Читать интересную книгу Тени прошлого - Эдна Бьюканан

Все было бы иначе, если бы нам с самого начала не мешали быть вместе. Но волшебство было безжалостно разрушено.

— А где ваша бывшая жена сейчас? — поинтересовался Берч.

Пламмер пожал плечами:

— Работает бухгалтером где-то в Бока-Ратоне.

— Кто, по-вашему, мог убить доктора Уэнтворт?

— Не знаю. Наследующий день к нам домой заявился следователь. Моих стариков чуть не хватил удар. Но они подтвердили, что в то время, когда произошло убийство, я был дома.

Будь она жива, я бы, наверное, нашел своего сына. А что случилось с младенцами? Лорейн видела нашего сына только один раз и поклялась мне на Библии, что он был без всяких изъянов и совершенно здоров. Почему он умер? Это Уэнтворт убила их?

— Мы пока не можем точно сказать. Исследования еще не закончены.

Пламмер встал из-за стола и, подойдя к окну, стал смотреть на движущиеся по шоссе машины.

— К чему было их убивать? Ведь это был ее хлеб. Младенцы обеспечивали ей средства к существованию. Она неплохо зарабатывала на их усыновлении. Какой смысл их уничтожать?

— Есть такое явление, как внезапная смерть младенцев, но не все же сразу. Это ведь не заразно, — заметил Берч. — Вы были знакомы с Пирсом Ноланом?

Пламмер обернулся.

— Конечно, я о нем слышал. Он был важной фигурой. Но никогда с ним не встречался. Его убийство обсуждал весь город, газеты еще долго писали об этом. Если один из этих младенцев мой, мне бы хотелось знать, как он попал в его дом?

— Хороший вопрос.

Глава 28

— По-моему, он привирает, — сказал Назарио, когда они шли к машине.

— Конечно, ведь парень торгует машинами, — ответил Берч.

— Скользкий тип, — нахмурился Назарио. — Что-то с ним не то. Но он точно врал, когда говорил, что не встречался с Ноланом.

— Согласен. Видел его стол? Какой там порядок! Он ворочает таким делом, просматривает тонны бумаг, а на столе каждый карандашик имеет свое место.

Когда они въезжали на скоростную автостраду, какой-то бродяга, стоявший под эстакадой, помахал им рукой и поднял картонку с криво написанными каракулями: «Ветеран Вьетнама. Потерял работу. Ребенок умер. Жена ушла. Помогите».

— Больно молод для ветерана, — заметил Назарио.

— Да и здоров как бык, — бросил Берч.

Ярдов через сто на откосе пристроился еще один оборванец с рукописным плакатом: «К чему врать? Мне просто хочется пива».

— Вот этот мне нравится больше, — сказал Берч, притормаживая. — Дадим ему пятерку. Меня уже тошнит от всяческого вранья.

* * *

— Посмотри-ка, — сказал Назарио, изучив протоколы, когда они вернулись в управление. — Прекрасная Лорейн, любовь всей его жизни, оказывается, неоднократно подавала на Пламмера в суд. Его дважды арестовывали за жестокое обращение с женой.

— У меня зла не хватает на всех этих упертых типов, которые перекраивают прошлое, как им заблагорассудится, — простонал Берч, яростно тыча в телефон, чтобы набрать номер бывшей жены Пламмера.

— Извините, но я не смогу с вами встретиться, — заявила она.

— Извините, но вам придется это сделать. Мы подъедем к вам через час.

— Нет, нет! Только не здесь.

— Тогда мы вызовем вас сюда.

— Подождите! Подождите. Я сейчас как раз еду навестить внуков. Завтра буду в Майами.

Они договорились о встрече.

Полину Раминг они нашли в детском саду, где она работала воспитательницей. Это была маленькая женщина с седыми курчавыми волосами, темными живыми глазами и резкими манерами.

— Я все знаю из газет, — сразу же сообщила она.

— Вот и прекрасно, — сказал Берч. — Значит, вам ничего не нужно объяснять.

Она не спускала глаз с детей, резвившихся на детской площадке.

— Отпроситесь на часок у своего начальства. Нам надо побеседовать, — предложил Берч.

— Я вполне могу говорить с вами и одновременно следить за детьми, — отрезала она. — Это называется многозадачный режим работы.

— Мне такой режим не по вкусу, — ответил Берч. — Это мое больное место. Люди, придерживающиеся такого режима, часто забывают своих малышей в закрытых машинах, стоящих под палящим солнцем, потому что стремятся сделать сто дел сразу. Когда я разговариваю с людьми, мне требуется их полное внимание. Мы заберем вас с собой в город. Там вас не будут отвлекать дети или что-нибудь другое. Вы сможете сосредоточиться только на нас.

Они сели за столик в ближайшей закусочной, где работал кондиционер, подавали кофе и можно было спокойно поговорить.

— Тетя Элизабет была одной из первых феминисток, — воинственно начала Полина. — Она опередила свое время. Настоящая героиня. Желала детям только добра. А эти неблагодарные приемыши, которые стали качать права в восьмидесятых, не ценили того, что она им подарила. Жизнь. Она подарила им жизнь. Они оклеветали ее, оскорбили ее память, извратили ее намерениям ведь без нее они вообще бы не родились. У нее хватило мужества предложить альтернативу абортам.

— Но ведь все это она делала небескорыстно, — возразил Берч. — Насколько я знаю, она не бедствовала.

— Верно, у нее была прекрасная машина, дорогая одежда, драгоценности, но все это лишь для создания образа. Она должна была вызывать доверие у людей. У нее были огромные расходы. Каждую пятницу в клинику заявлялись полицейские, чтобы получить свой конверт с деньгами. Ей приходилось платить, чтобы ее не трогали. Она содержала беременных, принимала роды, находила приемных родителей. В общем, работала как лошадь. Мы обе так работали. Она ведь вырастила меня, как мать. Элизабет Уэнтворт была святой.

— Ничего себе святая, — усмехнулся Берч. — Угробила столько младенцев.

Полина Раминг изумленно открыла рот.

— Она их не убивала! Она мухи в жизни не обидела, не то что младенцев. Нет! Нет! Нет!

— Значит, это сделал кто-то другой, — мягко произнес Берч. — Кроме вас, там еще кто-нибудь работал?

Полина широко раскрыла глаза.

— Я люблю детей. Всю жизнь посвятила им. Жаль, что у меня не было своих.

— Тетя Лиз вела какие-нибудь записи?

— Записи! — Полина стукнула кулачком по пластмассовой крышке столика. — Записи, записи, все только о них и говорят! У нее была небольшая тетрадь вроде ежедневника. И все. Никаких карточек и историй болезней. Никто не хотел огласки.

— Вы были знакомы с Пирсом Ноланом?

Глаза Полины забегали.

— Нам известно, что ваша тетя хорошо его знала, — мягко заметил Назарио.

— Кто вам сказал? — спросила она, беспокойно переводя взгляд с одного детектива на другого.

— Нолан был ее кавалером на выпускном балу. Они вместе учились в средней школе.

Она съежилась на стуле и зябко повела плечами.

— И в начальной тоже. Но потом они десятилетиями не виделись.

— Так что же свело их в августе 1961 года? — спросил Берч.

Взгляд Полины стал отсутствующим, она пару раз качнулась на стуле.

— У нас были неприятности, — прошептала она. — Большие неприятности. Ей больше не к кому было обратиться. Она никому не доверяла. А Пирс Нолан был влиятельным человеком. Тетя Лиз сказала, что он найдет, как нам помочь.

— Это вы убили детей?

— Нет! Никто их не убивал. Это был несчастный случай.

Вынув из сумки бумажный носовой платок, Полина вытерла нос.

— И что же произошло?

— У нас начались неприятности, — сказала она, комкая в руках платок. — Полицейские требовали денег. На нас написал жалобу какой-то парень. Он приходил в клинику, чтобы увидеться со своей девушкой. Но ее родители требовали, чтобы мы не допускали между ними никакого общения.

Но потом мы увидели свет в конце тоннеля. В клинике находилось семь новорожденных. Матерей уже выписали, и в ближайшее время приемные родители должны были разобрать младенцев. Они заранее внесли половину суммы, а оставшуюся часть должны были заплатить при усыновлении.

Тетя Лиз так устала, что ей требовалось немного отвлечься. Когда матери разъехались, такая возможность появилась. Младенцы были красивыми и здоровыми, их ждала новая жизнь, а нас — денежные поступления.

В тот день она поехала по магазинам, поужинала с друзьями, а потом они пошли в ночной клуб. Мне что-то нездоровилось, и я пошла спать раньше обычного. У меня кружилась голова, временами наваливалась какая-то дурнота. Это началось еще днем.

Моя комната находилась в дальнем конце дома, рядом с кабинетом, но я все оттуда слышала. Дети обычно будили меня своими криками. Когда один начинал пищать, другие сразу же просыпались и присоединялись к общему хору. Я вставала и шла их кормить.

Но в тот вечер они не кричали. Тетя пришла около трех ночи и сразу зашла ко мне в комнату, чтобы спросить, накормлены ли дети и как они себя чувствуют.

Помню только, как она кричала и трясла меня за плечи. Я никак не могла проснуться, язык у меня заплетался. Она в ярости ударила меня. Решила, что я напилась. А потом увидела мертвую канарейку в клетке.