Я еще раз улыбаюсь своему отражению, беру телефон, кошелек и ухожу.
***
Раник всю дорогу искоса поглядывает на меня.
— У меня что-то не то на лице? — наконец смеюсь я.
Он качает головой и крепче сжимает руль. На нем синяя клетчатая рубашка и черные джинсы. Спутанные кудри съехали набок, как и его ухмылка.
— Неа. Ты просто выглядишь… мило.
— Спасибо, добрый человек.
— Я просто… — Он делает паузу. — Просто боюсь, что Тео твоя одежда не особо понравится. Как и то, что ты пригласила меня.
— Я уже рассказала ему, что буду с тобой. Его все устраивает.
— Правда? — Он вздергивает бровь.
— Да. — Треплю его по руке, что лежит на рычаге переключения передач. — Да и потом, кого волнует, что он там думает.
Раник бросает на меня недоверчивый взгляд.
— Ты это серьезно?
— Да. — Я опускаю стекло, и холодный воздух врывается внутрь. Ветер начинает играть с моими косичками, они бьют меня по лицу, но мне нравится это ощущение. Как и закат — красивый, огненный, окрашивающий город в тени. — Сегодняшний вечер будет особенным.
— Он уже особенный, — говорит Раник. — Ведь ты пригласила меня на ярмарку и все такое. Это настоящее чудо, которое, можно сказать, случается лишь раз в жизни.
Я усмехаюсь.
— Не говори глупостей. Ты заслужил это, ведь ты всю неделю играл роль нашего с мамой шофера.
— Знаешь, как только она сняла внешнюю оболочку бешеной суки, то стала довольно терпимой. Звучит знакомо, да?
Я показываю ему средний палец, и он хохочет. Наступившая затем тишина почти приятная… почти нормальная. Будто между нами установилось некое подобие мира. Наверное, так и есть. Как же иначе. Раник только и делал, что помогал мне и проявлял доброту. Сначала я вела себя с ним не особенно дружелюбно, но он терпел все и продолжал быть мягким на протяжении всех наших деловых отношений.
Деловых отношений?
Пока размышляю, мы въезжаем на парковку около ярмарки. Из-за деревьев видны силуэты волшебно мерцающего колеса обозрения и сверкающих американских горок под названием «Пасть дьявола». По мере того, как мы приближаемся к ярмарке, нас окружает, манит к себе аромат горячего жареного теста и хрустящего сахара.
Мы встаем в очередь за билетами — она большая, но не огромная.
— Я заплачу, — автоматически говорю Ранику.
— Что? Ни в этой жизни, — усмехается он. — За мой счет.
— Вообще-то, за твой счет уже были те ужины! Дай мне возможность отплатить тебе.
— Уверен, ты сможешь придумать способ поинтереснее. — Он подталкивает меня, указывая на парочку, которая обжимается у ограды.
— Отвратительно, — рявкаю я. — И не мечтай.
Он только смеется и покупает для нас ленту билетов. Я неохотно беру ее, но Раник, не замечая этого, сканирует взглядом толпу.
— Во сколько они обещали прийти?
— Около восьми, — отвечаю. — Да ладно тебе. У нас еще полчаса. Пойдем убьем время на аттракционах.
— Когда ты стала такой мятежной? — смеется он. — Что случилось с пунктуальной, никогда не отступающей от правил Элис, которую мы все знаем и любим?
Я краснею.
— Замолчи. Ты не любишь меня.
— Люблю. — В его глазах начинает светиться улыбка, дерзкое легкомыслие исчезает, и на лице появляется мягкое выражение. Я перестаю дышать. Но через секунду он уже треплет мне волосы, доказывая, что та серьезность была ненастоящей. — Да шучу я, шучу. Не смотри на меня таким грустным взглядом. Пошли прокатимся на аттракционах. Но на крутилке не больше двух раз, по рукам?
— Я не знаю ни один из аттракционов. — С трепетом оглядываюсь по сторонам. — Мама никогда не отпускала меня на ярмарки, так что введи меня в курс дела, учитель.
Услышав мои слова, какая-то пожилая пара начинает посмеиваться и бросать на нас понимающие взгляды. Раник смущенно чешет шею.
— Ладно, ладно. Только не называй меня так при людях.
Я следую за ним по аллее с играми, где он показывает мне монстров фальсификации: дартс с воздушными шариками, бросание колец на молочные бутылочки и зачерпывание золотых рыбок. Прикинув вероятности выигрыша в каждой из игр с точки зрения физики, я сообщаю их Ранику. Но он лишь отшучивается и продолжает стоять около дартса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Если б ты могла взять любого из них, — указывает на ряд мягких игрушек, — то какого бы выбрала?
Мой взгляд скользит к красной панде, но я с упрямством закусываю губу.
— Никакого. У всех слишком выпученные глаза.
Раник ухмыляется и, прищурившись, бросает дротик в двадцатиочковый шар прямо посередине. Затем кидает еще один, но тот попадает в шар не с двадцатью, а с десятью очками. А вот следующий — точная двадцатка. Последний дротик пролетает мимо всех десяток и попадает в единственный оставшийся двадцатиочковый.
Мы с парнем из будки с изумлением переглядываемся.
— Ты хоть знаешь, насколько ничтожно малы были шансы, что это случится? — спрашиваю я, пока Раник выбирает мягкую игрушку. — Одной аэродинамики недостаточно, чтобы…
Он сует мне красную панду.
— А-а, вот, держи.
Я понимаю всю курьезность ситуации и топаю ногой.
— Даже не знаю, чего я хочу больше: ударить тебя или посмеяться, — выпаливаю, и он хохочет за нас обоих.
Тарелкой «муравейника» и двумя молочными коктейлями позже я наполнена достаточным количеством глюкозы, чтобы прокатиться на чем-то повыше карусели, и мы уходим на «Фараон» — массивный аттракцион, основанный на центробежной силе. Страха, что содержимое моего желудка вот-вот выплеснется наружу, вполне хватает, чтобы на протяжении всего времени я не вспоминала о том, насколько мы высоко.
Когда выходим, я замечаю на руке Раника красные следы от ногтей.
— Боже мой, это я сделала?
Он отрывается от выбора другого аттракциона и смотрит на свою руку.
— О черт. Я и не заметил, что ты так сильно вцепилась в меня. Я, кстати, тоже немного нервничаю на большой высоте.
— У тебя идет кровь, — бормочу, дико оглядываясь по сторонам. — Пошли. Надо найти медицинскую палатку.
Он сопротивляется, но в итоге все-таки позволяет затащить себя к медсестре. В палатке нам дают пластыри, и я настаиваю на том, чтобы самой нанести заживляющую мазь. Пока я обрабатываю его ссадины, пальцы Раника касаются моего подбородка. Он медленно поднимает мое лицо, и его глаза — золотисто-зеленые, мерцающие теплыми отблесками ярмарки — встречаются с моими.
Пытаясь разорвать напряжение, я громко шепчу:
— У тебя кровь.
— А ты красивая. — Он тоже шепчет. — Мать твою, Элис, ты такая чертовски красивая…
— Эли-и-ис! — вклинивается между нами веселый голос Грейс, а затем в палатке появляется и она сама, одетая в сине-зеленый сарафан и шапочку с кошачьими ушками. — Вот вы где! Мы вас обыскались!
К ней сзади вразвалку подходит Тео. На нем свитер и удобные джинсы. Золотистые волосы, зачесанные набок, отливают розовым из-за отблесков заката. Он холодно кивает Ранику, и тот кивает в ответ.
— Тео, — говорит Раник, — рад тебя видеть. Ты ведь оставишь сегодня вечером немного дам и для нас, простых смертных, да?
— Он же не бог! — Грейс дуется, хватая Тео за руку. — Он просто большой идиот.
— Я же вроде был «придурком»? — хмыкает Тео, а Грейс фыркает.
— Неважно! Это одно и то же. Итак, на каком аттракционе прокатимся в первую очередь?
— Ну, нам стало скучно, — говорю я, — и мы проехались на «Фараоне»…
Грейс издает умирающий визг.
— Не-ет! Тьфу, ребята, вы чертовски отстойные.
— Зато мы еще не были в «Пасти дьявола», — говорит Раник. — Подумали, если и отправляться в ад, то большой компанией. Так веселей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Значит, идем туда, — произносит Тео. — Веди нас.
Раник и Грейс уходят вперед, и мы с Тео остаемся сзади. Он улыбается.
— Сегодня ты выглядишь… по-другому.
— Одолжила вещи из гардероба подруги, — отвечаю я. — Мне нравится.
— О. Ну, если тебе нравится, то все пучком, девчуля, — говорит он с деревенским акцентом и щелкает пальцами, а я в ответ закатываю глаза.