Читать интересную книгу Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика - Вадим Сопряков

Ворошилов внимательно познакомился с делом Эльзы и ее докладом. На докладе было написано — «доложен наркому» и стояли две подписи: начальника Разведупра Генштаба комкора Урицкого и его заместителя по агентурной работе Александровского. Подписи Ворошилова на документе не было.

«Почему вы не задумались над тем, что этот доклад мог быть не доложен мне, а следовательно, и товарищу Сталину?» — спросил маршал у Николая Григорьевича. Немного остыв, он добавил, что понимает положение Ляхтерова, и дал ему следующие указания:

— во-первых: проверить все документы и донесения ценных агентов и доложить ему, если на них нет его резолюций;

— во-вторых: в течение трех дней найти и доложить, где находится Эльза и можно ли восстановить с ней связь и получение информации;

— в-третьих: изучить, кого из нелегальных резидентов и агентов, связь с которыми была прервана по указанию «свыше» в 1936–1938 годах, можно вновь привлечь к добыванию ценной информации, особенно по Германии, ее союзникам и сателлитам.

Ляхтеров по указанию руководства военной разведки с 1936 года поддерживал связь с Коминтерном, в частности, с Димитровым, а в 1940–1946 годах и с Матиасом Ракоши. Он также был связан с начальником отдела кадров болгарином Беловым.

Получив указание Ворошилова найти Эльзу, Ляхтеров через Белова вышел на одного писателя-антифашиста, который сообщил, где находится Эльза. Оказалось, что она уже в течение почти года проживала в одной из гостиниц Москвы. Она не знала, с кем сотрудничала, — то ли с НКВД, то ли с военной разведкой. Эльза ждала, когда с ней свяжутся.

Ворошилов поручил комдиву Орлову и Ляхтерову организовать встречи с Эльзой, выяснить возможности ее возвращения в Германию или в Австрию для возобновления получения ценной информации. Задание было выполнено, агент продолжил свою работу, о чем было доложено наркому.

Не менее запоминающимися были у Н. Г. Ляхтерова и встречи с маршалом С. К. Тимошенко и генералом армии Г. К. Жуковым.

Впервые Ляхтеров встретился с Жуковым в Ленинграде зимой 1925 года в кабинете командира 31-го стрелкового полка Клыкова. Жуков по поручению начальника Высших кавалерийских курсов должен был договориться об использовании тира полка. Был составлен план тренировок слушателей курсов на зимний период, решены вопросы оборудования и охраны. Дважды в месяц Жуков и Ляхтеров встречались в тире.

Спустя шестнадцать лет Ляхтеров, будучи военным атташе в Венгрии, прибыл 3 мая 1941 года в Москву со срочным докладом об обстановке в Венгрии, Германии, оккупированных странах Европы. В кабинете наркома обороны маршала Тимошенко были во время доклада, кроме хозяина, маршал Буденный и начальник Генерального штаба генерал армии Жуков. Жуков несколько раз пристально взглянул на Ляхтерова, пытаясь, вероятно, вспомнить, где они встречались, но ничего не спросил.

После доклада Ляхтерову были заданы несколько вопросов: интересовались ходом сосредоточения немецкой армии у наших границ; возможностью использования двух венгерских армий в первом эшелоне совместно с немецкими соединениями; какую броню имеют немецкие танки. Ляхтеров обстоятельно ответил на каждый из них. В конце обсуждения доклада нарком заметил Николаю Григорьевичу, что конкретные задачи ему поставит генерал Жуков.

В это время в кабинет наркома вошел адъютант и сообщил, что начальник Отдела внешних сношений просит разрешить ему срочно доложить о чрезвычайном происшествии. Когда его пригласили в кабинет, он доложил, что в районе Тулы задержан помощник военного атташе посольства Германии, переодетый под колхозника. Задержанного поместили в красном уголке станции и ждут указаний — что с ним делать. Маршал Буденный вскочил со своего места, стукнул кулаком по столу и закричал: «Как что делать — расстрелять!» Тимошенко, улыбаясь, подошел к Буденному, положил ему на плечо руку и спокойно сказал: «Тише, Семен, а то фашисты всех наших дипломатов в Берлине перестреляют».

Нарком сообщил Ляхтерову, что ему звонил Вышинский из МИДа, он хочет переговорить об обстановке в Венгрии. Тимошенко разрешил Ляхтерову, после беседы с Жуковым, поехать в МИД к Вышинскому.

Прощаясь с наркомом, Ляхтеров передал ему настоятельную просьбу военного атташе в Берлине генерала Туликова разрешить ему срочно прибыть в Москву для доклада о неизбежности войны с Германией, которая может начаться в середине июня 1941 года. Тимошенко ответил: «Сейчас не время заниматься поездками, у нас есть постоянная радиосвязь с Берлином».

Оказавшись в своем кабинете, Жуков вновь пристально посмотрел на Ляхтерова и спросил: «Что-то мне ваше лицо знакомо?» Николай Григорьевич напомнил ему, что много лет назад они встречались в Ленинграде в тире 31-го стрелкового полка. Жуков усмехнулся, ударив себя по лбу, покачал головой и, извинившись за забывчивость, приступил к делу. Он заметил, что детальные задачи по разведке будут поставлены начальником Разведуправления. «Необходимо срочно проверить и установить, имеются ли у немцев сейчас танки с лобовой броней 75 мм и выше. В каком количестве и где они находятся?..»

Ляхтеров доложил начальнику Генерального штаба, что в Разведуправлении есть сведения о разработке в Германии таких танков и самоходных орудий. Но специалисты считают, что от первых пробных испытаний опытного образца до серийного производства таких машин требуется от двух до трех лет. В войсках Германии сейчас таких танков нет. Николай Григорьевич подчеркнул, что он лично наблюдал в марте — апреле 1941 года прохождение через Венгрию трех немецких танковых дивизий для нападения на Югославию и их возвращение обратно для ремонта. Все танки имели 22-мм броню. (Только летом 1943 года на Курской дуге и в районе Харькова появились новые немецкие танки с броней 75 мм — «Пантера» и «Леопард» и самоходные орудия «Фердинанд» с броней 220 мм.)

От Жукова Ляхтеров поехал в МИД к Вышинскому. Он проинформировал заместителя наркома об обстановке в Венгрии и о твердом решении регента Хорти и правительства страны выступить на стороне фашистской Германии в случае ее войны с СССР.

В прессе последних лет уже много писалось о репрессиях в армии накануне второй мировой войны. Они нанесли огромный ущерб Советским Вооруженным Силам, всей обороноспособности Советского государства.

Внутриполитическая обстановка в стране в 30-х годах вызывала у Сталина опасения в отношении позиции крупных военачальников (Тухачевского, Егорова, Триамдофилова, Берзина и др.), которые открыто критиковали выдвиженцев Сталина — Ворошилова, Буденного, Кулика, Щаденко и других, не понимавших необходимости создания современной, высокомеханизированной и мобильной армии, усиливали подозрительность и определенные опасения, что армия может проявить колебания в поддержке проводимого им курса. Отсюда стремление убрать из армии всех колеблющихся, всех, кто вызвал у Сталина и его ближайшего окружения хоть малейшие сомнения.

О характере и размерах репрессий в Красной Армии и Военно-Морском Флоте в 30—40-х годах можно судить по выступлению К. Е. Ворошилова на заседании Военного совета при наркоме обороны СССР 29 ноября 1938 года. Он заявил: «Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая зараженные части организма до живого, здорового мяса, очищаясь от мерзостной предательской гнили». И далее: «За это время мы вычистили больше четырех десятков тысяч человек… мы можем теперь с уверенностью сказать, что наши ряды крепки и что РККА сейчас имеет свой до конца преданный и честный командный и политический состав».

Комиссия Политбюро при ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30—40-х и начала 50-х годов, установила, что И. В. Сталин не только давал указания об арестах безвинных людей, но вместе с Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем и Ежовым они решали вопросы о расстреле большого количества советских граждан, в том числе и видных военных деятелей.

В первую очередь были обезглавлены: Военный совет при наркоме обороны СССР. Из 85 членов совета было репрессировано 76 человек, 68 из них — расстреляно; затем «мозг армии» — Генеральный штаб, штабы округов и особенно военная разведка всех степеней; руководство всех служб наркомата обороны, ВВС, ВМС, ПВО и военных академий — всего 408 осуждено, из них 401 приговорен к расстрелу. Даже на С. М. Буденного органы НКВД сфабриковали показания о принадлежности его к военно-фашистскому заговору.

Осенью 1938 года Ворошилов решил собрать совещание ответственных работников Разведывательного управления Генерального штаба и узнать их мнение о возможности назначения начальником Разведуправления комдива Орлова, бывшего военного атташе в Германии, он, кстати, с ноября 1937 года временно исполнял обязанности начальника Разведупра. На совещании присутствовал и сам Орлов. Все было как «выборы» в Гражданскую войну. Маршал задал этот вопрос, но зал молчал. Вдруг поднялся полковник С. Степанов и сказал: «Орлов высокообразованный человек, свободно владеющий тремя языками, отличный информатор, но он никогда не занимался агентурными и военно-диверсионными делами. Поэтому целесообразнее на эту должность назначить одного из работников Разведуправления или начальников разведотделов штабов Ленинградского или Дальневосточного округов».