Читать интересную книгу Огненные врата - Дмитрий Емец

– К сыночку идешь? – крикнула ему вслед Лиза, видевшая в прошлый раз Зигю.

– Из садика надо забрать. Его там обижают, – пояснил Меф.

Саша и Лиза были подругами неразлейвода. Саша симпатичная, хотя и несколько в барбячьем духе – с ногами от ушей и кукольными глазами, а Лиза – бойкая на язык и смешливая. Несколько раз случалось, что они втроем прогуливали пары. Лиза часто говорила здравые вещи. Например, видя, как охотно Меф влезает в разного рода драки, она однажды сказала ему:

– Здорово, когда человек умеет хорошо драться! Он всегда сможет с минимальными потерями выйти из ситуации, в которую, не умея драться, он вообще бы не попал.

Однако сейчас Мефу не хотелось общаться ни с Сашей, ни с Лизой, как бы красива ни была первая и ни умна вторая. В нем жила тоска, пожиравшая его изнутри. Ему казалось, он задыхается без Дафны – не в переносном смысле, а действительно задыхается.

Вскоре он был на улице. От дождя к тому времени остались только глубокие лужи, над которыми поднимался пар. Солнце шпарило во все лопатки, особенно яростно сияя в университетских часах. В кустарнике мячиками прыгали воробьи.

«Странная штука… Воробьи воспринимаются как нечто целостно-бессмертное: а ведь средний срок жизни у них от девяти до двадцати месяцев. Я пережил уже множество поколений воробьев», – подумал Меф и мгновенно забыл и о воробьях, и о химии.

В голове у него ничего не удерживалось, мысли скакали.

Он шатнулся к метро, но через пять шагов ощутил, что там успокоиться не сможет. И вообще пребывать в неподвижности для него сейчас невозможно. В общежитие озеленителей Меф возвращаться не желал. Там все напоминало ему о Дафне. Зубная щетка кричала: «Я Дафна!» – «И мы тоже Дафна!» – голосили комнатные тапки. «А я любимая ее юбка! Почему я валяюсь на стуле?» – окликал третий голос.

Меф дважды сгребал вещи Дафны в шкаф, но всякий раз что-нибудь оставалось, и жалобные призывы предметов не прекращались. И вот сейчас, уверенный, что стоит ему прийти домой, и все начнется заново, Меф отправился через весь город на Северный бульвар, к родителям.

На ходу он оглядывался, порываясь обратиться к кому-то. Меф так до конца и не поверил, что рядом с ним нет Дафны. Разлука произошла так быстро, что он оказался к ней не готов. Никакого подготовительного периода, и – ощущение полнейшей беспомощности. Что он мог теперь? Подпрыгивать и, протягивая руки к тучкам, кричать: «Возьмите и меня тоже»?

Меф не миновал еще учебного корпуса, когда затылком ощутил слежку. Сработало прежнее, еще на Большой Дмитровке выработанное чувство. Следили не суккуб и не комиссионер – этих и не заметишь. При необходимости они могут стать мельче пылинки, а то и вовсе скрыться под мороком. И не страж – здесь Меф полагался на свою интуицию. Следить мог только человек.

«Прасковья? – прикинул он. – Нет, она не стала бы красться. Если уж следила бы, то на танке или на двухэтажном автобусе!»

Меф остановился рядом с машиной и притворился, что завязывает шнурок. Сам же осторожно скосил глаза в автомобильное зеркальце. Мимо текла обычная для Москвы река людей и всяческих человеков. Углядеть в ней кого-то определенного было нереально.

Меф повернулся, неторопливо вышел на одну из некрупных улочек и зашагал мимо обклеенного афишами забора стройки. Рабочие оказались с юмором. Чтобы провести нужный им фонарь, они пропустили провод прямо через просверленную ноздрю красовавшегося на афише певца. Дойдя до этого места, которое было как раз на повороте, Меф подпрыгнул, ухватился за край высокого забора и, наступив певцу на нос, мгновенно перебросил свое тело на другую сторону.

Стройка велась неактивно. Внутри вырытого под гаражи котлована ворочался маленький рыжий трактор. В поставленных друг на друга вагончиках угадывалась уютная и неспешная жизнь. Пахло супом. Играла переливчатая восточная музыка, похожая на волны мелкого моря. За деревянными перильцами стоял молодой смуглый таджик и, почесывая одной босой ногой другую, вешал на веревку белье.

Громадный, этажей в тридцать, дом нависал над Мефом. Буслаев расслабился. Он считал, что перемахнул через забор быстро. Пусть угадывают теперь, куда он подевался. Больше не думая о слежке, Буслаев неспешно зашагал по осыпающемуся краю котлована. Наклонился, поднял плоский камень и блинчиком пустил его по склону.

Глядя на срез земли, он размышлял, как странно все устроено. Деревья, трава, норы животных, ходы дождевых червей – это лишь поверхность планеты. От силы полметра, в самых плодородных местах – чуть больше метра. А дальше начинаются пески и глины, в которых ничего живого практически нет. Здесь в котловане эта тонко настроенная уникальность жизни ясно бросалась в глаза.

Меф лег на песок там, где он был посуше, задрал голову и стал смотреть на небо. От дома отделилась точка. Буслаев с удивлением наблюдал, как, постепенно увеличиваясь, она приближается к нему. Реакция, на которую Меф никогда не жаловался, раньше даже, чем сработала мысль, пружиной отбросила тело в сторону. Буслаев почувствовал, как дрогнула земля, и вскочил, готовый к чему угодно.

Бочка, огромная, не сплющившаяся от удара, медленно катилась по скату котлована. От бочки пахло копотью. Кажется, раньше в ней жгли мусор. Меф задрал голову. Дом заливало безмятежное солнце. Трактор все так же ворочался внизу, маленький, как жук. Молодой таджик закончил вешать белье и ушел в вагончик.

«Кто-то хотел меня прикончить. Или предупредить!» – подумал Меф. Попасть сверху бочкой было сложно, хотя с задачей почти справились.

Буслаев рванулся и побежал. Лавировал между деревьями, перебегал дорогу в потоке машин, перемахивал трехметровые, с декоративными пиками заборы, взлетал на гаражи и с перекатом спрыгивал на щебень. Меф был уверен: ни одному человеку за ним не угнаться. Разве что паркуристу с большой практикой, но его Буслаев обогнал бы на открытых участках, пролетая их стремительнее молодого оленя. Паркур паркуром, но и голая физуха стоит немало. Арей очень ее уважал. «Рубка на мечах дело хорошее, но, чтобы пристукнуть отличного бегуна, его надо еще догнать. А он ведь и ножи иногда кидает», – говаривал он в похожих случаях.

Десять минут спустя Меф скатился с влажной горы на территорию горнолыжной базы. С крыш деревянных вагончиков его глухо облаяли здоровенные псы. Меф задорно свистнул, бросил в них палкой, чтобы были злее, и, перескочив еще один забор, оставивший на ладонях и коленях след солидола, оказался на набережной Москвы-реки у пешеходного моста.

Оглядываться он не стал – был уверен, что оторвался. Набережная казалась пустынной. Несколько велосипедистов и убегающий от инфаркта пенсионер в счет не шли. Равно как не шел в расчет и удвоенной противности суккуб – длинный, полуголый, мокроротый, который, катаясь на роликах по набережной, приставал к людям, повисал у них на шее и целовал, призывая их укреплять семейные ценности, быть патриотом своей родины и стройными рядами вливаться в океан света. Суккуба с омерзением отталкивали и долго чистились потом от его влажных ручек и кислой слюны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});