— Какие скандалы? — насторожился Ласка.
— Бабник он. То натурщицу соблазнит, то любовницу напишет. Справедливости ради, невинных девиц на его совести нет, да и замужних немного.
— Тогда что такого? — удивился Вольф.
— Кто тогда остается? — удивился Ласка, — Если без девиц и замужних. Монашки и старушки?
— А вдовы? А распутницы? Девицы-то разные бывают. Да и насчет замужних говорю немного, потому что доказано немного. Пойди разбери, сколько там на самом деле.
— Что значит, девицы разные бывают? — удивился Ласка.
— То и значит. Не все до свадьбы себя блюдут.
Ласка выругался по-русски, но никто не понял. Карло продолжил.
— Всех, кого он соблазнял, он писал. Ни про одну не говорят, чтобы Белледонне соблазнил и не написал. А слух пошел наоборот, что всех, кого писал, соблазнял.
— Ух ты батюшки незадача какая! Это же скольких честных дам такой слух позорит!
— Вот. Вы люди северные, холодные. Логику понимаете. А тут у нас народ горячий, чуть что, за мечи хватается. И попробуй, докажи.
— Я слышал, у вас в Риме римское право есть, а в нем презумпция невиновности, — щегольнул эрудицией Вольф.
— Есть, да. Право это когда в суде, а не когда на улице. На улице презумпции невиновности нет. Не знаю, как у вас, а у нас так.
— Да и у нас так же, — сказал Ласка, — Сначала вымажут ворота дегтем, а потом иди на базар, рассказывай, что тому не давала, этому не давала… Но у нас за ложные обвинения не по суду, а по морде бьют.
— Это еще не всё, — сказал Карло, — Некоторые дамы, которых Белледонне писал и не соблазнил, как услышали, что он, оказывается, всех кроме них, обихаживал, обиделись. Кто говорит, что пытался, кто говорит, что добился.
Ласка задумался, что тут можно поделать, а Вольф закончил беседу.
— Вот это история так история. Спасибо, друг, выручил.
— Спасибо за угощение!
Выйдя на улицу, Ласка задумался.
— Позор какой, оклеветали человека. И дам оклеветали. Как им всем с этим жить?
— Ты, наверное, в больших городах не жил, — ответил Вольф, — Тут скандалы как море. Волна за волной. Следующая волна придет, о прошлых забудут. Но мы на волне можем этого Белледонне и уговорить.
— Можем. Если он не римлянин, отец с матерью далеко, то бросит шапку оземь, скажет, «Пропади пропадом этот Рим, пойду куда глаза глядят» и пойдет.
— Ничего, что он бабник?
— Нам с ним не детей крестить. Не знаю насчет мастера чертить механику, но мастер писать женскую натуру в славном городе Париже будет в большой чести.
— Мастер соблазнять женскую натуру в еще большей. До первой дуэли.
— Чует мое сердце, что мастер соблазнения в этих краях не может не быть мастером меча. Или не сносить ему головы.
В пути Ласка чаще надевал подаренный фон Нидерклаузицем немецкий костюм. Но для важной встречи достал красивый московский кафтан, который возил за собой свернутым и берег от дорожной пыли и дождей. В Риме на кафтан никто не оглядывался. Здесь по улицам ходили гости со всего мира, в том числе даже и в халатах.
У мастерской Белледонне кипели страсти. Вооруженный отряд рубил входную дверь топорами. На балкон второго этажа справа от двери периодически выскакивал человек с аркебузой, стрелял по штурмовому отряду и прятался внутрь. Штурмующие прикрывались снятой с петель дверью дома напротив, которую держали над головами два человека. По балкону стреляли аркебузиры с другой стороны узкой улицы. Одни неплохо попадали в балкон снизу, другие в стену вокруг.
На улице толпились местные жители, бурно обсуждавшие возможные результаты. Между ними протискивались прохожие, которым обязательно надо пройти здесь и сейчас. Тетки визгливо кричали «не стреляйте, пока я не пройду», суровые мужчины смело крестились и шагали, а монахи и вовсе шли, будто Господь обязан их защищать.
— Что происходит? — спросил Вольф.
— Этот развратник соблазнил мою сестру! — крикнул довольно пожилой толстопузый сеньор, — Мы ему покажем, что положено за прелюбодеяние!
— Где же несчастная страдалица?
— Дома сидит под замком. Нечего ей здесь делать.
— Кто из вас ее муж?
— Ее муж от такого в гробу переворачивается!
Вольф отошел к Ласке.
— Я с ними категорически не согласен. Почему бы честной вдове не дать какому-нибудь симпатичному развратнику. Вроде нас с тобой.
Ласка смутился и покраснел.
— В самом деле, разве можно быть такими несправедливыми к женщине? — продолжил Вольф, — Я бы с ними поспорил, но как-то невежливо лезть в чужую личную жизнь к совсем незнакомым людям. Ты как думаешь, правы они или нет?
— Думаю, нет. Но когда мы его заберем с собой, все эти люди будут нам благодарны, и никто не пострадает.
— Как мы его возьмем?
— Руками. Просто встань под краем балкона, упрись в стену и стой покрепче.
— Ты серьезно? Он же тебя пристрелит!
— Не успеет.
Вольф встал и уперся.
Ласка отошел на несколько шагов и подождал, пока художник снова выскочит на балкон и жахнет. В момент выстрела Ласка разбежался, прыгнул Вольфу на спину, оттолкнулся и зацепился пальцами за край балкона. Тут же подтянулся и в два счета заскочил в дом. Зеваки и ахнуть не успехи.
Реакция у живописца оказалась как у матерого воина. Он как раз успел перезарядиться и выстрелил от бедра.
Нельзя быть быстрее пули. Можно быть быстрее указательного пальца и быстрее фитиля, который неспешно ползет к пороховой полке. Ласка повернулся и пропустил пулю. Комнату заволокло пороховым дымом. Белледонне схватил лежавший рядом меч и атаковал, не предлагая сдаться. Ласка выхватил саблю и отбил удар, снова уходя в сторону.
Могут ли опыт и алкоголь побить молодость и задор? Когда как. Трюк с парированием в перекрестье и перехватом руки, которым Ласка победил татарского мурзу, получился наполовину. То есть, захват за руку вышел как надо, а бросок вообще никак. Бойцы закружились по комнате, и меч с силой воткнулся в дверь. Ласка сделал подшаг и залепил кулаком в глаз художнику, не выпустившему рукоять.
Белледонне наконец-то отпустил меч и плюхнулся на пол.
— Не ожидал, — сказал он и посмотрел внимательнее на противника, — Ты кто такой? Наемник? Страдиот? Осман?
Умеренно-восточные мотивы в одежде и сабля еще не делают человека ни албанским легким всадником, ни, тем более, подданным султана. Но откуда в центре Рима возьмется московит, да и откуда римлянину знать, как эти московиты одеваются.
— Зовут меня Ласка. Прибыл от короля Франциска. Прошу любить и жаловать, — представился гость и поклонился в пояс.
— Нормальные люди в дверь заходят, — сказал Белледонне, немного успокоившись.
— Виноват, не смог, — извинился Ласка.
В упомянутую дверь все еще стучали топорами.
— Так ты не с ними?
— Никоим образом.
— Без приглашения все равно невежливо.
Ласка подобрал саблю, вложил ее в ножны, вышел на балкон и постучался в косяк. Зеваки увидели его живым и одобрительно загудели.
— Кто там? — спросил гостеприимный хозяин.
— Посыльный Его Величества короля Франциска с устным предложением!
— Входите, не заперто.
Ласка вошел и еще раз поклонился.
Белледонне поклонился в ответ.
— Раз приветствовать посла от достойного государя! — сказал он, — Что угодно сообщить мне Его Величеству?
— Его Величество любезно приглашает достопочтенного сеньора к себе в Париж, писать портреты прекрасных дам.
Насчет портретов король в явной форме не сказал, но, побывав в Париже, Ласка точно знал, что на портреты прекрасных дам там спрос будет.
— Какое любезное приглашение.
— И, главное, своевременное, — Ласка кивнул в сторону лестницы на первый этаж, где во входной двери уже пробили дыру.
— У меня тут, правда, работы непочатый край.
— Почнем. Кисти подадим, обед принесем, мух отгоним.
— И долгов не уплачено.
— Среди них родительский, сыновний или супружеский есть? А вассальный?