Но как бы я не старалась отгородиться от реальности, боль во всем теле напоминала мне, что я еще живая. А потом стало еще хуже. Головная боль просто разрывала мою голову на части, а внезапно подкатившая тошнота заставила меня открыть дверь на улицу. Выйти я не смогла, но голову высунула на свежий воздух. Организм отторгал тут самую живительную влагу. Но только лишь воду. Все остальное — боль и тьма — осталось со мной по-прежнему.
Я не помню, как мы приехали к моему дому. Помню только как Лиза била меня по щекам и уговаривала пойти ночевать к ней, но я хотела попасть в свою квартиру, в свою постель.
Не помню, как зашла.
Очнулась, когда за окном было утро. Просто смотрела в окно, где по ярко-голубому небу плыли редкие облака и светило летнее солнце. А потом поняла, что плачу. Просто лежу и плачу. Наверное, так бы весь день и пролежала, но неожиданно в комнату открылась дверь, и я услышала мамин голос:
— Соня, вставай! Уже полдень!
Как же колотилось мое сердце. Я даже не знаю от чего. Запрыгивало прямо к горлу. Наверное, от страха.
Я медленно встала с кровати и прислушалась к себе. Сегодня ничего не болело. Но сил не было вообще. Но это не важно. Важно, что как мама не заметила вчера, как и в каком состоянии я вернулась. А она точно не заметила. Потому что в зеркале на шкафу я увидела приведение. Вся в грязи, волосы торчат в разные стороны и лицо, опухшее от слез. И такое возвращение сложно проигнорировать. Весь мой вид ужаснул меня и вытеснил все мои переживания, и первоочередной целью для меня стало добраться в душ незамеченной. У меня получилось. И как только теплая вода коснулась моей кожи, я позволила себе расслабится.
Расслабиться и впустить вчерашний день в свой новый мир. Мне очень не хотелось этого делать. Хотелось забыть и не вспоминать, и даже в какую-то секунду мне показалось, что я справлюсь. Сумею это пережить. Но нет. Я проиграла эту войну. И я в ней не выжила.
У меня не хватило сил и опыта.
Я медленно осела на пол душевой кабины и закусила ладонь, чтобы не закричать. До крови. Но совсем не чувствовала боли физической. Было больно в сердце. Так больно, что перед глазами темнело.
Первый секс, которого я очень хотела с Владом. Он был, только парень был другой. И сам процесс я не помнила. Просто знаю, что был и все. А, как и с кем неизвестно. Может оно и к лучшему. Если бы я была в сознании, то обязательно сопротивлялась бы. Но это совсем не значит, что избежала его. И точно не смогла бы пережить изнасилования, которое я бы помнила. Я бы точно наложила на себя руки. Прям там в квартире у Захарова. А так мне казалось, что это даже и не со мной случилось. И, возможно, я бы его пережила и даже смогла бы смириться и забыть когда-нибудь. Но этот секс сломал всю мою жизнь. Размазал по асфальту, не оставив ничего. Я задыхалась от понимания того, что мой самый любимый человек оттолкнул меня. Предал. Что так легко отказался от меня. Его вчерашние слова заставляли меня в очередной раз пройти все круги ада и не найдя выхода, снова выйти на бесконечный старт. И самое страшное, что я это все прочувствовала не до конца, а то, что у меня все было впереди. Боль, одиночество, ненависть, страх. Все это пока что только зацепило меня. Пусть все это вывернуло меня наизнанку. Пусть выбило весь мой дух. Но это было только начало. Начало конца.
С трудом справившись с накатывающей истерикой, я постаралась максимально привести себя в порядок. Но как ни старалась, отечность с лица и красноту глаз мне убрать не удалось. И я бы это проигнорировала, но каким-то краешком своего сознания понимала, что мама обязательно заметит и допрос с пристрастием — это самое минимальное, что мне предстоит пережить этим утром. А к нему я была не готова. Поэтому, стараясь не шуметь, я тихонько прокралась в свою комнату и даже хотела с облегчением выдохнуть, но не тут-то было. Мама была в моей комнате. И мы столкнулись с ней лоб в лоб. Инстинктивно я отвернулась в сторону, но это меня не спасло.
— Маш, я тут хотела… — мама резко замолчала, а потом выдавила, — что случилось?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я очень хотела быть сильной, хотела не расстраивать и не пугать маму, но не получилось. Губы затряслись, а из глаз снова потекли слезы.
Мама сразу же догадалась о причине моих слез и кинулась ко мне:
— Маш, он тебя обидел? Он сделал тебе больно?
Я отрицательно покачала головой и просто разревелась.
Мама тут же утащила меня на кровать и обняв, принялась гладить по голове:
— Маш, расскажи, что он сделал! Он приставал к тебе? Маш, что он сделал?
— Ничегооооо, — как же мне было страшно рассказать маме о случившемся.
Я тогда сильно сглупила. Расскажи я ей всю правду, возможно, вся эта история имела бы другой конец. Но я струсила. И было очень стыдно делиться такими подробностями. Ну, не повернулся у меня язык тогда сказать, что у меня был секс, но не с Владом.
— Машааааа, — я слышала, как мам едва сдерживает слезы.
И это еще сильней усилило мое чувство стыда.
— Мааам, — сквозь рыдания протянула я, — он меня бросил. Просто бросил и выбрал другую.
— Маш, — мама затихла, а потом шепотом спросила, — у тебя был с ним секс?
— Нееееет, — я не смотрела ей в глаза. — Ничего не было.
И я вроде тогда сказала правду, пусть не всю, но на душе стало еще противнее.
Мама тряслась от переживания за меня. Я чувствовала, как дрожат ее руки, когда она гладила меня по голове, но она довольно быстро справилась и взяла себя в руки.
— Девочка моя, — облегченно выдохнула она, — ну, разве так можно убиваться? Разве можно так себя мучить?
— Мам, я люблю его. Так сильно, что готова простить ему все, что угодно. Я не смогу без него. Мам, и ненавижу его. Зачем он так со мной? Мне так плохо.
Слезы душили меня. А рана в груди начала кровоточить еще сильнее.
— Успокойся, детка. Все будет хорошо.
— Мам, так больно, — я положила руку на грудь, — здесь. Невыносимо просто.
Я плакала и плакала, пока у меня совсем не осталось сил. А мама обнимала меня гладила, что-то шептала, обещая, что все скоро наладится и обязательно будет хорошо.
Но ничего не наладилось. Я не смогла бороться со своими чувствами и просто провалилась в пустоту. У меня пропал аппетит, я никого не хотела видеть, и просто лежала в кровати и изучала потолок своей комнаты. Меня не интересовало ничего, и может быть, все бы действительно обошлось, но я не смогла отпустить его. Пока была в сознании, мне удавалось контролировать свой мозг, но стоило мне провалиться в сон, как Торопов полностью завладевал моим сознанием. Он снова карал меня своими словами, я снова переживала тот момент, когда он увидел меня на той кровати, слышала его злорадный смех, сопровождаемый смехом Инны и по-тихому сходила с ума. Я то прогоняла его, то снова звала и просила не оставлять меня одну. Вслух. Каждую ночь. И, кажется, очень громко. Настолько, что мама приходила ко мне и оставалась со мной до утра. А потом спрашивала меня о чем-то, но я словно впала в транс, и что-то отвечала невпопад.
Я звонила ему. Тысячи раз. Звонила и слушала голос оператора, который будничным тоном сообщал, что абонент не доступен. Потом снова плакала. И ждала, что Торопов одумается и сам позвонит. Приедет, заберет меня, и весь этот кошмар окажется сном. Но так и не дождавшись, снова впадала в истерику. И ничего не могло ее остановить. Не выпускной, ни универ, ни попытки Лизы со мной поговорить, не уговоры мамы. Я просто не видела света. Ни в чем. Кроме него. И меня затягивало все сильнее. А потом в какой-то момент я забыла о свей боли, гордости, ненависти и позвонила Илье:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Привет. Можешь говорить? — мой голос давно потерял былую звонкость и даже у меня сложилось впечатление, что я курильщик с нехилым стажем за спиной.
— Да, могу. Привет.
— Ты с ним? — я говорила уверенно. Не было ни страха, ни волнения. Вообще ничего. Из того разговора запомнились только узоры обоев на стене.
— Нет.
— Устрой мне встречу с ним. Мне очень нужно с ним поговорить.