Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лесистая равнина сменилась холмами, но и там ни сел, ни деревень, хотя прекрасная земля, строевой лес, небольшие озера с чистейшей водой, быстрые и полноводные ручьи, а также множество самой разной дичи от кабанов и оленей до гусей и перепелок.
Фицрой то и дело подчеркивает, какой он охотник, подшибая из лука больших жирных птиц, но я замечал ухмылку Понсоменера, тот скромно помалкивает.
Что-то в этом Понсоменере тревожит, хотя он постоянно доказывает своими поступками преданность нашей группе, однако все равно не могу избавиться от некой смутной неуверенности. Он держится так, словно бывал и в этой долине, однако же все равно я вижу простого молодого мужика. Такие никогда не покидают деревни, живут так же, как их домашний скот, ни о чем особом не помышляют.
Да, именно, Понсоменер как раз таков, ни о чем своем не помышляет. Он идет с нами и служит нам, а для себя за все время ничего не сделал и даже не выказал никаких желаний, что тоже странно и неестественно.
Дорога петляет, поворачивает, делает сумасшедшие развороты, а Фицрой, похоже, перестал соображать, в какую сторону едем, взмолился:
– А нельзя ли напрямик?
– Вообще-то можно, – ответил Рундельштотт, – и даже очень желательно, но здесь, увы, нельзя.
– Почему?
– Справа болото, – сообщил Рундельштотт, – лучше даже не пробовать, слева обрыв. Понсоменер?
Понсоменер подтвердил:
– Совершенно точно, мастер.
– Уже и старый колдун лучше видит дорогу, – сказал Фицрой с тоской. – Что со мной не так?..
– Ты горожанин, – сказал я с сочувствием. – Столичная штучка. Привык к дворцам, толпам слуг, угодливым придворным, толстым бабам, кислому вину… Хотя я вообще-то люблю толстых тоже. Но вино предпочитаю сладкое.
– Эй-эй, – прервал он. – Ты чего мне присобачиваешь?.. Какие толпы слуг? Забыл, где мы с тобой познакомились?
– Орлам случается и ниже кур спускаться, – ответил я многозначительно, – но курам никогда до облак не подняться… орел ты наш сизоносый. Это что там впереди?
Понсоменер, что как будто ждал вопроса, придержал коня и, когда догнали, сказал кратко:
– Город мертв. Я о нем ничего не знаю… почти. Разве что наш мастер?
Кони несут нас бодрой трусцой, а с каждым шагом я видел, что это в самом деле целый город. Заброшенный, пустой, покинутый жителями, и чем ближе подъезжаем к арке городских ворот, тем с большим холодком непонятного страха понимаю, что случилось это не вчера или даже не год-два назад.
Город вызывающе смотрит в небо острыми башенками, стена как новенькая, хотя на месте ворот дыра, а когда проезжали между каменными столбами, рассмотрел под конскими копытами не только труху сгнившего дерева, но и ржавчину от железных запоров.
Камень уцелел, как под копытами, где ни одна плита не треснула, не сдвинулась, так и в стенах самих домов, массивных и мрачных в своей уверенности всегда быть и вечно ждать, когда хозяева вернутся.
Фицрой сказал с нервным смешком:
– Город что, сам за собой присматривает?
Рундельштотт обронил:
– Строили на века… даже на тысячи лет. Раньше умели.
Я трусливо осматривался, чувствуя себя тревожно, и не понять почему, если город пуст. Может быть, потому я весь в мурашках, что город выстроен, как говорит Рундельштотт, сотни, если не тысячи, лет тому, выстроен так основательно, как будут строить разве что через несколько сотен лет?
Понсоменер оглянулся, глаза стали темными.
– Здесь живут, – обронил он кратко. – Но не люди.
– А кто? – спросил я.
Он даже не пожал плечами, голос прозвучал так же ровно:
– Не знаю. Просто чувствую.
Рундельштотт взглянул на меня испытующе.
– Юджин, ты тоже что-то замечаешь, так?
– Не знаю, – огрызнулся я. – Не знаю, что чувствую, но мне здесь не по себе! Давайте быстрее отсюда.
Едва выбрались, как прямая дорога тут же потеряла серьезность и снова начала метаться из стороны в сторону, подобная даже не змейке, а ленточке на ветру, что ежесекундно меняет направление. Я даже оглянулся разок, проверил, не ушла ли в сторону, заманив нас в дебри.
В небе тучи, странно и страшно плывут жутко фиолетовые на исполинском оранжевом солнце в треть небосклона, ветер набрасывается то справа, то слева, даже Фицрой прикрывается шляпой, а Рундельштотт набросил на голову капюшон плаща.
Понсоменер сказал вполголоса:
– Там впереди человек. На холме.
– Охотник? – спросил Фицрой.
Понсоменер покачал головой.
– Наблюдает за нами.
Фицрой начал всматриваться, Рундельштотт проворчал:
– Ничего удивительного. Если Антриас готовится к вторжению, он должен обезопасить все пути. Конные отряды должны быть разосланы во все стороны. Он на коне?
– На коне, – ответил Понсоменер. – А чуть дальше еще двое.
– Да ладно вам, – сказал я, – Антриас не настолько уж и всесилен, чтобы на всем предполагаемом пути своей армии расставить лазутчиков.
– Но это конный разъезд, – определил Рундельштотт. – Они всегда по трое.
Я покосился с удивлением – говорит так уверено, словно сам когда-то отправлял такие отряды на разведку местности. Хотя, кто знает, это сейчас Рундельштотт чародей, а кем был в молодости, вряд ли вот так возьмет и скажет, хоть мы вроде бы и друзья.
– Возможно, – сказал я с сомнением, – это гуцары?
– До их земель еще далеко, – ответил Рундельштотт. – Ну, не так чтоб очень, но сюда не выходят.
– Да ладно, – сказал Фицрой беспечно, – местные племена всегда охраняют границы своих земель.
– Тогда мы в безопасности, – предположил я. – Они должны реагировать только на большие массы. Неважно, чужие отряды или переселенцы на их исконные земли.
Понсоменер промолчал, он сообщил о своих наблюдениях, остальное – наше дело.
Фицрой и Рундельштотт тоже не тревожатся, я посмотрел, как красиво и уверенно едут впереди Понсоменер и Фицрой, про обоих все еще ничего не знаю. Особенно Фицрой, темная лошадка, держится открыто и дружелюбно, но кто знает, что в нем еще… Не говоря уже о Понсоменере, что ничего не скрывает, но менее загадочным не становится.
Только мы с Рундельштоттом простые и ясные… хотя, конечно, для Фицроя и Понсоменера мы еще темнее и непонятнее.
Понсоменер за минуту до того, как я собирался крикнуть ему насчет остановки на ночь, придержал коня и указал в сторону.
– Сто шагов.
– Что там? – спросил Фицрой. – Ах да, прекрасное место.
Невысокая скала с плоской с одной стороны поверхностью защитит от ветра, а десяток старых деревьев рядом обещают как укрытие от возможного дождя, так и множество сухих веток.
Рундельштотт с трудом слез с коня и сел, упершись спиной в толстое дерево. Лицо такое усталое, что я едва не полез за подбадривающей таблеткой, но удержался, за ночь отдохнет… хотя бы наполовину, а там день покажет, что и как.
Фицрой, соскочив, ушиб ногу о корягу и зло зашипел. Мне почудились ругательства, я сказал испуганно:
– Только не в присутствии принцессы!
Он испуганно дернулся, оглянулся.
– Простите, ваше высо… Тьфу! Ты чего пугаешь?
– Проверяю память, – ответил я нагло. – Здорово вдолбилось, верно? Так намучались с нею, но без нее стало пусто. Мы, самцы, обязательно должны заботиться о самочках. Тихих, нежных, ласковых. Это у нас в крови. А такие, как Гекара, сами о себе позаботятся.
Он передернул плечами.
– Бр-р-р… как вспомню ее взгляд.
– Что, – спросил я с интересом, – глаз на тебя положила? В смысле, заинтересовалась?
Он вздрогнул сильнее.
– А ты думал, чего я по тавернам прятался?
– Она орлица, – сообщил я с сочувствием. – А ты – орел. Так что ничего удивительно. Тебе от нее не уйти.
– Тьфу-тьфу, – сказал он. – Я из Дронтарии носа не высуну, а потом на острова, верно?
После ужина я долго лежал с закинутыми за голову ладонями и смотрел на исполинскую луну, что закрывает полнеба, там чудится кипящий ад, пусть и выглядит застывшим, но это именно ад, весь в багровых углях и раскаленных потеках железа.
Но, если подумать, куда страшнее должен выглядеть мир темной материи, однако человек ко всему привыкает. Я не считаю себя сумасшедшим или даже отважным, но мой мир настолько приучил к тому, что все мы защищены, потому без страха влезаю в разные приключения… и вот даже сейчас чувствую, как поднимается в душе желание проверить нечто экстремальное.
В темной материи, как потрясенно стараюсь понять и никак не усвою, совершенно нет понятия пространства. Какие-то другие законы наверняка есть… хотя почему есть?.. Могут и вообще не быть, что это я за чмо, что не может жить без законов сверху?.. Но закона пространства нет. Если меня с такой легкостью перебросило из этого мира в мой… Да, с легкостью, это для меня было трудно, но не для этого мира. Мне же нужно только поймать этот момент, это ощущение, что позволяет переходить из мира в мир… или же делать пробой, чтобы отсюда в коттедж, а потом и обратно…
- Все женщины - химеры - Гай Орловский - Попаданцы
- Ричард Длинные Руки – штатгалтер - Гай Орловский - Попаданцы
- Ричард Длинные Руки – король - Гай Орловский - Попаданцы
- Высокий глерд - Гай Орловский - Попаданцы
- Ингвар - Ринат Камильевич Назипов - Боевая фантастика / Космическая фантастика / Попаданцы / Периодические издания