Ласка вздохнул. Вот как теперь быть.
— Могу тебя не сдавать, — продолжил де Виллар, — Элефант со мной. Есть свидетели насчет ведьмы и цыган. Поставлю коня на место, доложу, что конокрады частично побиты, частично сбежали.
— Лучше сдавай.
Ласка хлебнул вкусного вина на пустой желудок, и его уже немного развезло. Почему бы не сделать как в Вене. Воспользоваться возможность попасть к королю, а там сторговаться принести какую-нибудь ерунда в обмен на коня.
— Зачем тебе? — удивился де Виллар.
— Представь меня королю пред ясны очи и получишь награду, — Ласка без всякой необходимости пошел по венскому варианту.
— Какую еще награду?
— Вот если ты вора поймал, то ты просто свою работу сделал. С такой ерундой ты к королю на прием не попадешь. Зато, если поймал рыцаря, да еще иностранного, да еще с секретным предписанием, то тебе прямая дорога к государю.
— Зачем мне к королю?
— Говорю же, за наградой. Или челом бить, если повод есть. Или скажешь, что ты рад служить и ничего тебе не надо, тогда он тебе за верность жалование поднимет.
— Я уже инспектор королевских конюшен. И кровный родственник Его Величества. Могу ходить к нему как к себе домой, — рыцарь повертел кружку с вином и сделал большой глоток, — Только он не особо рад меня видеть.
Не сработало.
— Господа, извините, что отвлекаю вас от светской беседы, но вам не кажется, что вы немного похожи? — спросил Вольф.
— Тем, что говорим по-лошадиному? — спросил де Виллар.
— И этим тоже. Кстати, мессир, вы получили этот дар при жизни или в наследство? Он передается по мужской линии.
— Тогда, скорее, в наследство.
Француз замешкался, как будто он не знал, был ли дар у его отца. Отец, конечно, мог умереть раньше, чем дотягиваются воспоминания сына, но другие родственники или знакомые сказали бы парню, что у него дар как у отца.
— У вас совершенно разные волосы, носы, нижняя челюсть, — продолжил Вольф, — Но очень похожие голубые глаза, почти одинаковые губы, а уши со всеми изгибами и вовсе неотличимы. Даже запах похож.
Ласка понюхал свою подмышку. Ну, потная. И от одежды конским потом несет. У француза тоже. Как немец отличает два разных мужских запаха и говорит, что похожи? Он что, парфюмер? Хотя аптекарский приказчик тоже в запахах должен бы ориентироваться. Точно, и в Москве доктора свои лекарства в первую очередь по запаху проверяют, а не на вкус. Но этот де Виллар в самом деле напоминает кого-то.
— Хм… Зеркало есть? — спросил де Виллар.
Зеркала на ферме предсказуемо не нашлось. Налили в ушат воды, посмотрелись. Вроде похожи.
— Не была ли твоя мать во Франции? — поинтересовался рыцарь.
— Нет, но отец еще до моего рождения побывал в Генуе и Турине, — ответил Ласка, — И у него есть этот дар.
— Когда?
— Если от Рождества Христова, то зимой двадцать первого — двадцать второго годов.
Ласка давно привык держать в голове оба летосчисления. И русское, от сотворение мира, и папское, от Рождества Христова.
— Напомни, как звали твоего отца?
— Устин Иванов сын Умной.
— Юстиниан? От матери мне достался медальон с портретом отца. Больше я о нем ничего не знаю.
Рыцарь достал плоский золотой медальон. На створках красовались две миниатюры. Первая — портрет благородной дамы средних лет, Ласка не успел рассмотреть, потому что де Виллар тут же ее закрыл ладонью. Вторая — портрет бати, когда он был лет на двадцать моложе.
— Отец, — удивленно сказал Ласка.
Да, погулял батя в европах. Хотя он точно не напрашивался. Сами виноваты.
— Здравствуй, брат, — Арман протянул руку.
— Здравствуй, брат, — Ласка пожал ее.
— Я представлю тебя королю и попрошу, чтобы он отдал тебя этого коня, — сказал Арман, — Может быть, он прикажет сослужить какую-то службу, тогда я тебе помогу.
— Спасибо.
— И не говори никому про эти портреты. Люди думают, что я сын дяди Рене.
— Буду нем, как рыба.
19. Глава. Король Франциск Первый
Все забрались в седла и поехали сдаваться королю. Элефант грустно трусил за братьями. Первый раз в жизни выскочив в огромный мир, он сам испугался, несмотря на то, что у этом мире он превосходил не силой, так скоростью любого сородича. Но что толку с силы и скорости, если к тебе не придут жалкие человечки и не насыплют в кормушку овса. Если у тебя нет крыши над головой. Если у тебя нет никого сколько-нибудь близкого.
Ласка по пути рассказывал Арману про Москву, про отца, про маму, про братьев и про то, как он оказался во Франции. Про фон Нидерклаузица и Службу Обеспечения не сказал ни слова.
По пути заглянули в королевские конюшни. Ласка поставил Элефанта в старое стойло и, прощаясь на неопределенный срок, угостил его морковкой.
— Я вернусь, — сказал Ласка.
— Попробуй только не вернуться, — сказал Элефант.
— Ты славный рыцарь, Арман, — сказал королевский конюший, — Надеюсь, ты ничего не обещал вору?
— Он тоже славный рыцарь, хотя и не француз, — ответил Арман, — Я бы хотел представить его нашему королю. Рыцари всегда пригодятся.
— Ты серьезно?
— Вполне. Коня мы вернули на место и сейчас же поедем в Фонтенбло к Его Величеству.
— Хорошо быть особенным, — скривился конюший.
— Ты на что-то намекаешь? — возмутился Арман.
— Нет, ничего такого. Удачи с Его Величеством.
Конюший не любил Армана в первую очередь из-за липовой родословной. В отличие от других королевских служащих и придворных, он точно знал, что дар говорить с лошадьми передается по мужской линии, и что у «дяди Рене» его точно не было. А из тех, у кого дар точно был, вычислить отца Армана не получалось.
Истинно французским обаянием славен король Франциск! Нет в христианском мире другого государя, которого бы так любили подданные. Король Франциск высок, статен и красив. Ни одна французская дама не устоит перед шармом Его Величества, ни девица, ни замужняя.
На турнире Его Величество сокрушает всех любым оружием. Даже легендарный английский король Генрих во времена оны не устоял в борцовском поединке. На войне Его Величество в первых рядах, и любой славный рыцарь почтет за честь сразиться рядом со своим королем. При Павии погибли многие славные воины, но король сражался вместе со всеми и не был даже ранен. Военная слава Его Величества так велика, что дикие швейцарские горцы челом бьют за право умереть за него. Бургундия, Савойя и Милан всем сердцем рвутся под скипетр короля Франции.
Король изволил завтракать. Такой уж был человек Франциск, что на одном месте не засиживался, не застаивался и не залеживался. Император Карл постоянно ездил по своей огромной империи, но как куда-то приезжал, так садился за стол и занимался делами государственной важности. Франциск предпочитал жить в Фонтенбло, но дела государственной важности перекладывал на плечи своих мудрых министров и генералов. Сам же пропадал то на охоте, то у любовницы. Из государственных дел он больше всего интересовался строительством нового дворца в Фонтенбло и проводил немало времени с архитекторами и живописцами.
Все придворные знали, что короля можно предсказуемо застать за завтраком, поэтому пока Франциск кушал, перед ним выступали с докладами и просьбами важные люди.
— Его Величество хмуриться изволит, — сказал герольд у входа, — Мадам д’Этамп сказала, что ему опять Павия снилась.
— Кто там сейчас? — спросил Арман.
— Приматиччо.
Приглашенный ко двору за большие деньги Франческо Приматиччо занимался для короля декоративными работами во дворце. Король его очень любил и ценил.
— И как Его Величество?
— Сердится. По срокам ругается. Фьорентино в тюрьме, ди Пеллегрино больной.
— Я без очереди пойду, — сказал Арман, — У меня дело редкостное, я за каждый день Его Величество не беспокою. И денег просить не собирался.