— Именно в Ереван! Вот корешки билетов. Да и я сам — не из Южно-Сахалинска, а именно из Еревана, что не раз вам повторял. И интересует меня именное период его, Сеньки, отсутствия на деляне! А вы мне об интересах рабочих. Так при чем это все? Неужели вы не поняли до сих пор, что под прикрытием вашего паспорта, имени, могло быть совершено преступление? Неужели вы не допускали такой мысли и спокойно помогали человеку, который уже дважды был судим и отбывал немалые сроки? Вы помогали ему. Часами, которые собственноручно подделали под те, какие могли быть вещественным доказательством. Рабочими днями, какие сами проставили в табеле, тем самым став соучастником в фальсификации алиби…
— Так я же не хотел ничего плохого. Он же, если б не я, давно бы на свободе был!
— На свободе, говорите?! А вы подумали, что, став свободным, он сотню раз взвесил бы — пойти на преступление или нет? Ведь прежние судимости, свобода передвижения, опасение снова попасть под суд— могли лишь остановить от рискованного шага. Под прикрытием же положения поселенца, соблазнившись легкостью фальсификации алиби, он мог совершить преступление, а вы — помогавшие ему, как непосредственный руководитель, вынуждены были укрывать Сеньку, выгораживать его. Он и это высчитал. А все потому, что со своею совестью залезли в долг. К поселенцам. И, прикрываясь интересами рабочих, прежде всего заботились о получении собственной премии. Но не хотите сознаться в этом. Вот и остались в двойном долгу. И прежде всего, перед самим собой. Что же касается бригадира, зачетов и его затянувшегося по вашей вине освобождения, что вы ставите себе в заслугу, — мол, возможного преступника удержал, так и здесь имеются люди, которые без вашей помощи прекрасно справляются со своей работой. И не только следят, а и помогают поселенцам стать на свободе нормальными людьми. Не залезая к ним в долг. Ни морального, ни материального порядка.
— Но ведь сама обстановка такова, что нужно думать обо всех, — сник прораб.
— Обстановку создают сами люди. Так было во все времена. Впрочем, мы отвлеклись от главного, давайте продолжим наш основной разговор, — предложил Яровой и спросил: — Вам бригадир рассказывал о своем прошлом?
— Нет. Никогда.
— А о той женщине? Что вам известно, кроме сказанного?
— Ничего. Он сказал, что имеется баба. И он хочет к ней съездить.
— Вы адрес ее не брали?
— Зачем? — удивился прораб.
— На всякий случай. Вдруг сбежать решит.
— Я верил, что он вернется. Он никогда не обманывал меня—. А в чем еще доверяли? — спросил Яро — ой. Остальное — по работе. Это к личному отношения не имеет сроках, р выработке не подводил никогда. А это — немало. Я его, как работягу, ценил. Золотым фондом своим считал. Знал, что: нужно будет — Сенька и ночью станет работать. Другого не знал за? ним. Не думалось. И, честно говоря, не верится.
……… Когда допрос закончился, Яровой вернул прорабу его паспорт.
—Можете идти.
—Как? Я свободен? — изумился, не поверив в услышанное прораб. И кинулся к двери торопливо, словно боясь, что Яровой может передумать.
— Погодите! — нагнал его голос Ярового, когда прораб уже ступил в коридор. Он остановился. — Вернитесь. Закройте дверь.
Прораб вздохнул. Подошел к столу.
—Вы не подписали протокол допроса. И еще, распишитесь в том, что вы предупреждены о неразглашении известных вам данных предварительного следствия.
Прораб торопливо подписал.
— А теперь идите, — Яровой отошел к окну и не видел, как пятился к двери прораб. Как тихо прикрыл ее за собой.
Стоял вечер. Тихий, ласковый весенний вечер. Допрос прораба длился долго. И Аркадий только теперь почувствовал, как он устал. Надо отдохнуть. Но еще нужно позвонить в областную милицию, возможно там его уже ждут какие-либо сведения из Хабаровска или Еревана. Хотя из Еревана рановато. А вот из Хабаровска — как знать?
Сведения еще не поступили…
ДОЛЖНОСТНОЕ ЖУЛЬНИЧЕСТВО
Завтра предстоит допрос начальника Нышского сплавного участка. Этот— не Адо-Тымовский прораб. Нет. Этот как уж. Хитер. Будет выкручиваться, бестия. Так просто показаний не даст. Он и в разговоре был таков. Увертливый, скользкий. Все на подчиненных кивает. Эдакий хитрец! Интересно, успели ревизоры управиться в леспромхозе или нет? Где они сейчас? Может, в Ныше? Надо узнать и о результатах ревизии. Ведь обещали держать в курсе дела, а за все эти дни ни одного сообщения. Почему? Может, ничего отрицательного в работе Адо-Тымовского леспромхоза не обнаружено? Ничего! Ведь обещали сообщать! Хотя ревизия — дело тонкое. Только о доказанных результатах сообщат. А если их пока нет? Возможно, этим и объясняется их молчание?
Аркадий заснул тяжелым сном уставшего человека. И сквозь дрему все еще думал, какие вопросы он должен поставить завтра на допросе начальнику Нышского участка сплава. Ничего нельзя забывать, ни одной детали, ни одного факта. Он мысленно опровергал предполагаемые доводы начальника. И, наконец, уснув, забыл обо всем, что тревожило каждую минуту, каждый час.
Начальник сплавучастка вошел к Яровому гладко выбритый, подтянутый. Пропахший всеми ароматами парикмахерской. Он был в хорошем настроении. Чувствовалось, что недавно он сытно позавтракал, а потому ничто, даже вызов в областную прокуратуру, не мог омрачить его радужного настроения.
Свиридов по-хозяйски оглядел кабинет, выделенный Яровому для работы на несколько дней. И рассмеялся:
— Бедновато живем! Ни ковров, ни дорожек, ни кресел, ни люстр не имеем! А? Плохо! Ведь это учреждение— пуп, центр справедливости и законности всей области! А на что он похож? Ну, скажите вы мне? Никакой солидности! А в этом олицетворении закона — даже вешалок нет! Гвозди! Эхма! За делами об элементарном забываем. О комфорте, уюте; наконец, об обычных удобствах! Ну, разве это хорошо, даже банального зеркала нет. Вот так и я! Всего себя в работу вложил. Без остатка! Горим на работе. А к пенсии дело пойдет — все о себе даст знать. Каждое лишение. Каждая нервотрепка. Ведь даже медики говорят, что нервные клетки у человека не восстанавливаются. Разрушенные однажды они умирают. А с, ними и человек, — ворковал Свиридов, снимая модное, укороченное пальто, оглядывая себя в стекле, прихорашивая черные, кудрявые, как у Беника, волосы.
И впервые Аркадий подметил, что Свиридов и Клещ были очень похожи. Вот только усы поселенца делали разницу. Да костюм. Манера держаться. Но ведь их не приклеишь к паспорту. Следователь вспомнил прораба Адо-Тымово. Возраст, рост, комплекция, лицо — тоже, как с одной колодки с Сенькой. Вот только Муха весь заросший. И борода. Но кто к этому мог придраться! В порту не заставят бриться, чтоб сличить фото предъявителя с личностью владельца паспорта. А сходство явное. И не случайно поселенцы обратились за паспортами именно к этим. Похожим. А бывает ли это сходство случайным? Ведь однотипные люди — большая редкость. И сходство у них зачастую бывает не только внешним, а и внутренним. Его недаром называют идентичностью натур, родственными типажами, однородными характерами. Похожие люди зачастую напоминают друг друга не только образом мышления, проявлениями, поступками, а и судьбами. Эти примеры знала и история. Лишь разные ситуации, обстановка могли изменить похожесть судеб. Вот и этот… Жизнь сложилась иначе, чем у Беника. Стал начальником. Выбился в люди. Но сходство натур, не только внешнее, дало о себе знать. Вот и пошел на преступление. Как однокровок. Значит… Разговор, весь допрос, каждый вопрос нужно строить так, как если бы передо мной сидел не Свиридов, а Клещ. Да! Сам Беник! Его-то я знаю. Сходство не случайно. Неспроста они меж собой нашли общий язык!
— Как добрались? — спросил он Свиридова.
— Ничего. Потихоньку. Поезда наши, сами знаете, не торопятся. Потому за дорогу — пьяные успевают три раза протрезвиться. Усталые— пять раз выспаться, сытые— проголодаться, молодые — повлюбляться.
— А вы? Что вы успеваете? — усмехнулся Аркадий.
— Я? Это уж в зависимости от настроения.
- Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова - Боевик
- Фартовые - Эльмира Нетесова - Боевик
- Закон Тайга - Эльмира Нетесова - Боевик
- Женская месть - Эльмира Нетесова - Боевик
- Посылка для генерала - Тамоников Александр - Боевик