– Пожалуй! – согласился Сергей Ефимович. – А теперь трогай, отправимся в гости к этим твоим сквалыгам – нужное мне лицо как раз у них и обитает…
Домчались с ветерком. Извозчик, как и уговаривались, осадил кобылу, не доезжая до крыльца. Обернувшись к седоку, он умоляюще захныкал:
– Барин, не губите…, дозвольте здеся встать! А тулупчик-то не сымайте… Ножками туды-сюды враз и обернётесь…
Крыжановский полез в карман за деньгами, но его поспешно остановили:
– Апосля расплатитесь, кормилец, апосля…
Поплотнее запахнув тулуп и подняв ворот, Сергей Ефимович двинулся к кармановским апартаментам, где, по собственному заявлению господина Циммера, тот квартировал.
Дом самым неприветливым образом встретил посетителя – не успел тот преступить порог, как послышалось:
– Куда прёшь, образина?! А ну, пшёл через чёрный ход!
Окрик исходил, конечно же, от «любезного» господина Карманова, который, спустившись в вестибюль, только-только собрался отчитать за какое-то, одному ему ведомое упущение, дворника Абдаллу, а тут…
Поняв, что виной подобного обращения является извозчичий тулуп, Сергей Ефимович быстро скинул его. При этом движении на белоснежных манжетах бальной сорочки блеснули бриллиантовые запонки.
– Я разыскиваю господина Циммера, инженера. Не подскажете, где он квартирует?
В ответ вместо ожидаемых извинений и пояснений послышалось лишь тихое бурчание, что-то вроде: «Каков поп – таков приход»…
Обознаться-ошибиться всяк может. Но после того, как недоразумение разъяснилось, воспитанному человеку непременно положено извиниться. Иное поведение – не более чем бытовое хамство. За свои без малого полвека Сергей Ефимович ни разу не упускал случая поучить хама хорошим манерам. Более того – умел и любил это делать.
Внезапно мосье Карманов ощутил, как на голову ему набросили вонючую овчину, а когда он с возмущением выпростал голову наружу, то обнаружил перед носом два пальца, сжимающих серебряный полтинник.
– Посторожи-ка шубу, братец. Прими за труды!
Холодно блеснул бриллиант на манжете, но куда более злым холодом кольнул взгляд его превосходительства…
Словно во сне, почтенный домовладелец чувствует, как его рука, помимо воли поднимается и... берёт протянутую монету. Берёт на глазах дворника Абдаллы! На глазах не ко времени выползшей из своей берлоги Марийки! На глазах малахольного Тараски! Теперь весь дом узнает! Весь дом! Мир замирает и рушится, грохоча, потому что ладонь бриллиантового незнакомца, ничтоже сумняшеся, ласково треплет его, Романа Модестовича Карманова, по бульдожьей щёчке!
– Смотри, чтобы не пропала шуба, по возвращении спрошу сполна!
Несчастный, низвергнутый кумир, коего погребло под мировыми обломками, выдавил из себя жалкое:
– Да-да, разумеется…
А безжалостный сокрушитель миров отвернулся от него и требовательно произнёс:
– Ну, так скажет кто-нибудь, наконец, где мне найти господина Циммера?!
– Я! Я скажу, ваша милость. И не только скажу, но и п’овожу в лучшем виде! – засуетилась Марийка. – А пока вы с Павлом Анд’еичем будете беседовать, я коль пожелаете, шубку вашу щёточкой почищу и снежком, а то вы в’оде ’укавчик изволили испачкать – те’анулись где-то впотьмах, вот и испачкали.
– Так Павел Андреевич у себя?
– У себя, ваша милость, у себя! С вече'а зак'ылся, и не выходит. Ка'п к нему наве'х уже Антипку посылал, а он – ни в какую.
– Тогда давайте поторопимся! – забеспокоился Сергей Ефимович.
Запертая дверь мансарды на стук не отозвалась, что дало новую пищу для беспокойства. Крыжановский послал Марийку за ключами, а сам загрохотал в дверь кулаками. Вдруг изнутри донеслось:
– Потрудитесь отойти, или стреляю! Считаю до трёх…
– А-а, господин инженер, – обрадовался Сергей Ефимович. – Помнится, я обещал вас пристрелить, ежели вы приблизитесь к моему дому… Что же, теперь мы квиты.
Сергей Ефимович ожидал, что дальше последуют долгие препирательства и выяснения, но дверь отворилась почти тотчас же – на пороге стоял Циммер с револьвером в руке.
– Вы?! – коротко спросил он, пряча оружие.
– Узнали, вот и прекрасно! Рад, что удалось застать вас…э… среди живых.
– Да, – согласился инженер, отступая и пропуская визитёра в комнату. – Забавно вышло…
– Позвольте полюбопытствовать, Павел Андреевич, – сказал Сергей Ефимович, лишь только за его спиной лязгнула щеколда. – Как вы смотрите на необходимость сменить квартиру?
– Да я уж, было, и сам собрался…, – Циммер подошёл к открытому настежь окну, запустил наружу руку и извлёк объёмистый саквояж. – По крышам, а дальше на поезд и …
– Да-да, в Сибирь, за шишками. Бесспорно, неплохой план, очень даже неплохой! Но у меня есть другое предложение, – его превосходительство смерил инженера с ног до головы взглядом. – Это что же выходит: слегка щёлкнули господ-террористов по носу, и сразу – наутёк? А не желаете ли вместо бегства составить мне компанию и принять бой?
Потрёпанный диванчик жалобно вскрикнул, когда Павел Циммер опустился на него с размаху, но вскоре старые пружины издали ещё один вопль – на этот раз облегчённый, поскольку инженер поспешно вскочил.
– Я согласен, – просто сказал он.
Крыжановский подивился, как моментально соображает и как скор в решениях этот молодой человек.
– Ну, тогда – в путь, и немедленно! – объявил он удовлетворённо. – После обо всё поговорим.
Таким образом, благодаря примечательной сообразительности и решимости Циммера, переговоры завершились настолько быстро, что Марийка с ключами только-только успела подняться, когда в дверях мансарды показался ранний посетитель, на щедрость коего так уповала добрая женщина.
– Уже уходите? А как же шубочка? – вымолвила она расстроено.
– В другой раз, – пообещал его превосходительство, между тем одаривая женщину рублём.
– А я ведь съезжаю, Марийка. Навсегда съезжаю, – с неподдельной грустью в голосе объявил из-за спины Крыжановского Павел. – Ты уж за меня извинись перед Карпом. Не попрощавшись я… Обстоятельства так сложились… А если кто чужой спросит, говорите, мол Павел Андреевич спешно уехал по делам в Москву.
Марийку это известие особо не расстроило, ведь в зажатом кулаке она ощущала рублёвую ассигнацию, которая в тот миг полностью занимала всё внимание женщины.
Мосье Карманова в вестибюле не оказалось, полтинник тоже канул безвозвратно, а тулуп аккуратно висел на вешалке.
Умей эта вещь разговаривать и впоследствии поведай она хозяину-извозчику о своём коротком приключении, вот бы тот позлорадствовал, вот бы повеселился! Однако тулупы отродясь говорить не обучены, так что честный возница остался в неведении относительно посрамления обидчика-домовладельца. Что касается седока, то он, вернувшись к саням, ни о чём таком не распространялся, а лишь коротко бросил: