что ты говоришь правду, – заверяет меня Адриан. – Но сначала пойдем в дом и съедим чуррос.
– Зачем?
– Затем, что они потрясающе вкусные. Ты забудешь обо всех своих проблемах, поверь мне.
Мы возвращаемся в дом и обнаруживаем, что вечеринка приобрела еще больший размах. Стереосистема включена на полную громкость, все переместились из столовой в гостиную, а Игнасио, похоже, успел за это время стать еще более achispado. Он демонстрирует гостям пасодобль, танец, который, по его словам, в совершенстве научился танцевать в юности, а София с поразительным воодушевлением подыгрывает, тряся юбками и подчиняясь ему в танце. Гости хлопают и подбадривают танцоров, и Адриан лишь качает головой, смущенный и раздосадованный одновременно.
– И так каждый раз, когда к ним кто-то приходит, – говорит он. – Любит мой папочка покрасоваться.
Мы берем из холодильника две бутылки минералки. Потом Адриан кладет на тарелку чуррос, поливает их шоколадным соусом и ведет меня на улицу, на экскурсию по саду. Он говорит, что его отец работал над ним тридцать лет и что это его маленький личный Версаль.
– Что еще за Версаль такой?
– Ну, дворец же, во Франции.
Он, похоже, удивлен, что я никогда не слышала этого названия, но что я могу вам сказать? Французская аристократия – не самая распространенная тема для обсуждения среди жителей Южной Филадельфии. И тем не менее мне не хочется выглядеть идиоткой, так что я снова прибегаю ко лжи.
– А, Версаль, – со смехом говорю я. – Я не так услышала.
Мы гуляем по дорожкам, и Адриан демонстрирует мне секреты сада: семейство кардиналов, свивших гнездо на вишне, укромную молельню с образом Девы Марии, деревянную скамью на берегу пруда с золотыми рыбками, рядом с водопадом. Мы останавливаемся на берегу и бросаем крошки от чуррос рыбам. Их там плавает с открытыми ртами на поверхности воды семь или восемь.
– Потрясающее место.
Адриан пожимает плечами.
– Меня лично больше порадовал бы бассейн. Как у Максвеллов.
– Нет, пруд лучше. Тебе повезло.
Его ладонь ложится на мою талию, и, когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, он целует меня. Губы у него сладкие и пахнут корицей и шоколадом, и мне хочется притянуть его к себе еще ближе, поцеловать его еще раз.
Но сначала нужно во всем ему признаться.
Я упираюсь ладонью ему в грудь.
– Подожди.
Он останавливается и ждет, глядя мне в глаза.
И я не знаю, не знаю, как ему сказать. Вся эта сцена слишком идеальна: гирлянда помаргивает огоньками, мелодично журчит водопад, аромат цветов опьяняет – и я в очередной раз не могу заставить себя испортить этот идеальный момент.
Потому что точка невозврата уже пройдена. То, что я обманула Адриана, уже само по себе скверно. Но теперь я ввела в заблуждение его родителей и их друзей. Когда все эти люди узнают правду, они не захотят со мной знаться. У наших с Адрианом отношений нет ни единого шанса. Они как мыльный пузырь: волшебный, радужный, невесомый – и обреченный лопнуть.
Адриан понимает, что что-то не так, и отстраняется.
– Прости. Видимо, я неверно истолковал момент. Но если я буду говорить достаточно быстро и достаточно долго, мы же сможем сделать вид, как будто ничего не было, да? – Он со смущенным видом поднимается. – У нас в гараже есть пинг-понг. Не хочешь поиграть?
Я беру его за руку и тяну обратно на скамейку. На этот раз я сама его целую, потом кладу руку ему на грудь и прижимаюсь к нему, чтобы у него не было сомнений в том, какие чувства я испытываю.
– Нет, – говорю я. – Мне не хочется никуда отсюда уходить.
И все же в конце концов я, разумеется, ухожу.
Гости начинают разъезжаться примерно в половине одиннадцатого. С нашей скамьи в укромном месте мы слышим, как хлопают дверцы, заводятся двигатели и машины одна за другой трогаются и отъезжают от дома.
Мы с Адрианом засиживаемся в саду за полночь. Наконец все огни в доме гаснут и его родители, похоже, укладываются спать, и я решаю, что мне, пожалуй, пора.
Адриан предлагает проводить меня до дома. Я говорю ему, что это излишне, тут идти-то всего пару кварталов, но он настаивает.
– Тут тебе не Южная Филадельфия, Мэллори. У нас в Спрингбруке с наступлением темноты по улицам ходить опасно.
– У меня при себе электрошокер.
– И чем тебе твой электрошокер поможет против какой-нибудь пьяной мамаши за рулем минивэна? Мне будет спокойнее, если я доведу тебя до дома.
Вся округа спит. Улицы пустынны, в домах не светится ни одно окно. И как только мы выходим из сада, чары рассеиваются. Когда показывается дом Максвеллов, я вспоминаю про все свои проблемы и про то, кто я такая на самом деле. И снова я испытываю потребность быть честной. Да, может у меня и не хватает мужества признаться ему во всем – пока не хватает. Но мне хочется сказать хоть что-то, что было бы правдой.
– У меня уже давно не было парня.
– А у меня так вообще никогда в жизни парня не было, – пожимает плечами он.
– Я просто хочу сказать, что нам с тобой не стоит торопить события. Пока мы получше друг друга не узнаем. Давай не будем спешить, ладно?
– А что ты делаешь завтра вечером?
– Я серьезно, Адриан. Ты можешь узнать обо мне что-то такое, что тебе не понравится.
Он берет мою руку и сжимает ее.
– Я хочу узнать о тебе все. Я хочу сделать Мэллори Куинн своей основной специальностью и досконально ее изучить.
Ох, ты не представляешь, думаю я про себя. Ты себе просто не представляешь.
Он спрашивает, бывала ли я когда-нибудь в «Бриджит Фой», его самом любимом ресторане во всей Филадельфии. Я отвечаю, что не была в Филли уже полтора месяца и не горю желанием возвращаться.
– Тогда что скажешь насчет Принстона? Я имею в виду город, не университет. У них там есть одно роскошное местечко, где подают тапас. Ты любишь тапас? Давай я забронирую нам столик?
Мы уже пересекли двор Максвеллов и теперь стоим перед моим домом. Разумеется, я говорю «да» и обещаю, что буду готова к пяти тридцати.
Потом мы опять целуемся, и если закрыть глаза, то легко представить, что мы снова в саду Цветочного замка и что я Мэллори Куинн, звезда легкой атлетики, у которой большое будущее и ровным счетом никаких проблем. Адриан запустил одну руку мне в волосы, а вторая уже проникла под платье и скользит по ноге вверх. Я не представляю, как мне сказать ему правду, я просто себе этого не представляю.
– Я бы не сказала, что это называется «не торопить события», – говорю я ему. – Тебе пора домой.
Он убирает руки, отступает назад и делает глубокий вдох.
– Я вернусь завтра.
– В пять тридцать, – напоминаю я.
– Увидимся. Спокойной ночи, Мэллори.
Стоя на крыльце,