class="p1">— Я ничего не думаю о тебе, негодяй! Я хочу, чтобы ты поскорее убрался с моего газона!
— Ты с ними со всеми спишь? — кивает в сторону моих гостей.
— Ох, как ты меня достал!
Оборачиваюсь, безумно стыдно. На нас с бывшим уставились сразу три пары глаз. Они смотрят, явно пребывая в неподдельном шоке.
— Говори, что хотел и уезжай, — стараюсь шипеть потише.
— Восемь лет назад я к тебе вернулся, — огрызается Тимур.
— Что-то я не заметила.
— Не перебивай, Татьяна. Я вернулся, а ты с мужиком в постели лежишь.
Ничего не понимаю и на бывшего мужа не смотрю, взглядом буравлю землю.
— Не было такого, — отрицательно качаю головой.
— Было, с одногруппником.
Жмурюсь, глаза тру, какая-то бесконечная история у нас с Айвазовым получается.
— Тимур Назарович, я, в отличие от тебя, всех своих сексуальных партнеров прекрасно помню. Среди них не было моих одногруппников! — резко огрызаюсь.
— Не смей мне озвучивать количество своих… — он сглатывает, — а то я за себя не ручаюсь.
Нет, ну это просто смешно! Он по борделям шляется, а главная шалава у нас я.
— А до этого ты прям ручался, — киваю я в сторону слепленных тачек. — Их не так уж и много было. Партнеров этих. Ты, потом был Саша…
— Я не хочу знать! — злобно рычит Айвазов.
Между нами повисает пауза. Я снова оборачиваюсь на друзей Макара, они перешептываются, смеются. Еще бы. Что у них за жизнь? Дом, работа, магазин, дом. Теща по субботам и дача по воскресеньям. А еще гараж с мужиками, ну это — если жена отпустит, а тут такие страсти, похлеще шекспировских разворачиваются.
— Если он твой, — Тимур снова запинается, указывая в сторону присевшего на корточки Макара, изучающего покорёженный бампер, — если он твой мужчина, почему ты со мной спала?
— А тебе-то какое дело?
Тимур щурится, оглядывая всех собравшихся. Хренушки я ему скажу, что между мной и Макаром ничего не было. Пусть удавится.
— Назарович, с тебя пятнадцать тысяч долларов, — словно почувствовав, что речь о нем, выкрикивает Макар.
— Не много ли ты хочешь за три царапины, Заболоцкий? — отвечает ему Тимур, не отрывая от меня глаз.
— Это мне за моральный ущерб. И чтобы утихомирить мое неуемное желание начистить твою рожу.
— Ну давай, начисти, попробуй, — отвечает Тимур.
— Прекрати! — удерживаю его за локоть, не хочу, чтобы опять началась потасовка.
Мы сверлим друг друга взглядами, но боковым зрением я замечаю движущихся к своим тачкам Евгения и Андрея.
— Так, ребята, нам пора, — пожимают они руку Макару. — Татьяна, приятно было познакомиться, спасибо за угощение.
— Вам спасибо за помощь, — улыбаюсь.
Тут же возвращаю внимание бывшему, меняясь в лице.
— Все или еще что-то?
— Я не уеду, пока он не уедет! — объявляет Тимур.
В этот момент у Макара звонит телефон.
— Да, Дашенька, я скоро, попроси бабушку, да, — поворачивается Заболоцкий к нам спиной. — Как ошпарилась?! Машка, я сейчас приеду, не паникуй и не плачь. Таня, мне ехать надо! — это уже мне. — Если с нее хоть волос! — а это, по всей видимости, предназначено Тимуру. — И за машину ты заплатишь!
Айвазов безразлично кивает, при этом по-прежнему глаз с меня не сводит.
— Тимур, ты хоть понимаешь насколько глупо выглядишь? — спрашиваю пересохшими губами.
— Нет ничего глупого в том, чтобы бороться за свою женщину.
Что он только что сказал? Я смотрю на этого идиота, моего бывшего мужа, и оторваться не могу.
И не существует уже ни Макара, ни разбитых машин. И злость на тот кавардак, что он устроил, тоже куда-то улетучилась. Потому что сейчас я Тимура как никто другой понимаю. Уж я-то знаю, что такое ревность. Она как кислота по венам ползет, все внутренности сжигая. И испытывая ее, ты ничего не соображаешь. Ведешь себя как идиотка. Орешь на весь магазин, соседку по залу за волосы таскаешь. Все, что у тебя есть в этот момент — это удушающий страх потерять того единственного, кого так сильно любишь. До одури, до потери сознания. Ох, как я понимаю Тимура. И даже немножечко оправдываю.
— Я тоскую по тебе, Тань, — тихо, почти про себя признается он.
Глава 40
Тимур
— Я тоскую по тебе, Тань, — говорю как есть.
Это мое решение. Стараюсь получить то, чего хочу. Разве это плохое желание? Бывшая никак не уйдет из моей головы, и я решил перестать сопротивляться этому факту. Сердце указов не слушает.
Таня же анализирует сказанное, ползая взглядом по моему лицу. Мечется, не зная, где остановиться. И выбрав точку между бровей, посылает меня по известному адресу.
— Ты, кажется, говорил, что уйдешь, когда он уйдет.
Бывшая жена нервным жестом убирает волосы за уши, разворачивается и уходит, поспешно поднимаясь по ступеням крыльца. А я остаюсь стоять, будто облитый помоями. Она стала сильнее. Таня, которую я знал, расплакалась бы, новая Таня решила меня добить. А может ей все равно. Не знаю.
— Ты правда думаешь, что я сдамся, мозгоклюйка?
В ответ она лишь хлопает дверью.
Когда я понял, что Татьяна не изменяла мне, я совсем сник духом. Подлый Танин одногруппник исчез в мелькнувшей на мгновение чёрной двери барного сортира, оставив меня стоять в одиночестве посреди забегаловки и неотвратимо осознавать масштаб собственного идиотизма. На переосмысление ушло довольно много времени. Все, во что я верил, больше не имело значения. Я поставил на нее штамп шлюхи, не разбираясь прав я или нет. Так я пытался избавиться от любви к бывшей жене, пережить адскую боль измены. Восемь лет я ловко водил за нос сам себя.
Вернулся домой под утро, уснул пьяный в хламину. И как только слегка протрезвел, ко мне пришла она — моя бывшая жена. Этот живой, красочный сон поднял целый рой воспоминаний. Холостая жизнь — раздолье, но после Татьяны у меня не было настоящих отношений. Таких, как с женой: близких, открытых, горячих. Больше ни разу. Я вспомнил так много потрясающих мелочей. Нам было очень хорошо вместе. Иногда она сопротивлялась, переставая слушаться своего мужа, но сейчас я понимаю, что это лишь заводило меня сильнее. Таня была единственной женщиной, что смела со мной спорить.
Пока собирался в офис, затягивая на шее галстук и облачаясь в дорогой костюм, позвонил помощнику. Чуть позже для меня уже был готов отчет о том, как развивался ее бизнес. Я был приятно поражен. И, чего греха таить, восхищен. Создала пекарню в одиночку, не растерялась под моим нажимом, расширила с помощью Дусманиса и процветает.
Мне нравилась Таня, на которой я женился, новая Таня стала еще