говоря, неприятной. Информация о захвате берлинской шишки распространилась по каналам связи вермахта с весьма впечатляющей скоростью, и, несмотря на отсутствующую радиосвязь, намертво упавшую на бок под ударами спутниковых глушилок, местное немецкое начальство быстро осознало, чем чревато произошедшее, и предприняло все меры для скорейшего исправления ситуации.
— Старший сержант, — наклонился я к уху Игнатова, — Похоже, нам с тобой опять придется побегать, как тогда, под Уманью.
— А мотоцикл? — в голосе разведчика я услышал возмущение, смешанное с отчаянием, но где-то на заднем плане за этими интонациями я слышал и нотки злого азарта. — С тобой бегать — ноги отвалятся!
— Нужно отвлечь погоню. Немцы обложили нас слишком плотно, и отсидеться в перелеске до темноты мы не сможем. Придется подсунуть гансам ложный след.
— И как ты хочешь это сделать? — прокричал Игнатов, чуть повернув голову.
— Как обычно. Изобразим из себя живца.
— Нагулин, когда вернемся, я не посмотрю, что ты старше по званию, и дам тебе в морду! Еще с Умани об этом мечтаю!
— Знаешь, старший сержант, если вернемся, я на это даже не обижусь.
Глава 13
Под деревьями выбранного мной перелеска мы оказались примерно за минуту до появления очередного самолета противника. Заметить нас он не успел, но довольно долго и настырно обнюхивал укрывший нас участок леса размером примерно пятьсот метров на километр.
Ситуация ухудшалась с каждой минутой. С воздуха окрестности патрулировали уже три мессера, а грузовики и бронетранспортеры с пехотой стягивались к району поиска, оставляя нам все меньше направлений для отхода.
Пассивно сидеть здесь дальше казалось мне делом бессмысленным. В немецком оцеплении пока еще существовали лазейки, а в зонтике воздушной разведки, периодически возникали непросматриваемые зоны, но с востока уже подтягивался «летающий глаз», и становилось понятно, что вскоре покинуть лес незамеченными будет невозможно.
Вопреки моим опасениям предложение устроить немцам очередной спектакль у Щеглова возражений не вызвало.
— Скажи майору, что мне понадобится его форма, — кивнул капитан, выслушав меня и начав быстро стягивать куртку со знаками различия ефрейтора.
Шлиман молча выполнил все требования, но солдатскую форму надевал на себя с видимой брезгливостью. Зато теперь мы с Игнатовым и Щегловым издалека и, особенно, с воздуха выглядели именно так, как этого ожидали немцы — два переодетых в их форму диверсанта и пленный майор в боковом прицепе мотоцикла.
Дождавшись, когда опушка леса скроется из зоны видимости немецкого пилота, я хлопнул Игнатова по плечу, и он вывел мотоцикл на дорогу. Мы быстро набрали максимальную скорость, и старший сержант повез нас на юг, к ближайшей развилке, где можно было свернуть на разбитый проселок, ведущий в направлении Днепра. Дорога эта была настолько узка и извилиста, что ее не использовала даже немецкая пехота, но на мотоцикле проехать было можно, да и не собирались мы далеко по ней продвигаться.
Я внимательно следил за положением немецких самолетов. Попадать в поле зрения «рамы» мне не хотелось. «Фокке-Вульф» Fw 189 имел слишком хорошие оптические приборы, и приближаться к нам на расстояние эффективного огня из пулемета мог и не захотеть. Мессер — другое дело. В его кабине сидит боевой пилот, для которого пассивное разглядывание цели с безопасного расстояния является делом непривычным, да и подходящего для этого оборудования у него нет. Я надеялся, что он захочет подойти поближе и почти не сомневался, что так оно и будет.
Опасения мои оказались напрасными — «летающий глаз» направился в северный сектор зоны поиска, а к нам возвращался все тот же истребитель, который минут пятнадцать назад кружил над нашими головами.
— Воздух! — крикнул я в ухо Игнатову. — Заметил нас немец!
Стрелять издалека пилот не решился. Видимо, он имел приказ по возможности беречь жизнь пленника. Мы продолжали скакать по ухабам раздолбанной дороги, ведущей примерно на восток, а «мессер», зайдя сзади, пронесся над самыми нашими головами, подняв короткой очередью фонтанчики земли метрах в тридцати перед нами. Мы получили недвусмысленное предложение остановиться, поднять лапки кверху и более не искушать судьбу.
На самом деле немец сейчас находился перед сложным выбором. Он, конечно, мог попытаться расстрелять нас из пулеметов, но, судя по всему, за такое самоуправство и гибель берлинского гостя его ждали большие неприятности, и пойти на такой шаг пилот мессера мог только в крайнем случае.
Идеальным вариантом в этой ситуации было бы сообщить по радио наши координаты и продолжать контролировать нас с воздуха до прибытия наземных сил, но связи с начальством у немца не было — спасибо ближайшему сателлиту, заблокировавшему эфир.
Конечно, можно было вернуться на аэродром и доложить о нашем обнаружении лично, но это означало бы оставить диверсантов без присмотра, и не факт, что обнаружить их повторно оказалось бы легкой задачей.
Мессер разворачивался и собирался сделать второй заход.
— Стой! — скомандовал я Игнатову, и тот так дал по тормозам, что мотоцикл пошел юзом, разбрызгивая грязь.
Когда я спрыгнул с сиденья, капитан уже сунул мне в руки пулемет, а сам приготовился сыграть главную роль в предстоящем представлении.
Мессер заходил со стороны солнца — извечная привычка пилотов-истребителей, намертво засевшая у них в подкорке. Это могло осложнить жизнь обычному пулеметчику, но моим глазам, защищенным фильтрами, прямые солнечные лучи помехой не являлись.
Немец стрелять не торопился, и, наверное, уже сказал у себя в кабине много добрых слов в адрес пленного майора, мешавшего ему расправиться с русскими.
Что ж, я собирался дать вражескому пилоту несколько секунд хорошего настроения. Пока я наводил пулемет, «пленный майор» решил воспользоваться обстановкой и попытаться сбежать. Ловко вывалившись из бокового прицепа, Щеглов двумя «связанными» руками нанес сбоку удар Игнатову, и старший сержант, нелепо взмахнув руками, красиво улетел в кусты, а сам «майор», неуклюже держа руки перед собой, побежал в противоположном направлении.
Я дал пилоту мессера лишнюю секунду на осознание произошедшего, но дальше тянуть было уже просто опасно. Очередь! Пять пуль MG-34 бьют по мотору самолета. Мессер живуч, и сбить его не так просто — на это и расчет. Пилот чувствует попадания, инстинктивно дергает машину в сторону и одновременно открывает огонь. Очереди выбивают из земли грязевые султанчики, но не вокруг мотоцикла, а заметно правее и с перелетом. Силуэт с черными крестами на крыльях проносится над нами, и я резко разворачиваю пулемет ему вслед. Еще одна очередь — просто чтоб служба медом не казалась. Мотор немецкого самолета сбоит, но работает, оставляя в небе темную полосу. Больше заходов на цель пилот не делает — боевые повреждения дают ему железный повод для