С этого момента, я решил больше не сдерживаться. Плевать я хотел на свою добропорядочность. Маша должна быть моей во всех смыслах этого слова, или я рехнусь. Сразу после выпускного. Я, конечно, понимал, что все это неправильно, но больше терпеть не мог. Я оказался слаб перед этим испытанием. Тем более Маша вообще никак не облегчала мою участь. Будь она чуть построже со мной и похолоднее, я может быть тоже сдержался, но эта пигалица всем своим видом показывала, что она не против оказаться в моей постели. Слишком чувственная, слишком отзывчивая. До невыносимого притягательная. Я вообще удивлялся, как я хоть что-то соображал в работе? Ведь стоило мне закрыть глаза, как я сразу же видел ее ноги на своих плечах или прижимал ее маленькое, но упругое тело, к кровати, срывая стоны с ее губ. Эти гребаные стоны я даже слышал, словно наяву. Слышал!!! Ну и как тут работать, да и жить вообще?
Дав себе возможность думать, что после выпускного у нас с Машей все случится, я даже как-то дышать стал свободнее. Но из мыслей предстоящую ночь не выпускал. Наверное, именно поэтому не заметил, когда все пошло наперекосяк.
Вообще Маша за последнее время сильно повзрослела. От той шестнадцатилетней девочки, с которой я познакомился, почти ничего осталось. Она стала более рассудительной, открытой, но не менее эмоциональной. Стала реже краснеть от моих красноречивых взглядов. Нет, она по-прежнему оставалась ребенком. Но я чувствовал, как в ней расцветает девушка. Красивая, умная, смелая и очень сексуальная. И это мне сносило весь мозг. Я даже боялся представить, что будет дальше.
В самом начале наших отношений я боялся, что, Маша из-за своего юного максимализма будет навязчивой и истеричной. Но я ошибся. Маша была взрослой и сдержанной в своих поступках. Не было истерик, не было сотни глупых звонков, чтобы поболтать ни о чем. Все наши разлуки она воспринимала спокойно и почти без слез. Всегда с пониманием относилась к моим задержкам в офисе или вообще отмене наших встреч. Не требовала по-королевски приехать и отвезти ее. Если было нужно, она сама приезжала ко мне или в любое другое место. Правда потом прижималась ко мне и дрожала в моих руках, давая понять, как скучала, тем самым еще крепче привязывая меня к себе. И я верил ей. Да и как могло быть по-другому? В какой момент мне нужно было начать сомневаться в ней? Когда мы ели сладкую вату пачкая друг друга? Когда я вывозил ее за город и учил вождению? Или, когда мы сидели на капоте моей машины, поедали мороженое и любовались закатом на реке? Ее глаза всегда светились счастьем, и я просто был уверен, что я у нее единственный. Да и когда ей было крутить шашни с кем-то еще? Если все свое свободное время она посвящала учебе и танцам? Но, похоже, так думал только я.
В тот день мы созвонились с ней и договорились встретиться у Ильи в квартире. У меня даже мысли не возникло, названивать Маше сотни раз и уточнять детали нашей встречи. С самого утра я закружился в офисе и целый день мотался между нашей фирмой и банком. Около обеда встретил Инну в торговом центре, где находился наш офис и поддался ее уговорам подвезти ее до дома. Мне, конечно, не понравилась эта ее навязчивость, но мне было по пути и портить себе настроение, выслушивая ее претензии, мне не хотелось. По дороге мы заехали на заправку, где мне пришлось отстоять небольшую очередь, потому что у парня, который расплачивался передо мной возникли какие-то проблемы с картой. Если бы я тогда знал, что именно тогда все между мной и Машей начнется рушиться, поехал бы к ней и никуда не отпустил. Я знал, что Маша с Инной не ладили. Но пока Инна не трогала мою девушку, я был спокоен. Пока она играла в с вой игры с потрахушками и преданно ждала меня, мне было плевать на нее. Главное, чтобы Но увы, я ничего не почувствовал. И в течение дня даже не разу ей не позвонил. А когда приехал на эту чертову вечернику, там было уже даже яблоку негде упасть.
Я не нашел Машу. И после трех не отвеченных звонков вдруг почувствовал, что что-то не так. Только тогда, когда она мне не ответила. Но я даже в страшно сне представить не мог, что это противное «что-то не так» станет для меня смертельным ударом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я двинулся на поиски Ильи. И почти сразу нашел его. Он с Лизой и Катей и еще кучей народа топтался у дальней комнаты. Как я понял по их рассказам девочкам была нужна комната для личных нужд, но она оказалась заперта, да еще и изнутри.
— Никто Машу не видел? — обратился я к сестре и ее подруги.
— Неа, она чет весь вечер не отвечает, — пожала плечами Катя.
— Странно…
— Еще как, — поддержала Лиза.
А потом все встало на свои места.
Илья припер запасной ключ и уже через мгновение шагнул в комнату. Он как-то странно дернулся, чем привел меня в замешательство, и даже попытался отодвинуть собой всю толпу за спиной. Но мне стало интересно, что за фигня могла его так испугать и шагнул вперед. Лучше бы я его этого не делал.
По малолетке, когда мы только познакомились с Матвеем Соколовым, мы с Максимом часто вступали в схватки с детдомовскими пацанами. Да какие схватки. Мы дрались не на жизнь, а на смерть. Но даже тогда у меня ни разу так не выбивало воздух из легких, как сейчас.
Я смотрел и не верил в то, что вижу. И даже глядя на все, не понимал, что там моя Маша. Испуганная, бледная и виноватая. Слышал чей-то шепот, щелчки камер, но не мог пошевелиться. Не мог произнести ни слова. Пока не осознал, что произошло.
Мое сердце колотилось, как бешенное. Как никогда барабанило так, что того гляди выскочит из груди. Но это уже не имело значения. Ничего не имело значения.
«— Эх, дождешься, у меня недотрога. Попрошу кого-нибудь удовлетворить меня, пока ты ждешь моего совершеннолетия!» — неожиданно всплывает в моем мозгу и я больше никого и ничего не вижу, кроме размазанной крови на бедрах Маши и капли спермы на ее животе. И этот урод в крови. В ее крови.
У меня перед глазами темнеет. И я даже не помню, что делаю и говорю. Только понимаю, что сердце все-таки выпрыгнуло из груди, оставив на своем месте черную огромную дыру.
В голове только один вопрос. Как она могла? Кааак? И что это вообще за херня???
Я не помню, как ушел. Помню, что трясло. Как тело заполнялось каким-то ядом. Как мой мозг зафиксировал картинку лежащей обнаженной Маши и этого мудака. И как бы я не пытался хоть что-то понять, я видел только их. Снова и снова.
В себя пришел на парковке около своего дома. По стеклу барабанил дождь, и впервые в жизни мне хотелось заплакать.
Какого хрена? Что произошло? Что она со мной сделала?
Я стоял под дождем, пока не промок до трусов. А потом позвонил Илье.
— Влад, здесь какая-то херня творится…, - сразу же начал друг, — такое ощущение, что Машу подставили!
Подставили??? Я сам видел все? Как такое можно подставить? Но я зацепился за эти слова, как утопающий за соломинку. Я не хотел верить в то, что увидел. Пусть я дурак и лох, но я не хотел ее терять. Я уже задыхался без нее, еще не понимая, что уже потерял.
— Я хочу все знать! Когда пришла, с кем и какого хрена она делала там с ним?
— Понял. Сейчас попробую выяснить.
Пока ждал звонка Ильи, успел всадить полбутылки вискаря и принять душ. Потому что чем-то нужно было занять себя. Потому что страшно было думать о том, что нас ждет. Страшно представлять, что Маша изменила мне. Страшно, что я не увидел за ее доверчивостью и наивностью совсем другую ипостась Савельевой.
Она звонила мне. Я трясущимися руками сбрасывал звонок. Потому что даже не знал, что сказать. Прожигал телефон взглядом и сбрасывал звонок за звонком. А потом совсем отключил. Не выдержал бы ее слез. А они обязательно были бы, потому что она точно не ожидала меня увидеть там. Но ведь знала, что приду. Значит специально это сделала? Специально переспала с тем ублюдком? Но для чего? Чтобы расстаться? Чтобы мне было больно. Да я бы сдох от одних ее слов. А тут целое светопреставление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я не мог сосредоточиться. Мои мысли постоянно возвращались в ту комнату. И я чувствовал, что где-то что-то не вижу, что пазл не складывается, но не мог понять. Ведь все было так реалистично. Я даже трогал ее за плечи. И там была моя девочка. Которая предала меня.