качелях. Публика лежит — чемоданы и стулья гуляют по салонам и каютам»[85].
28 декабря Дейнека пишет новое письмо Серафиме, которая свое детство провела в США: «Видел в Нью-Йорке фото с твоего дома и даже нашел дерево под твоим окном. <…> Здесь тоже художники группируются и… <…> молодежь не только не ходит на выставки почтенных академистов, а просто их не знает. О нашей стране они имеют представление, как о самой молодой, самой модерн — они правы, у нас масса нового — модерн заводов, модерн городов, модерн молодежи. В средней же массе здесь (я говорю о художниках) какая-то тишина, делают мелочи, пустяки. Нет размаха. А размах американский огромен…»[86]
Поездка в Америку в те годы была делом куда более сложным, чем сейчас. Тогда трансконтинентальные авиалайнеры еще не летали через океан. Всё было организовано Всесоюзным обществом культурной связи с заграницей (ВОКС). Паспорт на фамилию «Дейнеко» (!) был выдан за подписью главы ГПУ Генриха Ягоды. Из Москвы следовало ехать через Польшу, Германию и дальше плыть на трансокеанском лайнере. Советский Союз был уже почти закрытой страной, но в эти годы отношения Советской России с Америкой были на подъеме, начавшемся после установления дипломатических отношений между СССР и США в 1933 году.
В поездку Дейнека был направлен организаторами выставки «Советское искусство», которая открылась в Филадельфии и должна была пробыть там два года. Дейнеку сопровождал Осип Бескин — руководитель секции критики Союза художников, автор известных статей о необходимости борьбы с формализмом в живописи. Бескин, родившийся в 1892 году, был опытным партийным цензором, приставленным к Дейнеке то ли для контроля за его поведением, то ли для разъяснения американцам истинного значения его картин. В то время он был еще и главным редактором Государственного издательства изобразительного искусства (Изогиз), главным инспектором Наркомпроса по изобразительному искусству и носил данное ему Виктором Шкловским прозвище «мелкий Бескин». Говорят, что вне идеологических баталий он был человеком не вредным и вполне дружески общался с подвластными ему мастерами кисти. Потом, в годы борьбы с космополитизмом, и сам угодил под каток критики, выбрался из-под него обессиленным и умер в 1969 году почти одновременно с Дейнекой.
Из Москвы Дейнека и Бескин добирались до Гамбурга, чтобы отплыть оттуда, пересечь Атлантику и оказаться в «городе желтого дьявола», как вслед за Горьким клеймили Нью-Йорк советские публицисты. До Гамбурга они добирались через Польшу, и в архиве Дейнеки сохранились польские транзитные визы с пограничными отметками. После прибытия в Новый Свет 2 января 1935 года Дейнека и его спутник выезжают из Нью-Йорка в Филадельфию. Их приезд в США совпал с очередным «медовым месяцем» в советско-американских отношениях — начался «культурный десант» за океан. В Америке побывали писатели Ильф и Петров, а также Московский Художественный театр. За два года до этого были установлены дипломатические отношения двух стран. В Москве находился знаменитый американский дипломат Уильям Буллит, который еще не разочаровался в сталинском режиме и устраивал роскошные приемы для руководителей СССР в своем особняке Спасо-хаус в районе арбатских переулков (говорят, с одного из таких приемов побывавший там Булгаков списал свой знаменитый бал у Сатаны). Буллит, кстати, вернулся в США специально, чтобы участвовать в открытии выставки советского искусства, представлять которую Дейнека и был командирован в США по решению ВОКСа.
Америка приходила в себя после Великой депрессии и вставала на рельсы «нового курса» президента Франклина Делано Рузвельта, весьма интересовавшегося советским опытом. Именно в это время Соединенные Штаты охватил бум автомобилизации и строительства новых хайвеев, которые открылись взору советского художника. И хотя выпуск машин сразу после «черного вторника» снизился, а половина автозаводов Мичигана закрылась, за период с 1929 по 1939 год американцы все-таки купили четыре с половиной миллиона автомобилей — в разы больше, чем имелось тогда во всем СССР. За те же годы протяженность автомобильных дорог в США удвоилась и достигла более двух миллионов километров. Рождалась так называемая «автомобильная культура», повлиявшая на образ жизни американцев. Дейнека не обошел вниманием эту сторону американской реальности и даже написал очень симпатичный рассказ «Похождения старого автомобиля», из которого следует, что воображение художника совершенно поразили и восхитили роль и место новейшего средства передвижения в американской жизни. Его содержание и стиль выявляют в Дейнеке не только художника с большой фантазией, но и одаренного литератора с прекрасным чувством слова. Речь в нем от первого лица ведет сам автомобиль:
«Задолго до моего рождения многое говорило о том, что меня ждет блестящее начало самого модного автомобиля в самой передовой стране. Я рождался частями во многих штатах. Тысячи простых и квалифицированных рабочих отливали, тянули, прилаживали, штамповали мои части. Проверяя качество, упругость, выносливость моих ходовых частей, моего электрического хозяйства, конструкторы и художники вкупе работали над моим экстерьером, придавая ему самые динамичные, самые комфортабельные, самые обтекаемые формы. Уже тогда я вполне верил рекламе обо мне, нарисованной лучшими художниками. Итак, час, когда я зарядился доброй порцией первосортного масла, когда мотор на идеальной тишине дал жизнь всему моему организму и я сошел с конвейера, этот час был настолько необычен для всего завода! Я начинал собой новый миллион автомобилей и открывал серию новой модели. Я настолько был к этому готов, что всякие поздравления вокруг меня, щелканье фотоаппаратов, контракты на поставку таких, как я, оставляли меня более или менее равнодушным, хотя мое тщеславие, в котором я разобрался гораздо позже, приятно льстило моему самолюбию»[87].
Дейнека пишет от лица автомобиля, давая ему полное право на восхищение самим собой. «Вероятно, весь мой вид в полном ансамбле с моим хозяином, бизнесменом, что называется современным человеком, внушал восхищение. Мы еще лучшую пару составляли с его 22-летней дочерью — мисс Ирен. Мой водитель был тот крепкий парень, который не портил нам вида, а даже дополнял его добротной американской улыбкой и спортивностью боксера полутяжелого веса. — Дейнека и тут не преминул вспомнить о своем спортивном увлечении. — Я мало возил по деловым кварталам своего хозяина, вернее сказать, я был целиком в распоряжении его дочери. Мое появление на Пятой авеню было почти триумфом. Широкогрудый, цветом мужского летнего костюма, я принимал полную форму в движении. Мое тело эластично, слегка шурша покрышками, поглощало пространство. Я напоминал собой спортсмена, бегущего перед рядами восторженных зрителей. На меня с завистью, со скепсисом угрюмо смотрели справа и слева стоящие машины различных марок. „Эк его“, — пробасил старый