Читать интересную книгу Утро без рассвета. Сахалин - Эльмира Нетесова

— Значит, вы отдали паспорт в интересах леспромхоза?

— Конечно!

— Ну, а если бы Сенька не вернулся? Вы знаете, что вам бы пришлось отвечать? Ведь все дни его отсутствия в табеле стояли рабочими днями. Значит, вы знали и поощряли его отъезд в то время, когда он — поселенец. То есть, еще не отбыл наказание за преступление.

— Он давно отработал. А значит, отбыл. Если говорить начистоту.

— Тогда зачем вы скрывали фактическую выработку целой бригады? Лишая заработанных зачетов многих. Не только бригадира. Явная неувязка получается. С одной стороны, вы доверяете свои документы, значит, ручаетесь честью и своим именем за этого человека. Поселенца. Осужденного за преступление. С другой стороны, вы намеренно лишаете этого человека его зачетов, мешая тем самым выйти на свободу гораздо раньше. Говорите, что не уверены, кем он станет на воле. И в то же время делаете ему уступку — отпускаете, сами, самовольно. Нарушая закон. Не согласовывая. Идете на сделку, пахнущую преступлением. И прикрываетесь интересами коллектива рабочих, целого предприятия, говорите от их имени и интересов. А какое они имеют отношение к этой сделке?

— Я говорю вам так, как думаю. Так и поступал. Как мне подсказывала совесть.

— Ладно. О совести не будем. Продолжим далее. Расскажите, как на самом деле произошел ваш разговор с бригадиром о паспорте и об отлучке? — спросил следователь.

— Он говорил, что у него есть женщина.

— Где? — спросил Яровой.

— В Южно-Сахалинске.

— Откуда же у него здесь женщина? Ведь он раньше жил на, материке. И никаких связей, или знакомств на острове у него не было. Он не был с женщинами. И знал только кентов. Он был на Колыме, потом на Камчатке, потом у вас — в Адо-Тымово. За время этапирования он не мог не только завести накоротке интрижку, но даже познакомиться не мог.

— Значит, это одна из прежних, материковских, сюда переехала. Поближе к нему, — лепетал прораб.

— И это не так. Он никогда и ни с кем не переписывался. Доподлинно установлено.

— Кенты могли написать.

— Да не нужны ему женщины! Давно не нужны! Десять лет назад… Он и по сей день импотент. Если бы он мог иметь женщину, то завел бы ее здесь, среди поселенок. Что ему брезговать! Сам-то не лучше. Поняли вы наконец, что не в них дело?

— Понял, — вздохнул прораб.

— Рассказывайте. Я слушаю.

— И все же он мне сказал, что хочет навестить бабу. Она, дескать, в Южно-Сахалинске живет. Объяснил, что после поселения хочет у нас остаться, но прежде ее нужно уговорить. Чтоб семьей, как все путевые люди жить. Говорил, что баба она покладистая, послушная. Соскучился, мол, по ней. И разжалобил меня. Ну, позволил я ему навестить ее. А он и говорит, мол, без ксив мне отсюда хода нет. Я тоже спросил, а зачем тебе в Южном документы? Ведь билет на поезд продают без паспорта. В Южном ты у бабы своей жить будешь, в квартире. Не в гостинице. А бабе зачем твой паспорт? А он и говорит мне, мол, у нее квартира— в общежитии. А туда— только с паспортом. Без документов не пускают. Я сказал, что своего паспорта не дам. А у других — его дело. Но он мне сказал— зачем втягивать в это третьего? Ты мне все равно дни ставить будешь рабочими. А паспорт у другого! Тот с тобой должен будет обговорить. А чуть поругаемся — он тебя выдаст и меня. Зачем "лишний человек, лишний язык? Давай вдвоем. Я отказал, он стал антажировать выработкой. Попрекать кубометрами, какие я срезал у них. Сказал, что из-за меня он тут лишнее тянет. Напомнил кое-что.

— Что? — спросил Яровой.

— Когда-то, срезая с их показателей сверхплановые кубометры, я пообещал компенсировать их потом. Но не удалось. Завелся должок. Он рос. Вот и напомнил мне о нем Сенька. Обещал пожаловаться в область. Ну я и согласился. Дал ему паспорт.

— Подпишите показания, — потребовал следователь.

Прораб весь сник. Понурился, показания — как приговор самому себе подписал. И тут же отодвинул протокол допроса.

— Продолжайте.

— Он уехал.

— Когда вы дали ему паспорт?

— Десятого марта.

— Когда он уехал?

— Вечером. Одиннадцатого марта.

— Когда обещал вернуться?

— Через две недели.

— Когда вернулся?

— Двадцать седьмого марта.

— Сколько он заплатил вам за паспорт? — спросил Яровой.

— Как?! Как вы можете? Я же не продал! Я лишь на время! Я не давал вам повода…

— Он вам его вернул? — не смутился Аркадий.

— Да, отдал.

— Что сказал, возвращая?

— Спасибо.

— А еще?

— Ничего больше.

— Почему решили паспорт обменять?

— На всякий случай.

— Сенька посоветовал?

— Нет. Сам решил.

— Причина?

— Я ж говорю, на всякий случай. Вдруг что натворил он во время отсутствия.

— Что он вам сказал по возвращении о поездке своей, о женщине?

— Ничего не говорил.

— А вы спрашивали?

— Да. Спросил, нужна ли будет ему квартира? Хлопотать ли мне перед начальством? Он сказал — не надо. Я понял, что сорвалось.

— Как он объяснил опоздание свое?

— Сказал, что отработает.

— Какие вы заметили перемены в бригадире по его возвращении? — спросил Яровой.

— Никаких. Каким был, таким и остался. Без перемен.

— И неудача с женщиной, не сказалась на нем?

— Во всяком случае, я этих перемен в нем не заметил. Держался он по-прежнему.

— Так, ну а теперь перейдем к часам. Да, к часам. Помните, вы мне показали на деляне свои часы? Точно такие же, как у бригадира. С. теми же приметами. С буквой «С». Расскажите, зачем вам понадобилась подделка эта? Кто вас просил о ней? — продолжил Яровой.

— Со стрелками подделки не было. Марка часов — одна в магазин завозилась. А вот о трещине и букве — бригада попросила. Я и сделал.

— Чем они объяснили просьбу?

— Чтоб от вас скорее избавиться. Сказали, что вы им работать мешаете.

— Когда вы впервые заметили эти часы у бригадира?

— Когда у вас их увидел. К ним мы не присматриваемся. Другое интересует.

— Как он объяснил вам свою букву «С»?

— Сказал, что пометил их своим именем — Сенька.

— А зачем остальные свои часы подделали?

— Тоже, чтобы от вас отвязаться.

— Подпишите показания, — подвинул Яровой протокол. Прораб безразлично подписал.

— Об отлучке бригадира, кроме вас и членов бригады, кто еще знал? — спросил следователь.

— Никто.

— А милиция?

— Что милиция?

— Они же приезжали на деляну с проверкой?

— Приезжали.

— Как вы объяснили им отсутствие бригадира?

— Сказал, что он перешел на другой участок. А бригада к переезду готовится. А от участка до участка несколько километров. Кто пойдет из- за одного человека? Да еще по тайге, пешком? Никто не решится.

— Вот как. Произвольно решили вы подменить собою и милицию, и прокуратуру, и начальство. Многовато взяли на себя.

— Да я и сейчас уверен, что ничего плохого не случилось. Ну, съездил, пусть не к бабе, ну, покутил. Вот и все. Что ж тут такого? Ничего страшного не произошло. Съездил и вернулся.

— Это вы так считаете. Но посмотрите с другой стороны. Женщина, которой нет! Значит, отпала необходимость в паспорте. Задержка на три дня, кроме обговоренного. И она осталась необъясненной. Подделка примет часов — ваших часов и часов других. Наконец, и мое появление — следователя, разве ни о чем не говорит вам?

— Но ведь и следствие, случается, ошибается.

— Скажите, вы все еще уверены, что ваш бригадир летал в Ереван лишь для того, чтобы там покутить? Разве не мог он это сделать здесь, на Сахалине? Или здесь ресторанов нет? Он не остался для этой цели в Хабаровске — тоже ресторанов не хватило? И даже сервис московских ресторанов ему не пришелся по вкусу!