дальше испытывать мое терпение и без задержек забрался в боковой прицеп мотоцикла, подогнанного Игнатовым прямо к нам.
— Что с моим водителем? — поднял на меня взгляд майор.
— Получил средней силы удар по голове и отключился минут на двадцать, — ответил я, поинтересовавшись предварительно у Игнатова судьбой второго немца, — Мы не убиваем пленных, но брать его с собой нет никакого смысла.
Мотор зарычал бодрее, и мы начали разгоняться в сторону развилки дорог. Мотоциклов у нас теперь было два. За руль второго сел Щеглов, а Никифоров устроился за пулеметом. Я же занял место пассажира за спиной Игнатова, контролируя поведение пленного и подсказывая старшему сержанту путь.
— Вы всегда действуете столь авантюрно, младший лейтенант? — усмехнулся Шлиман. Майору приходилось кричать, чтобы я хоть что-то услышал сквозь рокот двигателя.
— Зависит от обстоятельств, — ответил я, не вдаваясь в подробности. Обстановка к беседе не располагала.
— Ваше звание, господин Нагулин. Не слишком ли оно низкое для командования диверсионной группой, которой поручают такие ответственные задания? — не унимался Шлиман.
— Я не командую группой, герр майор. Наш командир — капитан Щеглов. Он ведет второй мотоцикл. — У нас еще будет возможность многое обсудить, а сейчас попрошу меня не отвлекать.
Мы, не скрываясь, двигались по дороге вдоль фронта. Возвращаться к месту захвата первого мотоцикла было опасно — исчезновение связистов немцы наверняка уже обнаружили. Поэтому я приказал Игнатову свернуть на другую дорогу, ведущую к довольно большому по здешним меркам перелеску. Конечно, с лесными массивами в окрестностях Умани ему было не сравниться, но при отсутствии выбора и он мог помочь нам укрыться на какое-то время.
Минут через десять вычислитель подсказал мне, что брошенные на дороге «Хорьх» и мотоцикл обнаружены противником. Выстрелы немцы действительно услышали, и выслали к месту происшествия усиленный дозор на бронетранспортере, так что ушли мы оттуда весьма своевременно.
С этого момента относительно спокойная жизнь для нас закончилась. На аэродроме, куда так стремился майор Шлиман, уже выруливали на взлет мессеры, и стало ясно, что очень скоро спокойно перемещаться по дорогам мы не сможем. Доехать до намеченного мной перелеска мы все-таки не успели — пришлось скрываться от воздушного наблюдателя в куцей рощице.
— Младший лейтенант, дальше будет только хуже, — произнес Шлиман, как только мы остановились под кронами невысоких деревьев. — Вы это знаете не хуже меня. Я слишком информированный офицер, чтобы вам дали уйти и увести меня с собой. Над районом поисков постоянно будут висеть самолеты, а пехота быстро прочешет все эти мелкие лесочки, которых здесь не так уж много. Вы продержитесь пару часов, ну, может быть, три-четыре, да и то при большом везении.
— И вы предлагаете нам сдаться добровольно, герр майор? — усмехнулся я в ответ.
— Я могу поговорить с вашим командиром, младший лейтенант?
— Я вас слушаю, — капитан понял вопрос без перевода.
— Эта война не продлится долго, господин капитан, — начал Шлиман, а я перевел его слова Щеглову, — Возможно, вас информируют на весьма ограниченном уровне, но даже в этом случае вы должны понимать, что Советский Союз терпит сокрушительное поражение. Ваш фронт уже не раз рушился, и затыкать дыры приходилось последними резервами, а вермахт несет весьма умеренные потери, и не теряет наступательных возможностей. Признаю, действия вашей группы заставили нас внести коррективы в планы наступления под Киевом, но это был местный кризис, который уже преодолен. В течение одного-двух дней новый удар наших танковых групп сметет вашу оборону, и путь на Москву для наших армий будет открыт.
— Зачем вы мне все это говорите, господин майор? — на лице капитана не дрогнул ни один мускул.
— Думаю, вы мне не поверите, но ваша борьба бесполезна. На юге наша одиннадцатая армия прорвалась к Перекопскому перешейку и вот-вот вступит в Крым. Одесса обречена и падет в течение недели-двух. На севере под Ленинградом сорок первый моторизованный корпус занял Красное Село и двигается к Пушкину, громя тылы вашей пятьдесят пятой армии. Что творилось под Уманью, вы видели своими глазами. Ваш частный успех при прорыве никоим образом не искупает гибели двух армий. Попытки контрударов во фланг Гудериану не дали никаких результатов, и пять армий, которые все еще удерживают Киев и его окрестности, уже обречены. Им осталось быть организованной силой не больше нескольких дней. Не думаю, что вам приятно это слышать от врага, но такова правда.
— Даже если это так, что это меняет для нас? — капитан по-прежнему не демонстрировал никаких эмоций.
— Вы не сможете предотвратить крах большевистского режима, но ваша собственная судьба все еще в ваших руках, — пожал плечами Шлиман, — Абверу нужны эксперты вашего уровня, а я не последний человек в этом ведомстве. Думаю, вы это понимаете, и если вы согласитесь на добровольное сотрудничество…
— Вы предлагаете нам предательство? — в голосе Щеглова впервые с начала разговора послышались металлические нотки.
— Я предлагаю вам помочь собственному народу уменьшить жертвы, которые он понесет. Советам не выиграть эту войну, но чем больше жизней немецких солдат и офицеров потребует наша победа, тем печальнее будет участь побежденных. Чехия сдалась добровольно, и теперь ее народ — часть Рейха, и живет он даже лучше, чем когда был самостоятельным. Норвегия почти не сопротивлялась, и их граждане тоже практически не пострадали. Польша и Франция пытались отбиваться, но быстро потерпели поражение. Сейчас они тоже часть Рейха, и кроме евреев и цыган их народы не слишком ущемлены в правах, а в дальнейшем только выиграют от того, что оказались под нашим контролем. Англию ждет куда худшая судьба, а что будет с вашим народом, во многом зависит от вас самих. Примите неизбежное…
— Хватит, — прервал излияния Шлимана капитан, — я все понял. Мой ответ — нет.
— Поймите, господин капитан, пока все еще можно исправить, но после силового захвата вашей группы я уже ничем не смогу вам помочь. Тем, кто переживет этот захват, естественно.
Щеглов отвернулся, не считая нужным отвечать на слова немца, а я в очередной раз оценил обстановку, используя спутники. «Мессершмитт», заставивший нас спрятаться в роще, улетел, и временно мы остались без воздушного соглядатая.
— Командир, у нас есть минут семь-десять. Можно продолжить движение, — доложил я капитану, — До перелеска осталось не так много, есть шанс успеть, а здесь оставаться нельзя — сюда уже немцы на грузовиках выдвинулись.
— Заводи! — Щеглов не колебался ни секунды. — Давай, Нагулин! Ты нас в эту историю втянул, ты и вывози. Гусь, говоришь? Жирный, говоришь? Вот сейчас и хлебнем бульончику наваристого…
На самом деле, капитан даже сам не представлял, насколько он прав. С орбиты ситуация виделась, мягко