Умолк Павел только тогда, когда, предваряемый грохотом и звоном, появился блестящий лакированный «Бреш»[89]. Войдя внутрь вагона, Павел взял в свои руки теплую ладошку девушки. Ольга её не отняла, а лишь тихо сказала:
– Холодная…
В ответ Павел издал звук, напоминающий кошачье мурлыканье.
Мимо проплывают колокольни соборов и молчаливые серые мосты, великолепные особняки и сияющие витрины магазинов, старые крыши лачуг и убогие лавки. Трамвай мягко покачивается, внутри почти неслышен грохот колёс, рука покоится в руке, а частые толчки дарят соприкосновение плеч, при этом теплые искры зарождаются где-то в груди, кровь приливает к щекам и легонько кружит голову. Волшебное путешествие на машине будущего! «Остановись, мгновенье!» – вспоминаются Павлу слова доктора Фауста. А ещё вспомнилась отвратительнейшая из поездок – в тот день, когда он отравился пирожками с зайчатиной. И тотчас возник образ каких-то немыслимых вселенских качелей, каковые способны в одночасье низвергнуть человека в пучину боли и отчаяния, а затем вознести на вершину блаженства…
Так, не размыкая рук, они доехали до Галерной улицы, и вышли у Ксенинского института. Лишь теперь Оленька осторожно высвободила руку.
– Ой, Павел Андреевич, что это за дым?! – воскликнула девушка, указав в сторону Адмиралтейского острова. – Уж не пожар ли?!
– Нет-нет, это судостроительный завод дымит, – важно возразил Павел. – Там, по соседству, и моя мастерская. Если вам интересно, у меня установлен один из самых мощных в городе трансформаторов. Не желаете ли взглянуть? Мы можем зайти…
– Коптит, точно вулкан! – не дослушав, воскликнула девушка. – Неужели так необходимо чернить небо, будто нельзя обойтись меньшим дымом?
– Вы даже не представляете, насколько сейчас правы, друг мой! – сердечно воскликнул Павел. – Процесс копчения в наше время совершенно неэффективен. К примеру, если свежую рыбу во время копчения поместить в специальную электростатическую камеру, то осаждение частиц дыма на продукте сильно ускорится, следовательно, дыму потребуется меньше…
– Как красиво! – воскликнула Оленька, увидав катающихся на невском льду конькобежцев.
– О, вечером здесь вообще волшебно! – подхватил Павел. – Только представьте…, всё вокруг озаряется светом электрических фонарей, и в каждом не менее ста свечей…
Тут духовой оркестр грянул марш, и в нём совершенно потонуло окончание речи инженера.
Ольга сразу направились к окошку белого деревянного павильончика, где напрокат выдавали коньки. Эти коньки крепились к обуви при помощи хитроумных приспособлений – получалось достаточно устойчиво.
«Эх, отчего я никогда с другими не лезу за словом в карман, а с ней никак не выходит душевной беседы, – про себя досадовал Павел. – Ну, чего стоило, к примеру, начать с электрического зайца? Ведь наверняка бы заинтересовалась моим замечательным зверем и пожелала на него взглянуть. А там, в мастерской, можно было завести речь и про… трансформатор!»
Как и поездка в трамвае, катание на коньках явилось для Оленьки совершенным новшеством. Поэтому Павел (не очень искусный конькобежец, к слову) с удовольствие примерил на себя роль мудрого и многоопытного учителя. К счастью, девушка оказалась прилежной ученицей, к тому же обладала великолепным вестибулярным аппаратом, в результате чего, по истечении часа она, пусть осторожно, но уже вполне самостоятельно катила по льду.
…По прошествии ещё одного часа стало понятно, что приезда царевен ожидать не стоит, да и морозец давал о себе знать легким пощипыванием щек и ушей. Увы, Павлу так и не представилось удачного момента для заготовленного признания. Молодые люди попили чаю с эклерами в кондитерской неподалеку, после чего решили возвращаться домой. Их могли уже хватиться, и тогда Павлу пришлось бы выслушивать поток упреков в безответственности, ведь он не только нарушил запрет Сергея Ефимовича покидать дом, но еще и девушку увлек за собой, подвергнув ее опасности…
Так оскандалиться, конечно же, не хотелось, молодые люди сдали коньки и поспешили по набережной обратно. Вдруг с Невы пришёл странный стрекочущий звук, а затем, в клубах снежной пыли по льду на немыслимой скорости промчался необычный экипаж.
– Ой, что это? – воскликнула Оленька.
– Аэробуер, сударыня, – со знанием дела ответил Павел. – Одно время подобные механизмы почитались за техническое чудо. Но, в наши дни буером никого уже не удивишь, хотя должен отметить, в его конструкцию положена забавная мысль…
– Павел Андреич, глядите! Вон муж Веры Ивановны, Семен Васильич! – вновь не пожелала слушать Оленька. – Но, постойте-ка, что это с ним?! Зачем он с собой такое сделал?!
Девушка указала на весьма странного пожилого господина, одного взгляда на которого оказалось достаточно, чтобы понять: господин зачем-то намеренно скрывает свою личность. Мужицкий полушубок, старый треух и, при том, холёные бакенбарды, какие приличествуют одним генералам… Подобного рода бакенбарды иногда встречаются и у лакеев, но походка… Нет, такой походки у лакея быть не может, а вот у генерала – со всей очевидностью! Ряженый поминутно оглядывался с тревогой, после чего спешил дальше. Весь его вид и поведение почему-то навеяли Павлу образ старой опытной крысы, которая, страшась встречи с котом, крадется к собственной норе.
Быстро сообразив, что такое перевоплощение – неспроста, молодой человек невольно замедлил шаг, а Оленька, крепко схватив его за руку, прошептала:
– Давайте проследим за Семёном Васильевичем, ведь интересно же!
– Но нас хватятся… – вымолвил Павел неуверенно, прекрасно уже понимая, что ни в чём и никогда не сможет отказать своей спутнице, стоит той лишь высказать просьбу таким, как сейчас, тоном…
– А-а, будь что будет!– воскликнул юноша. – За ним!
Ольга с радостью захлопала в ладоши. Им удалось незамеченными проследовать за Семёновым до трамвайной остановки. Судя по всему, ряженый старик зачем-то собрался на Васильевский остров.
– Быстрее за угол! – воскликнула Оленька, увлекая за собой спутника, и вовремя: буквально через мгновение Семёнов начал нервно оглядываться. Оставайся молодые люди на открытом месте, их неминуемо бы заметили.
Подошёл трамвай седьмого маршрута, но ряженый его пропустил, зато лихо вскочил на заднюю площадку подкатившего почти сразу за тем номера пять.
– Никогда бы не подумала, что господин камергер станет кататься в трамвае, ведь он, как и дядя Серж, всегда предпочитал экипажи…
– Действительно, это неправильно, когда старость выбирает транспорт будущего, а молодость вынуждена довольствоваться архаичными средствами передвижения, – вздохнул Циммер и, взмахом руки подозвал мёрзнущего неподалеку «ваньку». Тот немедленно прекратил с лютой злобой смотреть вслед уходящему трамваю – похитителю пассажиров, и радостно взмахнул кнутом.