завтра. Чего ж по пустякам народ тревожить?
Бо с кряхтеньем, больше показным, чем настоящим, забрался на третье по счёту от земли бревно и вытащил из-за пояса топор.
— Бог в помощь, папаша!
Глыбарь чуть топором себе по пальцу не саданул от неожиданности. Откуда здесь мог взяться незнакомый голос?
— Это смотря какой бог, — проворчал он, пристально разглядывая сверху немолодого, но крепкого хумана в сером запылённом балахоне, невесть как оказавшегося рядом с засекой. — Уж извини, приятель, но на фрая ты не больно-то похож. Может, ты веркуверским богам молишься?
— Не, папаша, не угадал, — усмехнулся незнакомец. — Я живу сам по себе, и бог у меня свой собственный. Не фрайский, не веркуверский и даже не городской.
— Не понял, — признался сбитый с толку глыбарь. — Стало быть, ты мне своего собственного бога в помощь предлагаешь? И себя самого, значит, тоже?
— А ты догадлив, папаша! — всё так же весело ответил хуман. — Ну, так как, берёшь помощника?
— И чем же, интересно, ты мне можешь помочь? — недоверчиво спросил староста. — Если делом, то почему бы и нет, а пустой болтовни и без тебя хватает.
— Да хотя бы и советом, — хуман ловко, в один прыжок пристроился на бревне рядом с глыбарём. — Ты бы, папаша, ещё над засекой и навес сделал. А то ведь сети, конечно, бойцов орденских не пропустят, но они и издали с высоты всё здесь пожгут.
Бо проглотил уже готовую сорваться с губ насмешку.
— А с чего это ты, приятель, решил, будто я с орденом воевать собрался? — осторожно спросил он.
— Э-э, папаша, да твои секреты уже всему Загороду известны! — опять усмехнулся незнакомец.
Странная у этого парня привычка — с беззаботным видом говорить об очень серьёзных вещах. И не поймёшь, в самом ли деле ему что-то известно, или просто так треплется.
— Какой я тебе папаша! — понемногу начал горячиться глыбарь. — Друзья зовут меня Бо. А враги — Боргул Каменный Кулак. Только зовут они меня так недолго.
— Пожалуй, и я буду тебя Бо называть, — не стал спорить чужак, но что-то по нему не заметно было, будто он испугался угрозы в голосе и словах глыбаря. — Так короче. Но и моё имя не приятель, а… Пин.
Заминка перед именем показалась старосте подозрительной, но нашлись и более важные вопросы.
— Так что ты, Пин, собирался рассказать про мои секреты?
— Да ничего особенного! — отмахнулся чужак. — Только и про твои планы, и про колдуна вашего в ордене давно уже знают.
Вот это новость! Нет, этот чужак мог, конечно, и соврать, но ведь и Бо ему про Луффа ничего ещё не рассказывал. А он прямо так и сказал — "колдун". Неужели кто-то из окрестных старост успел доложить Капитулу о готовящемся бунте?
— А тебе-то самому откуда известно, о чём орден знает, а о чём — нет? — спросил глыбарь со слабой надеждой, что Пин просто несёт бессмысленный вздор, случайно оказавшийся в опасной близости с правдой.
Чужак безразлично пожал плечами, всем своим видом показывая: не хочешь — не верь, и так же лениво объяснил:
— Да так, побеседовал с двумя проходящими мимо веркуверами.
— Уж не с теми ли, которых мы потом в трёх верстах от Заливиц нашли? — догадался Бо.
Но Пин не спешил подтверждать его догадку:
— А я знаю? Вот у них и спроси.
— Да я бы и рад, но они уже никому ничего не скажут.
Глыбарь невольно перенял у чужака манеру говорить намёками. Но у того всё равно получалось лучше.
— Ну, мои тоже сначала неразговорчивыми казались, — усмехнулся Пин так, что у Бо сразу пропало желание спрашивать о других трупах, глыбарьских.
Но и заканчивать разговор было ещё рановато.
— И что ж они тебе сказали?
Пин выразительно обвёл взглядом фрайские укрепления:
— Так ведь ты, папаша… виноват — Бо, — тут же поправился он, — и сам всё понял.
Что ж, какими бы неприятными не были известия, лучше о них узнать заранее. Теперь Бо уже не сомневался, что бой будет очень тяжёлым. Правда, веркуверам ещё не известно, что колдуна во фрайском ополчении нет, но вряд ли это их незнание даст бунтовщикам хоть какое-то преимущество. Пожалуй, Бо согласился бы сейчас на любую помощь, а не то, что этого странного чужака. Выбирать-то не приходится… Хотя и он, судя по всему, парень не простой.
— Так, значит, ты в одиночку с ними двумя… э-э… беседовал?
И опять Пин удивил старосту, не стал темнить.
— Мог бы и один, — рассеянно сказал он, задумавшись о чём-то своём. — Но зачем, когда сыновья есть? Ребятишкам пора к взрослым разговорам привыкать.
Тут же из придорожных кустов, словно по каоманде, выскочили двое молодых хуманов в такой же одежде, как у Пина, и остановились возле засеки. На их бесстрастных, чем-то неуловимо похожих лицах легко читалась готовность выполнить любой приказ отца. И Бо, пришедший проверять готовность укреплений без сопровождающих, вдруг почувствовал себя неуютно.
— Да что ты так переполошился-то, Боргул Каменный Кулак? — насмешливо спросил Пин, угадавший чувства собеседника. — Они у меня ребята послушные. Без разрешения и шагу не сделают. И тоже очень хотят тебе помочь. Правда, мальчики?
— Да, отец, — подтвердили оба такими равнодушными голосами, словно бы их спросили, хотят ли они, чтобы ночью светили звёзды, а днём — солнце. И Бо мог бы поклясться, что заговорили они совершенно одновременно. Но глыбарь решил пока не обращать внимания на эти странности и задал ещё один важный вопрос:
— А что ты попросишь у меня за свою помощь, Пин?
Привычка чужака каждый раз кривить губы, отвечая на вопросы, немного раздражала глыбаря, но в этот раз усмешка получилась довольной и даже дружелюбной.
— Вот теперь вижу, что говорю с деловым фраем, — сказал Пин и махнул рукой, разрешая мальчикам уйти. Те так же быстро и беззвучно скрылись в лесу.
— Но я не стану пользоваться твоим безвыходным положением. Да-да, — опередил он вопрос Бо, — я уже успел заметить, что Луффа в твоей армии нет. Но когда он вернётся, ты обязательно сведёшь меня с ним. Вот и все мои условия.
Староста даже не стал удивляться, что чужаку известно имя колдуна. Только спросил:
— А вы с ним знакомы?
— Он со мной — вряд ли, — Пин опять заговорил загадками. — Зато мне про него многое известно. Ну, так что, папаша, берёшь меня в своё войско? Не пожалеешь, Бо, не сомневайся! Я для тебя очень много всего могу сделать.
В этом глыбарь и не думал сомневаться. А вот в том, что он не пожалеет, сомнения были, и