Я понемногу начал понимать где мы находимся, и мне стало не по себе. Это именно то место, которым пугают новопробудившихся Связующих. То самое покинутое Создателем место, которое излучает целый спектр самых отвратительных и подлых человеческих аур.
Аура здесь исходила не от кого-то или чего-то конкретного, а от всего сразу – от стен, пола, бетона и металла. Было такое ощущение, что здесь всё живое и ненасытными глазами смотрит на меня. Ждёт, когда меня здесь оставят. Запрут наедине с самим собой. Здесь всё вокруг было ненасытным монстром, добычей которого являлся я.
После долгого сканирования в одном из помещений, меня привели в блок, где был заключён Джон. Здесь находилось множество камер, многих заключённых, но камера Джона была расположена отдельно от них. Расстояния хватало, чтобы крики, мольбы о помощи и гневные обещания мести терялись в этом живом комплексе, в этом архитектурном чуде, в этом выдолбленном изнутри левиафане.
Джон находился в изолированной комнате с одним входом. Но непробиваемая железная дверь была не единственным, что отделяло Джона от остального мира. Комната была сделана так, что в некоторых местах сквозь невидимое изнутри непробиваемое стекло можно было наблюдать за субъектом. Сверху же потолок был полностью из блестящего чёрного стекла. Глядя в него, заключённый видел лишь своё искажённое отражение, которое зачастую сводило многих с ума.
Мэт ввёл свой пароль в стенную панель, которая в ответ просканировала его сетчатку. Железные жалюзи бесшумно раздвинулись. Джон был одет в больничную робу. Он нервно ходил из стороны в сторону и что-то неразборчиво бормотал. Время от времени он подбегал к стене и начинал что-то на ней выцарапывать ногтями. Вся комната была испещрена непонятными мне иероглифами и письменами.
– Что это?
– Вон то, – Мэт вытянул указательный палец, – как мы полагаем, один из диалектов Унгсанга. Возможно, древне-микский диалект. А вон те руны, – он указал на противоположную стену, – скорее всего, эзотерические письмена из дома Ван Грауфа. Насчёт остальных пока не уверены. Мы только начали их разбирать.
– Что… что всё это значит, Нина? – растерянно спросил я.
– Вчера, после того как мы разошлись, мы отобрали клинок у Джона. Он оказал сопротивление…
– Четверо моих инквизиторов сейчас в лазарете, – продолжил Мэт.
– Клинок и вправду нужно было у него забрать? – спросил я, хоть и заранее зная ответ.
– Клинок полностью подчинил его себе. Даже саму его душу. Эссенция клинка стала продолжением эссенции самого Джона. Он хочет её – он нуждается в ней, – ответил мне Мэт.
– Ли, если бы мы не забрали клинок у него, то вся его сущность была бы полностью уничтожена и заменена на сущность, которая нужна клинку. Ты же знаешь, я как никто другой понимаю, что такие вещи вытворяют с человеком… вытворяют с его душой.
Последнее заставило меня задуматься. Я вспомнил про её мать – Александру Дракич. Она была обыкновенным Связующим, без особых способностей. Она была любящей женой и доброй матерью… до того, как стала одержима и уничтожила целый район её родного города Волхейвена.
Нина тогда была ещё ребёнком и произошедшее в тот день навсегда изменило её жизнь. Дар Связующего проснулся в Нине в тот миг, когда сущность её матери была покорена вызванным демоном.
Как-то раз Александра Дракич приобрела себе очень старое ожерелье. На первый взгляд, особой ценности у этого антиквариата не было. Но как оказалось, эта вещь была зачарована много веков назад и на протяжении долгого времени упорно искала путь обратно к своим демоническим владельцам.
День за днём ожерелье маленькими дозами яда отравляло душу Александры, затмевая её разум и рассудок, а взамен наделяя её способностями и умениями, которые она принимала за свои. Когда же ожерелье передало достаточно сил своему новому партнёру, то Александра, сама того не ведая, открыла на Земле портал в одно из царств Ада. К порталу такого типа никто не был готов и прошло много времени, пока ангелы смогли закрыть его. Разрушения были необратимы. Насколько мне известно, в Александру вселился особенно сильный демон, который без труда разобрался с тогдашним Часовым-наместником Волхейвена.
– Что же с ним теперь будет? – медленно, после долгой паузы, спросил я Мэта.
– Пока неизвестно. Мы не знаем, насколько он пострадал… Мы вообще не уверены, что вред можно исправить, – немного склонив голову, он мрачно посмотрел на Вайзера. – Единственное в чём я уверен, так это то, что это не наш старый друг Джон Вайзер.
Моя рука снова зачесалась. Я обвиняющим взглядом посмотрел на Нину.
– Как ты могла дать ему такой опасный артефакт, зная всё это?! Чем ты думала, женщина?!
Ответа не последовало. Нина не отрываясь смотрела на Джона, положив руку на стекло.
– Я хочу войти. Я хочу поговорить со своим другом! – приказным тоном сказал я Мэту.
Автоматическая дверь беззвучно открылась, и я медленно вошёл в чистую комнату. Джон метался от одной стены к другой, что-то выцарапывая на них. Он не обратил на моё появление никакого внимания.
– Эй… дружище? – робко поприветствовал я Джона, но никакой реакции не последовало. – Джон, как ты? Джон, что они с тобой сделали? Эй, ну посмотри на меня.
Я протянул руку чтобы повернуть его к себе, но он неожиданно оттолкнул её, а затем схватил меня и прижал к стене.
– Отец рожден, чтобы оплакивать падение своих детей. Отец должен нести за них ответственность, но он не несёт… не хочет нести! – бессвязно кричал Джон мне в лицо. – Аполлон делает свой последний круг. Его Путешествие скоро закончиться… Льюис…?! Льюис, это ты?
– Джон Вайзер, чёрт тебя дери! Возьми себя в руки!
– Ли… Ли, помоги мне! – Джон попятился, хватаясь за голову и выдирая клоки своих длинные чёрных волос. – Льюис! Помоги мне! Помоги же мне!
В комнату вбежал Мэт вместе с охранниками. Они оттащили Джона от меня и вкололи ему успокоительное. Я был без слов. На ватных ногах я вышел из комнаты. Нина стояла у входа стороне. Отвернувшись, чтобы скрыть слёзы, она с трудом выговорила: «Мы что-нибудь придумаем. Обещаю! Что-нибудь да придумаем…»
Я не стал больше задерживаться. Самым быстрым шагом, на который я был способен, я пошёл прочь из этого места. Я был сыт им по горло, но каждый пройденный мной метр отдавался в сердце холодным уколом. Я бросал друга в самом одиноком месте на этой планете. В месте, где никто за ним не придёт. В месте откуда нет выхода, нет побега, нет спасения и нет надежды; есть лишь ты и твои демоны, иногда в буквальном смысле.
На полпути я остановился и почти кинулся обратно, чтобы вытащить Джона – силой, если придётся. Но горячий импульс в конце концов был подавлен моим рациональным мышлением: в данной ситуации я ничем не мог помочь своему другу. Он выбрал для себя дорогу и придерживался её. Теперь же он представлял угрозу не только для себя, но и для окружающих. Я не мог подвергнуть ни его, ни кого-либо ещё такому риску.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});