тактично приглашали Энни влиться в местное сообщество, но она неизменно отклоняла все эти приглашения.
Энни была неразумной и необщительной и именовала себя художницей. Все свободное время она или рисовала у себя в домике, или бродила босиком по лесу за нашим домом. Иногда я замечал, как она, стоя на четвереньках, точно животное, разглядывала гусениц или нюхала цветы.
Джин составила для Энни несложный перечень обязанностей, выполнения которых мы ожидали от нее в благодарность за кров и стол. Однако же, как правило, эти обязанности так и оставались невыполненными. Энни не проявляла никакого желания стать ни частью нашей семьи, ни частью нашего сообщества, ни даже частью великого американского эксперимента.
Опрометчивые поступки Энни не единожды становились причиной наших ссор. Я неоднократно указывал ей на безответственность и даже безнравственность ее поведения, предупреждал, что рано или поздно ее неразумные решения выйдут ей боком. Увы, жизнь показала, что я был прав.
9 декабря 1948 года Энни была похищена из маленького гостевого домика в дальнем конце нашего участка. Сейчас, когда я почти год спустя пишу эти строки, Энни официально признана погибшей, и я боюсь, что ее тело покоится в земле где-нибудь на трехстах акрах за моим домом.
После того как произошла эта трагедия, многие соседи оказали нам молитвенную помощь и поддержку. Я составил эту книгу в знак благодарности за их отзывчивость. Несмотря на все мои разногласия с двоюродной сестрой, я всегда считал, что в ней есть творческая искра, и этот альбом – дань памяти ее скромным достижениям. Под этой обложкой собраны все законченные работы, написанные Энни Кэтрин Барретт к моменту ее кончины. Там, где это было возможно, я указал названия и даты написания. Пусть эти картины служат напоминанием о печальной жизни, столь трагически оборвавшейся раньше срока.
Джордж Барретт
Ноябрь 1949 года
Спрингбрук, штат Нью-Джерси
Я принимаюсь листать книгу. Она состоит из размытых черно-белых фотографий работ Энни. На картинах под названием «Нарциссы» и «Тюльпаны» изображены неровные волнистые прямоугольники, даже отдаленно не похожие на цветы. А полотно, именующееся «Лисица», представляет собой косые линии, беспорядочно намалеванные по всему холсту. Во всем альбоме нет ни малейшего намека на реализм – только абстрактные фигуры, потеки и капли краски, вроде тех, что сходят с рисовальных машин на церковных фестивалях.
Сказать, что я разочарована, – это ничего не сказать.
– Ничего общего с теми рисунками, которые я нашла у себя в коттедже.
– Но живопись – это одно, а графика – совершенно другое, – замечает София. – Некоторые художники используют в разных техниках разные стили. Или даже их смешивают. Один из моих любимых художников, Герхард Рихтер, вообще всю жизнь пишет то совершенные абстракции, то абсолютно реалистичные полотна. Возможно, Энни нравилось и то и другое.
– Но если это так, эта книга не дает никакого ответа на наш вопрос.
– Не торопитесь, – говорит София. – Есть еще один документ, который я хотела вам показать. Вчера я решила позвонить в суд, потому что там хранятся старые завещания. Это документы публичного характера, доступ к ним имеет право получить кто угодно. Вы поразитесь, чего только люди не завещают. – Она открывает папку и достает оттуда пару расплывчатых фотокопий. – Я не рассчитывала, что у Энни Барретт было завещание – она погибла слишком молодой, – но зато я нашла завещание Джорджа Барретта. Он скончался в 1974 году и оставил все своей жене Джин. И вот тут начинаются очень интересные вещи. Джин на старости лет перебралась во Флориду и дожила до 1991 года. А когда она умерла, большую часть ее имущества унаследовали их с Джорджем дочери. Но еще она оставила пятьдесят тысяч долларов своей племяннице, некой Долорес Джин Кэмпбелл из Экрона, штат Огайо. Ну, вы понимаете, почему меня это удивило?
И тут я понимаю, почему эта книга – настоящая находка.
– Потому что у Джин с Джорджем не было братьев и сестер. Джордж упоминал об этом в предисловии.
– Именно! Так кто же тогда эта загадочная племянница и откуда она взялась? И я подумала: а что, если Джин считает эту девушку своей племянницей, но на самом деле она дочка двоюродной сестры Джорджа? Что, если она – последствие «безответственного» и «безнравственного» поведения Энни? Может, за этой историей кроется нечто большее, чем пытается представить Джордж, подумала я. Может, Джин чувствовала себя обязанной позаботиться об этой девушке.
Я произвожу в уме нехитрые арифметические подсчеты.
– Если Долорес родилась в тысяча девятьсот сорок восьмом, она сейчас даже не такая уж и старая. Она вполне может быть еще жива.
– Очень даже может. – София придвигает ко мне небольшой лист бумаги. На нем написано имя Долорес Джин Кэмпбелл и десятизначный номер телефона. – Это телефонный код Экрона. Она живет в поселке пенсионеров под названием «Тихая гавань».
– Вы с ней говорили?
– И лишила бы вас возможности позвонить по этому номеру самостоятельно? Нет уж, Мэллори. Но мне очень любопытно узнать, кто ответит по этому телефону. Я была бы рада услышать, что́ вы разузнаете.
– Спасибо вам большое. Это просто невероятно!
Из дома доносится звон бьющегося стекла, сопровождаемый взрывом оглушительного хохота. София косится на сына.
– Боюсь, твой отец опять рассказывает скабрезные анекдоты. Пожалуй, лучше мне вернуться в дом, пока он не разошелся окончательно. – Она поднимается. – Только напомните мне, пожалуйста, почему вы всем этим интересуетесь?
– Мэллори нашла у себя в домике чьи-то рисунки, – говорит Адриан. – Под половицами. Мы ведь уже это обсуждали.
София смеется:
– Mijo[8], ты как не умел врать в четыре года, так до сих пор и не научился. Сегодня утром ты говорил, что Мэллори нашла эти рисунки в стенном шкафу.
– Под половицами в стенном шкафу, – не сдается Адриан.
София устремляет на меня взгляд, в котором явственно читается: «И ты ему веришь?»
– Не хотите говорить, и не надо. Но мой вам обоим добрый совет: будьте осторожны. Если вы начнете совать нос в чужие семейные тайны, его могут и откусить.
Меня очень подмывает позвонить Долорес прямо сейчас, но уже очень поздно, почти десять вечера, и Адриан говорит, что лучше подождать до утра.
– Она наверняка уже спит.
Я понимаю, что он прав, но мне все равно не терпится. Мне нужна информация, и нужна быстро. Я рассказываю ему о моей последней стычке с Максвеллами.
– Я показала им Анины рисунки и объяснила, каким образом они снова и снова появляются у меня в коттедже. Но они не верят мне, Адриан. Да и кто на их месте поверил бы! Это же звучит как полный бред. Я это понимаю. Каролина вела себя так, как будто это я сама рисую эти картинки, как будто я сочинила всю эту историю для того, чтобы привлечь к себе внимание.
– Мы докажем,