дорожку волос от пупка к паху, и мне приходится сжать одеяло, чтобы не выгнуться дугой. Затем обводит ногтями с облупившимся золотым лаком ореолы моих сосков, и я вынужден стиснуть зубы и закрыть глаза, чтобы сдержаться и не схватить ее.
– Повернись, – говорит она, и я повинуюсь.
Она проводит руками по бедрам вниз, по напряженным мышцам икр, спускаясь к ступням, где обнаруживает доказательство того, что я действительно боюсь щекотки. Изучает изгиб моего позвоночника, широкий разворот плеч и то место на затылке, где мои волосы начинают завиваться, если слишком долго не стричься.
Затем я чувствую, как она садится на меня, поддерживая себя руками, и я подавляю стон, уткнувшись в кровать. Дополнительный вес, прижимающий мой член к матрасу, просто потрясает в худшем смысле этого слова.
Или ужасает в лучшем смысле. Не могу определиться.
Она скользит руками вверх по спине, а затем снова спускается к моим ягодицам, поглаживая их неспешными изучающими прикосновениями, которые, кажется, рассчитаны на то, чтобы свести меня с ума от желания. Потом сжимает их, отодвигается назад по моим бедрам, а затем делает кое-что такое, от чего у меня поджимаются пальцы на ногах.
Она раздвигает мои ягодицы и с любопытством проводит пальцем между ними.
Я снова издаю приглушенный стон в матрас.
– Ты в порядке? – спрашивает она. – Может, мне не стоит?..
– Нет, нет, определенно стоит.
– Тебе нравится, когда тебя тут трогают? – Она снова прикасается ко мне и на этот раз обводит подушечкой пальца мой анус. Я испытываю фейерверк ощущений и чувствую себя ужасно порочным, чертовым грешником.
– Не знаю, – выдавливаю я, мой голос приглушен одеялом. У меня такой стояк, что я вот-вот умру, если не трахну ее, если не кончу. – Никто никогда раньше не прикасался ко мне там.
Зенни задумчиво хмыкает, как будто она – мой личный антрополог, первый человек, который обнаружил и обследовал Шона Белла, а я остаюсь неподвижным и чувствую напряжение каждой клеточкой своего тела. Я хочу перевернуться и притянуть ее к своей груди, хочу прижаться губами к ее губам, хочу, чтобы она обхватила ногами мою талию, и я проник в это влажное, сладкое местечко между ее ног.
– Поверить не могу, что никто раньше не прикасался к тебе здесь, – говорит она, нажимая пальцем на мой вход и одновременно поглаживая большим пальцем промежность. – У тебя было так много секса… Как такое вообще возможно?
Я не знаю, как ей объяснить, почему так происходит. Как одни и те же три или четыре действия просто закручиваются в надоевшую карусель, отличающуюся только человеком, с которым вы находитесь, и как путешествие становится испорченным, когда вы добираетесь до пункта назначения. По мнению многих, я щедрый любовник, но это только потому, что киски возбуждают меня. На самом деле это эгоистично, и весь мой секс построен на корыстных побуждениях. Я просто оправдываю себя тем, что занимаюсь сексом с такими же эгоистами, как и я сам.
В любом случае я не могу описать это, потому что забыл все слова, – их вытеснили из головы волны мучительного желания. Но даже если бы мог, все равно не стал бы ничего объяснять. Не хочу, чтобы Зенни знала, каким банальным может быть секс, хочу, чтобы она воспринимала секс как откровение. Как своего рода прозрение, которое может посоперничать с другими религиями.
Но мне все равно нужно ей что-то ответить, поэтому в шутку говорю, ну или настолько близко к шутке, насколько возможно при моем возбужденном состоянии:
– Ну, знаешь… Людям не интересно, они не хотят ничего усложнять. Хотят просто получить удовольствие и быть свободными.
Она не шутит в ответ, лишь проводит руками вниз по ягодицам и останавливается на бедрах.
– Как это вообще кому-то может быть не интересно? – В ее тихом голосе сквозит недоверие и легкое обвинение.
Я оцениваю степень восхищения, которое испытываю от тепла ее тела на своих ногах. Я даже не вижу ее, не прикасаюсь к ней, мой член далеко от ее тела, и все же это самое сильное сексуальное ощущение, что я когда-либо испытывал.
– Не знаю, – наконец отвечаю я. – Не знаю.
Еще несколько минут мы продолжаем молчать, и я лежу, вытянувшись на кровати и из последних сил стараясь не двигаться – все для того, чтобы она могла касаться меня и исследовать мое тело ради удовлетворения собственного любопытства.
– Перевернись на спину, – просит Зенни через некоторое время. – Я хочу увидеть твой… – застенчивая пауза, – твой пенис снова.
Я не дразню ее за использование латыни. Мне уже просто не до этого, потому что я умираю от желания. Переворачиваюсь и подставляю свой изнывающий член прохладному воздуху; знаю, я говорил, что не позволю ей довести меня до оргазма (и говорил серьезно), просто хочу, чтобы она снова прикоснулась к нему. Только один раз, совсем ненадолго.
– Значит, когда ты не… возбужден… он не такой большой? – спрашивает Зенни. Она опускается на колени между моих ног и скользит руками вверх по моим бедрам, обхватывает мошонку. Ее большие пальцы встречаются в чувствительном местечке прямо под ней, и мой член вздрагивает, как будто его подключили к автомобильной зарядке.
– Нет, – отвечаю я, мой голос такой хриплый, что уже почти не похож на голос.
– А потом он становится…
– Твердым, – заканчиваю я, пытаясь подтолкнуть ее к тому, чтобы она не использовала термины из учебника.
– Потом он становится твердым, – продолжает она, – всякий раз, когда ты возбужден?
– Да. Именно тогда мне нужно трахаться.
– А когда тебе не с кем трахаться? Что ты делаешь?
Я показываю ей: обхватываю член рукой и тяну вверх. Удовольствие пронзает пах, и мне приходится напомнить себе, что это всего лишь демонстрация, что она учится, что это часть плана и я не могу просто довести себя до оргазма, как мне этого хочется.
Я двигаюсь медленно, чтобы она могла видеть, что именно заставляет меня извиваться, чтобы могла запомнить равномерный ритм, который мне нравится, и хватку. А как она смотрит на меня – ее пламенный взгляд прикован к моему напряженному животу и бугрящимся бицепсам, к набухшей головке, которая раз за разом выглядывает из моего кулака.
– Можно я попробую? – спрашивает Зенни робким и одновременно возбужденным голосом. Бог ты мой, это самое сексуальное, что я когда-либо слышал!
– Да, детка. Конечно, можешь.
Я убираю руку и наблюдаю, как она сжимает мой член, немного неуверенно и без необходимого давления.
Но этого все равно больше чем достаточно. Ее лицо принимает решительное выражение, пухлые губки сосредоточенно сжаты, и пирсинг поблескивает, когда