Потом немножко отвлекаюсь на Кирилла, понимаю, что слишком близко от него и делаю шаг назад.
— Ты его мучаешь, — с радостью говорит ведьма, — мужчины очень тяжело переносят воздержание. Оно дурно влияет на его здоровье, — хихикает. На Кирилла действительно больно смотреть — я вижу, он пытается успокоиться и ему это не сразу удается.
— Его мучаешь ты, — упрямо повторяю.
— Нет, ты! — Кричит она, — я совершенно точно знаю, чего от него хочу! Отдай мне Кирилла!
— Только когда мы договоримся, — упираюсь. — Он слишком мне дорог.
— Ну ладно, раз так, — проявляет она благосклонность, — тогда просто найди мне другого! Я хочу мужчину!
— Ч-что ты несешь? — она ушла, я не сразу поняла, что спросила вслух. Ее нет, есть только я и Кирилл. Он наблюдает за мной, как всегда в такие моменты, но сегодня я отвожу глаза в сторону и чуть ли не падаю на стул. Кирилл тут же садиться напротив, в его глазах появляется горечь.
— Ты что-то скрываешь, — говорит. — Чего она от тебя требует?
Сказать пока нечего, я облокачиваюсь о стол и думаю, как буду выкручиваться.
— Что-то такое, о чем ты не хочешь говорить, и это что-то связано с тем, что она испытывает ко мне, — тихо размышляет Кирилл вслух.
После целой минуты молчания я решаюсь на него посмотреть. В его глазах — много боли.
— Это — тоже одна из причин, по которой они все меня так жалеют, — безжизненным голосом говорит Кирилл, — ведьма никогда не бывает верной.
Чушь какая-то! Если она — это я, то дело не в верности, а в непонимании, почему она не получает очевидного — того вполне естественного, что должно быть между мной и Кириллом — физической любви.
— Может, дела обстоят гораздо проще, — осторожно говорю я. — И если мы… перестанем себя останавливать она наоборот, успокоиться?
Хорошо, что он прекрасно понимает о чем речь, я не смогла бы объяснить вслух подробнее.
— До полнолуния неделя, — сухо говорит Кирилл, — раз уж мы столько ждем, давай еще подождем семь дней.
— А если у меня опять не получиться ее остановить? — в голове мелькают мои прошлые бесплодные попытки.
Он сглатывает:
— Не важно, все равно.
— Правда?
— В крайнем случае, ты же сможешь опять слить силу? Глупое расточительство, но хоть какой-то выход. Сможешь? — смотрит на меня с надеждой.
— Думаю, да.
— Тогда через неделю, — хрипло говорит Кирилл, в упор смотря на меня, и во мне поднимается волна жара. Я глубоко вздыхаю, представляя эту неделю как семь отдельных дней. Слишком много…
Тут Кирилл порывисто встает и выходит из кухни. Не знаю столько еще времени сижу одна, пока мне удается полностью успокоиться.
Ну что же, всего неделя. Я стараюсь найти себе множество интересных дел, чтобы отвлечься от нежелательных мыслей.
На работе я слежу за Машей. Она стала немного спокойнее, и все время о чем-то думает. Однажды я заметила как, проходя мимо, Борис Сергеевич ей мягко улыбается. После моей подсказки про него Маша ведет себе со мной совершенно как раньше. Стала приглашать на обед, и один раз я согласилась. Если бы не Света мы бы прекрасно пообщались. Но невозможно говорить о чем-то важном, когда на тебя презрительно смотрят — видимо за пределы работы влияние Бориса Сергеевича не распространялось. Еще больше Свету злила моя реакция — каждый раз, когда я ловила ее взгляд, улыбалась, вспоминая издевательские слова своей ведьмы. Осознание своей силы и ее величины сделало меня более терпимой — Свету мне было всего лишь жаль.
Я заранее предупреждаю маму, что мы едем на дачу к Кириллу на три дня, придумывая в эти дни чей-то день рождения.
С нетерпением жду полнолуния — первый раз с тех пор как увидела связь между ним и своими припадками. Это все из-за Кирилла. Даже когда я отвлекаюсь, любое мелкое воспоминание о нем превращается в раскаленный поток, окатывающий меня сверху донизу. Мелена говорила, женское начало в нас сильнее, чем в обычных женщинах, наверное, поэтому мне так тяжело. Надеюсь Кириллу легче.
Все еще пытаюсь договориться со своей ведьмой. Я рассказываю ей как она мне дорога, как она красива, и как чудно умеет видеть красоту жизни.
Она молчит, я перестала ее интересовать. Она ждет прихода луны, также как я, только по другой причине. Она знает, что перехватит поток силы и я ее не смогу остановить как в обычные дни.
Когда до полнолуния остаются всего сутки, я прошу у Кирилла отсрочки — представлять, что целую ночь он будет спать в соседней комнате, всего в нескольких шагах, я не в силах. Ведьма все равно не высовывается — может, мы поедем завтра, лучше вечером? Он быстро соглашается.
В четверг иду на работу — это лучше чем сидеть дома. Мне очень грустно отчего-то, погода за окном портиться, небо постепенно темнеет. Борис Сергеевич подходит ко мне с каким-то заданием, потом забирая его, говорит мне многозначительно: будет гроза, как будто это что-то значит.
С Кириллом встречаемся сразу после работы, грусть опутывает меня, я апатично смотрю в окно, но внутри тепло — Кирилл рядом. Отгоняя мысли о завтрашнем дне, концентрируюсь на сегодняшней ночи — чтобы такого придумать, чтобы она меня начала слушать? Как с ней договориться? Как объяснить, что у нас нет другого выхода — только общее будущее?
Я не знаю.
Ужин сегодня готовит Кирилл, я сижу у окна, играет сборник песен Юты — только самые нежные и красивые, я его сама составляла. Тучи сгущаются, наползают угрожающими клочьями темной ваты.
— Все готово, — Кирилл зовет меня, и я иду ковыряться в тарелке. Есть не хочется.
Он несколько минут наблюдает за мной.
— Федора, — вдруг говорит громко и торжественно.
— Что?
— Я придумал для тебя отличное развлечение! Даже не знаю, как не вспомнил о нем раньше. Тебя ждет замечательный праздник! — В голосе восторга, странно. Может просто пытается поднять мне настроение?
— Эта единственная вещь, в которой я по-настоящему тебе завидую, — просто говорит Кирилл. Вижу — действительно так думает. Понемногу просыпается интерес, что за праздник такой, но я что-то не очень верю, что это отвлечет мою ведьму, чем бы оно ни было.
— Будет буря — весело говорит мне Кирилл, как будто тоже вкладывая в слова двойной смысл.
— Ну и что? — равнодушно спрашиваю, но он замолкает и больше не отзывается.
Остаток вечера сижу у окна, тучи все так же медленно ползут, дождя нет. Кирилл сидит рядом и я теряю ощущение времени. Оно течет себе и течет, не знаю как быстро. Мне все равно.
Вдруг посреди черноты неба сверкает яркая молния. До нас докатывается сильный грохот, — гром бьет по земле. Все на улице замирает — ветер затих, осенняя трава лежит жесткими кучками, ветки деревьев застыли. Передо мной фотография — ни единого движения. Я чувствую — что-то нарастает, что-то движется там высоко-высоко, несется, раздвигая облачный туман в стороны. Небо разрывается с оглушительным треском и рвется пополам, как в замедленной съемке появляются тяжелые масленые капли и тут же, словно пленку пустили очень быстро, с силой бьют об землю. Тучи медленно завиваются вокруг рваных дыр. Это началась гроза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});