– Могу обещать одно: своё личное присутствие при первом полёте. А дальше – по результатам. Костику же передай, пусть ждёт в готовности – завтра или, самое позднее, послезавтра взлёт. Если, конечно, погода позволит, – Сергей Ефимович взял с колен салфетку, бросил её на стол и встал, давая понять что разговор, а равно и ужин, окончен.
Далее мужчины принялись за кофе и сигары, а Мария Ипполитовна с Верой Ивановной отправились в комнату хозяйки пить чай.
Оставшись наедине с Верой, Мари, без лишних предисловий, передала ей весь разговор с Оленькой. Обе женщины, глядя друг на дружку, озадаченно замолчали.
– Что ты думаешь по этому поводу, Мари? Говори как есть, начистоту: нечего нам с тобой таиться… – наконец проронила Вера. – Послушай, а ты не допускаешь мысли, что тут может быть замешана le fеmme?
– Женщина? У Семена Васильича?! Впрочем, он – мужчина видный, но, mon cher, к чему тогда вся конспирация, кунштюки с переодеваниями и прочее… – на словах отметая собственные утренние мысли, убеждала подругу Мари. – Шел бы он, действительно, к даме – так что же? Принарядился бы, наверное, а то… Чуть ли не в дворничьей сермяге, если верить словам Оленьки. Впрочем, есть еще малейший допуск, что детям просто привиделось невесть что, а может, и вовсе обознались! Ну, мало ли кого можно встретить на улицах, может, просто похожий человек…
– Все так, милая Мари! А пуще всего удерживает меня от злых мыслей то, что за всю нашу семейную жизнь у меня не было ни единого повода усомниться в его добропорядочности! Но, вот сейчас, размышляя над твоими словами, складываю в мозаику разрозненные кусочки, и итог мне не очень нравится. Я ведь уже говорила, как сильно он изменился в последнее время… Я себя убеждала: ну, рассеян стал – так ведь немолод, меньше внимания стал уделять домашним делам – на службе утомляется, меня, порой, не замечает – но за годы, что мы вместе, юношескому пылу не грех и поугаснуть, сойти на «нет»… Но сейчас, даже и не знаю… Будто другими глазами глянула на всю эту историю. В самом деле: думает вечно о своем, и равнодушен, но все как-то чересчур, будто дома, а будто – и нет его. Отсутствует, в другом месте мысленно витает.
На миг задумавшись, Вера Ивановна потёрла висок пальцами, после чего проронила:
– Давеча и вовсе странное происшествие смутило мою мятущуюся душу. Вернулся он как-то домой позже обычного, за полночь. Нетерпеливо скинул верхнюю одежду и сюртук на кресло. После чего, сославшись на незавершенные дела и усталость, сразу направился к себе в кабинет. Я только собралась вызвать прислугу, чтобы почистила и убрала вещи мужа, когда легкое звяканье привлекло мое внимание. То из кармана сюртука, подобно золотистой змейке, вытек крошечный медальончик на короткой золотой цепочке. Но поразило меня не столько присутствие столь странного предмета в кармане у Семена, сколько сама по себе эта вещица. Как я сказала, она была невелика – размером с двугривенный, но далеко не плоская. Создавалось впечатление, что внутри имеется пустота, и медальон можно раскрыть. Вот только как я ни пыталась это сделать, ничего не вышло – видимо, чтобы заглянуть внутрь, надо владеть каким-то секретом. Снаружи, с лицевой стороны, медальон являл чеканку – шестилучевую звезду, наподобие той, что на гербе нашего рода[91], только с длинным хвостом – то ли тело небесное под вид кометы, то ли уголек, выпавший из костра… На обратной стороне – надпись на латыни, которую я перевела приблизительно как «И уголька достаточно для большого пожара», или что-то вроде того, уж подзабыла латынь с университета… В общем, медальон показался мне совершенно масонской штучкой, а ты знаешь, как я не люблю эти вещи. Взялась я Семёна бранить, ведь он обещал мне порвать с масонством, а он, будучи виноватым, вместо покорности нагрубил мне, а медальон – так прямо вырвал из рук, будто он ему чем-то особенным дорог. Что там внутри могло бы содержаться такое, если не фотокарточка дорогой персоны?
– Тайны, кругом тайны… – задумчиво произнесла Мария Ипполитовна. – А не попыталась ли ты спросить самого Семен Васильевича, что сей кулон означает, и откуда он взялся?
– Опешила я от ссоры, ведь мы никогда не ссоримся. Потом несколько дней не разговаривали, а после самой тошно стало: что это я, подобно иным старым ревнивицам, карманы его обшариваю… Подумала, лучше совсем позабыть о медальоне, а оно видишь как вышло.
– И вправду, скверно, – поддержала ее Мари. – Но вовсе не стоило в лоб вопросы задавать – коли что серьезное, все равно ведь правды не скажет…
– Правильно, не скажет! – согласилась Вера Ивановна. – Так, может… следует самой разведать? А что, Мари…, коль ты посвящена теперь в это дело, не желаешь ли стать мне пособницей? Буду тебе весьма признательна – одной браться нелегко. А задумала я вот что…
…Тут Вера Ивановна перешла на шепот, делясь со своей визави только что родившимся планом.
– Не позже, чем завтра, мы с тобой попробуем приоткрыть эту таинственную дверцу, и посмотрим, куда она нас выведет. Пришла пора разъяснить загадку. Да, вот что: с собой следует взять Ольгу – пусть дорогу указывает, ведь, согласись, как-то смутно все это: «…сошел здесь, вышел там… парапет, набережная…». Вдвоём мы до утра проблуждаем в поисках, а племянница знает точное место.
На том и порешив, женщины разошлись.
…Следующее утро выдалось солнечным и достаточно холодным. Едва распахнув глаза, Мари взглянула на морозные узоры, полностью заполонившие окно спальни. Нарядная и светлая, комната была полностью отделана в соответствии со вкусом хозяйки. Дама вспомнила, как лично выбирала и этот нежно-голубой в синюю полоску и мелкий цветочек английский штоф на стены, и тяжелые шелковые портьеры, и изящную, матового стекла с хрустальными подвесками, люстру….Здесь и вправду приятно проснуться морозным утром: муж уже отбыл по служебным делам, поцеловав ее на прощанье в заспанную щеку. Все домашние дела – мелкие, но докучные – решены накануне, и сегодня надобно лишь распорядиться по обеду и ужину, а потом можно и посидеть за романом в любимом кресле, наслаждаясь мечтами и покоем… И тут все сонные мысли разом сгинули, будто сдунутые ветром, осталась лишь единственная: «Вера! Дело чести! Сегодня выходим!…»
Будучи очень прямой и честной по природе, Мари ни в детстве, ни в отрочестве не доставляла хлопот родителям… Не приходилось идти на хитрости и с мужем, который подобных вещей не понимал и не одобрял. Следует ли удивляться, что необходимость нечто скрыть от него породила в душе женщины целую бурю смешанных чувств. То и протест, и сладкое жжение в груди от предвкушения чего-то загадочного, выходящего за рамки обыденной жизни, преисполненной милыми домашними хлопотами и семейными делами… Ах, да, что-то в последнее время эта обыденность все чаще подводит: то одно, то другое… И дня не проходит без огорошивающих новостей…