class="p1">– Что? – неуверенно спрашивает она. – Наверное, мне лечиться надо?
– Нет, просто это настолько возбуждает, – бормочу ей в шею, – что я едва сдерживаюсь, чтобы не кончить.
– Правда? – спрашивает она, поворачиваясь ко мне. – Это тебя возбуждает?
Я беру ее руку и направляю вниз к неоспоримому доказательству того, насколько я возбужден.
– Сама потрогай.
Она проводит изящной рукой по моему члену прямо поверх брюк, ее нетерпеливое любопытство затмевает любую неопытность.
– Я никогда… – Она прочищает горло. – В тот раз с Айзеком мне не удалось увидеть его член. У меня никогда не было возможности посмотреть на эту часть мужского тела.
Я долго ее целую и, раздвинув ее губы своими, наслаждаюсь шелковистым прикосновением ее языка, пока Зенни не начинает тяжело дышать и извиваться подо мной. Затем я встаю на колени.
– Ты показала мне свою киску, – говорю я. – Теперь моя очередь показать тебе кое-что.
Взволнованная, она приподнимается на локтях.
– Ты собираешься заняться со мной сексом прямо сейчас?
Черт. Если бы.
– Пока нет, детка. Мы все еще на базовом уровне, а половой акт – это как минимум дипломная работа. Встань на колени.
Мы вместе передвигаемся так, что я стою прямо перед диваном, а она – на краю передо мной на коленях, глядя на меня своими большими глазами, как у школьницы. Она прикусывает губу, и я практически вижу ее в классе с таким же выражением лица – с широко раскрытыми глазами, сосредоточенной, готовой в любой момент поднять руку.
– Ты когда-нибудь расстегивала мужской ремень? – спрашиваю я, уже догадываясь, каким будет ответ.
Она медленно мотает головой.
– Нет.
– Зенни, расстегни мой ремень. Оставь его в шлевках, когда закончишь.
Если я и думал о том, что она похожа на школьницу, то это ничто по сравнению с тем, что происходит сейчас, когда она сосредоточенно хмурит брови и слегка морщит лоб. Она тянется ко мне с собранностью хирурга, пытаясь унять дрожь в руках, пока точными, осторожными движениями расстегивает пряжку ремня. А потом она снова смотрит на меня, когда ей наконец-то удается справиться с глянцевой кожей, которая скользит по металлу с неповторимым свистящим звуком.
Это единственный звук в комнате, за которым следует приглушенный лязг отлетающей в сторону пряжки. Такой знакомый, что мой член рефлекторно дергается.
– А теперь расстегни молнию, – приказываю я. – И будь осторожна.
Она следует моему приказу, моя маленькая отличница, осторожно раздвигая тонкими пальчиками молнию на брюках. Облупившийся золотистый лак на ее ногтях добавляет немного цветных бликов этому представлению, когда ей наконец удается спустить собачку молнии вниз. Этот звук действует на нас обоих – звук обещания, настолько безошибочно сексуальный, что даже монахиня понимает, к чему он ведет.
Молния расстегнута и разъезжается под тяжестью моего набухшего члена, все еще скрытого за мягким трикотажем боксеров. Зенни переводит взгляд с моего лица на совершенно очевидное очертание пениса под нижним бельем. Он заметно пульсирует под ее пристальным взглядом, и Зенни облизывает нижнюю губу.
Я издаю стон.
– Солнышко, не надо на меня так смотреть, иначе все быстро закончится.
– Неужели? – говорит она с нескрываемым любопытством и слегка польщенной улыбкой. – Только от того, что я смотрю?
– В твоем случае смотреть так же опасно, как трахаться. – Я делаю паузу. – Ну, почти. А теперь положи руки на колени.
– Хорошо, – шепчет она; от ее желания мне угодить почти перехватывает дыхание, пока я снимаю рубашку, чтобы показать ей себя. Я швыряю вещь на ближайший стул и, когда снова поворачиваюсь к ней, боюсь, что меня хватит удар.
Маленькая мисс «Я слишком смущена, чтобы говорить о мастурбации», стоя на коленях, наклоняется набок, потираясь своим клитором о щиколотку, а ее глаза пылают неукротимым желанием, пока она скользит взглядом по моему животу и груди вверх к обнаженным плечам и рукам.
Я медленно провожу рукой по выступающим кубикам пресса, и она шепчет:
– Ты снова выделываешься. – Но ее слова лишены сарказма, осуждения или требования остановиться.
– Черт возьми, да, я выделываюсь, – поддразниваю я. – Я сделаю все что потребуется, чтобы ты продолжала на меня так смотреть. – И я говорю серьезно. Я приложил много труда, чтобы заполучить такое тело, потому что жаждал гордости, которая сопутствовала ему, жаждал восхищения и ласк, которыми женщины одаривали меня, наслаждаясь моей фигурой. Но с годами, как и при любом выбросе дофамина, удовольствие от того, что мной восхищаются, померкло, и поэтому я продолжал поддерживать форму по банальным причинам. Я привык быть подтянутым, и физические упражнения стали неизменной частью распорядка дня. Мне казалось, потребуется усилие, чтобы остановиться.
Но, боже мой… Зенни смотрит на меня сейчас таким потрясенным и одновременно хищным взглядом, и я вспоминаю, что чувствовал, когда девушка впервые посмотрела на меня. Тогда я впервые в жизни почувствовал вожделение, которое исходило оттого, что я сам был желанным. Сейчас чувствую то же самое, что и тогда, это сексуальное напряжение покалывает кожу, которая внезапно становится слишком тугой, чтобы вместить все мои чувства. Слишком неподатливой, чтобы сдержать мое желание к ней, которое прямо сейчас такое же сильное, как бури в прерии. Огромное, как сама прерия. Определенно больше, чем возможности моего тела.
Зенни неуверенно протягивает руку, и я киваю головой. Да, она может, она должна, я заставлю ее, если она этого не сделает, потому что теперь, когда она наклонилась ко мне, мысль о том, что ее любопытные пальчики могут не коснуться меня, причиняет почти физическую боль.
– Прикоснись ко мне, – говорю я. – Дотронься до меня.
И она повинуется.
У меня едва ноги не подкашиваются, когда ее изящные слегка прохладные пальцы скользят по моему животу. Это прикосновение пронизывает до нервных окончаний и, словно музыка, струится по всему телу.
И это она только дотронулась до моего живота. Помоги мне господь, когда она прикоснется к моему члену.
– Ты такой твердый, – говорит Зенни немного удивленно и, приподнявшись на коленях, проводит руками вверх по моей груди, а я вижу мокрое пятно на щиколотке, которое оставила ее киска. Проклятье.
На самом деле, я настолько отвлечен ее удивлением, что забываю пошутить по поводу слова «твердый». Я вообще ничего не делаю, лишь наблюдаю за тем, как она исследует и ласкает пальцами рельефные мышцы моего пресса и спины. Она обхватывает меня руками, когда прикасается к спине, и, несмотря на мою настойчивую эрекцию, несмотря на бурлящую желанием кровь, ощущение того, что Зенни обнимает меня, едва ли не сильнее всего остального. Я хочу, чтобы она обнимала меня вечно, мне уже ненавистна мысль о том, что когда-то это прекратится.
Ее любопытные