Читать интересную книгу Гнев Цезаря - Богдан Сушинский

– Только учти: если я действительно совершу свой «марш на Рим», толпа потребует новой войны. Вспомни древнюю историю: всех великих героев рождали великие войны.

Это был запрещенный удар, пусть и сугубо философский. Валерио знал, как Дарья устала от войны. Даже от той, которая поначалу рождала в ее русском патриотическом сознании надежду на гибель коммунистической империи и возрождение империи этнически российской.

– Жаль, правда, что для рождения одного героя той или иной нации человечеству приходится ставить на грань гибели добрый десяток других наций, возводя бескровные международные конфликты в ранг кровавых мировых войн.

Теперь, встречая его у кромки взлетного поля, Дарья прежде всего обратила внимание на книжку, которую он держал в левой руке, инстинктивно прижимая к груди. Она знала, что пребывание Валерио в Милане было связано с выходом в свет его первого, из цикла задуманных, томика мемуаров – «Десятая флотилия МАС»[34].

Поцеловав мужа и потершись щекой о его щеку, женщина тут же изъяла у него книжку и любовно погладила рисунок на обложке, словно омывала его, благословляя при этом автора и его творение.

– Для тебя это, наверное, как для женщины – рождение ребенка?

– То же самое в порыве чувств я попытался изречь в издательстве, на что мой редактор проворчал: «Мысль истоптанно-банальная, но именно то, что словесно она истоптана тысячами таких счастливчиков, как вы, свидетельствует, что она правдива и праведна».

– Вот и будем считать его слова благословением твоего «первенца», – подытожила обмен мнениями Дарья. В машину, рулем которой завладел бывший военный юрист, а ныне референт князя Марио Кардони, она, как всегда, опустилась на заднее сиденье. – Кстати, по радио уже сообщили о двух твоих успешных презентациях книжки в Милане и что расходится издание на редкость быстро.

– Еще бы! – Голос у толстяка Марио был негромким и каким-то переливчатым, он словно бы не говорил, а ворковал, подделываясь под женский голос. – Военные мемуары самого князя Боргезе! Уверен, что после презентации в Риме продажа книжки превратится в прибыльный бизнес.

– Кстати, как у нас дела на финансовом фронте? – тут же воспользовался случаем Валерио.

Референт оказался готовым к этому вопросу, поэтому в течение нескольких минут убеждал фрегат-капитана, что в военной промышленности, в которую были вложены основные акции семьи Боргезе, наметилось оживление; банки для вложения капиталов тоже были выбраны удачно. Есть проблемы с мануфактурной фабрикой, совладельцем которой является князь, но и она понемножку выходит из экономического застоя, поскольку в этом году получила заказ на ткань для флотского обмундирования. Ну и, конечно, не следует сбрасывать со счетов прибыли от сданных в аренду латифундий…

– Если так пойдет и дальше, из боевого офицера я постепенно превращусь в самодовольного капиталиста, крупного буржуа.

– Поверьте, это не самый худший итог ваших послевоенных блужданий, – заверил его Марио. – Следующая война грянет не скоро, так что о своем доблестном офицере Валерио Боргезе на военном флоте тоже вспомнят не сразу.

– Давно переродился бы в буржуа, но опасаюсь, как бы у моей русской жены и «инфицированных» русской кровью детей не взыграли – по принципу «грабь награбленное» – марксистские гены революционеров. – Оглянулся на безмятежно вчитывавшуюся в текст его мемуаров русскую графиню.

– Какими бы экономическими выкладками ни убаюкивал тебя синьор Кардони, – проговорила она, не отрывая взгляда от страницы, – все равно от должности, которую тебе предложат в военном ведомстве, отказываться не советую. Не столько ради семейного, сколько ради твоего же личного блага. Так или иначе, а получается, что на базе Сан-Джорджио, или где-то вблизи нее, ты чувствуешь себя намного уютнее, нежели дома. – Причем от Валерио не скрылось, что это свое «где-то вблизи» Дарья произнесла с едва припудренным женской заботой коварством.

К счастью, она не принадлежала к ревнивицам, в большинстве житейских случаев вела себя как подобает жене моряка. Но в то же время никогда не отказывала себе в удовольствии съязвить по поводу его амурных увлечений.

– У тебя появились сведения, что мне будут предлагать какую-то должность? – счел возможным не реагировать на ее намек относительно виллы «Витторио».

– Не думаю, что это будет пост министра или его заместителя, уж очень тебя не любят наши коммунисты и социалисты. Не зря же одна из газетенок уже сравнила твой мемуарный триумф в Милане с подобным триумфом Муссолини, начинавшим свой пропагандистский «поход на Рим» тоже, по странной случайности, из все того же Милана.

– Жаль только, что, в отличие от Бенито, я не получал телеграммы, подобной той, которая подписана была 29 октября 1922 года генералом Читтадини: «Его Величество Король просит Вас немедленно прибыть в Рим, так как он желает предложить Вам взять на себя ответственность сформировать Кабинет».

– Надеюсь, ты не цитируешь ее в своих мемуарах.

– Только потому, что не пребывал в рядах фашиствующих «сквадристов» Муссолини, а значит, и вспоминать нечего.

– Тем не менее тебя по-прежнему считают любимчиком дуче.

– Сие прегрешение, – оскалил зубы в воинственной улыбке, – итальянская нация как-нибудь простит… и мне, и дуче.

42

Январь 1949 года. Албания.

Влёра. Отель «Иллирия»

Проснувшись утром, подполковник не только не обнаружил у себя в номере самой графини, но и ничего такого, что напоминало бы о пребывании в нем женщины – окурки, как и салфетки, которыми снимала помаду, она унесла с собой; пепельницу некурящего постояльца этого номера старательно промыла; полотенце, которым пользовалась, замочила, небрежно выжала и столь же небрежно, по-мужски, забросила на трубу, прямо у душевого распылителя.

«Что ж, – признал контрразведчик, – уходила эта бестия так же профессионально, как и преподавала тебе уроки студенческого секса. Упрекнуть ее не в чем». Правда, тут же вспомнил об обещанной ему встрече с германцем Шварцвальдом и признал, что с оценкой явно поторопился.

Он уже облачился в мундир, когда в дверь негромко постучали, и, возникнув в ее проеме, лейтенант Ланевский доложил, что графиня ждет его внизу, в ресторане.

Дмитрий представил себе выражение лица Анны – уже напомаженного, благопристойного – и, едва слышно простонав, покачал головой, словно хотел отрешиться от какого-то убийственного видения.

– Передайте фон Жерми, что завтракать, как и обедать, я намерен на крейсере. И вообще, хватит соблазнять меня прелестями ресторанно-заграничной жизни.

– Это ваше право, господин подполковник, однако графиня настоятельно просит вас разделить с ней этот скромный, недолгий завтрак, после которого или даже во время которого вас ожидает встреча.

Конечно, графиня подарила ему прекрасную ночь, однако Гайдук принадлежал к тому типу мужчин, которые предпочитали утром не встречаться с женщинами, одаривавшими их подобными «любовными бреднями». Именно поэтому он никогда не оставался ночевать у случайных женщин; и точно так же никогда, без самых крайних обстоятельств, не оставлял женщин в своей холостяцкой квартире.

Однако ни к воспоминаниям, ни к жеманничанью фон Жерми прибегать не стала. Она окинула его спокойным деловым взглядом жены, провожающей мужа на торжественное мероприятие, признала, что выглядит он вполне пристойно, и только тогда пригласила подполковника к столу, на котором уже стояли яичница с ветчиной, бутерброды с брынзой и большие, кувшиноподобные чашки с чаем.

Впрочем, подполковник сразу же обратил внимание, что, расположенный в своеобразной нише, стол их накрыт на три персоны, причем свою порцию яичницы графиня уже доедала, а лейтенант уселся за столиком у входа.

– Только не вздумайте интересоваться моим самочувствием и бисером рассыпать комплименты, – сухо предупредила графиня. И как же она напоминала в эти минуты Анастасию! – Как всегда, я чувствую себя превосходно, и тему нашей вчерашней встречи будем считать исчерпанной.

– Как прикажете, графиня, – с вежливостью клерка на услужении склонил голову Гайдук.

– И не паясничайте, – тут же одернула его Анна.

– Просто вживаюсь в западноевропейский этикет.

– Только не в Албании это делается. Вводить вас в высший свет мы начнем во время следующей встречи, и, скорее всего, в Женеве или в Париже.

Гайдук грустновато ухмыльнулся: «Интересно, как она себе представляет мое появление в Женеве или в Париже, когда и в качестве кого? Видно, совсем уж „сдипломатилась и обуржуазилась“ наша фон Жерми; забыла, с кем сидит за столом и каким ветром меня занесло в эту самую Влёру».

– Помните наш вчерашний разговор о человеке, которому очень не терпится пообщаться с вами?

– Кажется, припоминаю, – медленно растягивал слова подполковник, демонстративно осматривая при этом стены, потолок, соседний, пустующий столик.