Зато секретарь, выглядывая из-за спины цзиньши, сиял от радости.
— Вы абсолютно правы. Я не знаю, как вы зовете этот металл. Мы называем его — «калий». Он нужен мне для следующей стадии процесса. Двойная соль с горы Суншань уже достаточно нагрелась. Приступим.
Лучше было бы проводить электролиз в колбе с откачанным воздухом — калий слишком быстро окислялся кислородом воздуха. Но выбирать не приходилось. Ловко орудуя керамическим шпателем, Эрстед перенес калий в кювету с нагретым криолитом.
— Добавьте жару, — распорядился он.
Один из помощников принялся раздувать жаровню с помощью миниатюрных мехов. Краем глаза Эрстед заметил, как секретарь отозвал «сома» в сторонку. Юнец что‑то горячо шептал на ухо старику.
Лю Шэнь хмурился, не отвечая.
Тем временем смесь в кювете меняла свой вид. Над ней курился легкий дымок. Блестящие вкрапления калия тускнели и «рассасывались». Вместо них все чаще попадались мелкие серые крупинки — словно шутник-повар от души поперчил смесь.
Лаборант, раздувавший мехи, забыл о гордости. Он таращился на происходящее, стараясь отодвинуться от кюветы как можно дальше. «Еще взорвется, чего доброго!» — читалось на его лице. Процесс шел интенсивнее, чем у Велера, — китайский криолит оказался обезвожен лучше немецкого.
Для верности Эрстед выждал еще чуть-чуть — дабы весь калий успел прореагировать.
— Принесите большую банку с теплой водой.
Раскаленная смесь зашипела, словно разъяренная гадюка, когда он высыпал ее в воду. К счастью, банка выдержала, не треснула. Эрстед начал тщательно перемешивать содержимое.
На дне копился серый осадок.
Воду пришлось менять дважды. Наконец он выскреб на лист рисовой бумаги толику темного порошка. Крупинки слиплись от влаги. Итог эксперимента выглядел невзрачно, напоминая вулканический песок.
— Это не А Лю Мен, — повторил Лю Шэнь. — Тринадцатый дракон не расположен к вам, господин Эр Цед.
Лаборанты шушукались, вытягивая шеи на манер цапель.
3
— Человечище! Воистину реку тебе, отче: богатырь Бова! Как даст…
Странное дело: рассказ Спирьки увлек отца Аввакума. Равнодушный к дуэлям и прочему молодечеству, он сердцем учуял в происходящем некую червоточину. Все казалось, что история на площади Милосердия случилась неспроста. И приведет она к ужасным, загадочным последствиям, от которых лучше держаться подальше.
Так ребенок, затаив дыхание, слушает начало сказки, обещающей великие страхи.
Если очистить зернышко от шелухи, щедро насыпанной пономарем, дело складывалось следующим образом. Короли Рюкю богато кланялись Сыну Неба: золото, пряности, благовония… Щедрость имела основания. От внешней торговли королевство имело огромную прибыль. Корабли, груженные шелком, керамикой, мечами и посудой, достигали берегов Сиама, Бирмы, Явы и Малакки. Оттуда они шли в порты Японии, Кореи и Китая, везя островные товары.
Ласковый теленок двух маток сосет. Формальная зависимость от Китая и фактическая — от князей Симадзу из японского клана Сацума шла королевству на пользу. Перекресток морских дорог, Рюкю жировал от пуза.
В марте прошлого года, отплыв с острова Утины, посольство высадилось на материке — в Фучжоу. До Пекина караван с данью добрался аж в декабре — дороги скверные, телеги на ладан дышат, разбойнички пошаливают. Да и вообще никто не торопился. Согласно традиции, в Северной столице послы задержались на сто дней — выказав уважение императору. Глядишь, опять март на носу.
Пора домой.
— Ну и ехали бы подобру-поздорову…
— А честь?
— Какая честь?
— Молодецкая…
Как выяснилось, задиристый «рюкюн» Мацумура только номинально числился в охране посла. Еще недавно он был о-собамаморияку — личным телохранителем короля Се Ко. Знатное происхождение, мастерство воина и чиновный ранг способствовали быстрой карьере. Когда же клан Сацума отставил упрямца Се Ко, посадив на трон более сговорчивого Се Ику — его опальное величество отправил Мацумуру ко двору преемника, в подарок.
Жизнь в ссылке сильно осложнила отношения экс-короля и его телохранителя. Поместье Минатогэва — тесная клетка. Король вел жизнь затворника, а телохранитель не желал прозябать в глуши. Нашла коса на камень — хоть обухом по лбу, а будет по‑моему.
Вот и разбежались.
Се Ику принял славного бойца, как родного. И перед тем, как даровать право охранять свою коронованную особу, отправил с посольством в Китай. Пусть молодой человек — а Мацумура был, считай, ровесником отца Аввакума — пооботрется, людей посмотрит и себя покажет.
Ну, молодой человек и показал.
— Этого — тр-ресь! Того — швар-рк!..
— Спиридон! Не ходи по кругу…
— Отче! Он мечом шибче машет, чем ты — паникадилом! Дома, сказывают, брал дубовый дрын — и по столбу, по столбу!
— А столб — от земли до неба. И кольцо посередке…
— Хр-рясь! Три тыщи раз — утром! Восемь тыщ — вечером!
— Сто тыщ — ночью. Во сне…
— Отче! Как на духу — правду глаголю…
В Фучжоу, а затем — по дороге в столицу, «рюкюн» пользовался любой возможностью получить урок-другой от китайских знатоков ушу. В Пекине, обзаведясь солидными рекомендациями, добился, что его взял в науку наставник Вэй Бо. Часами смотрел на занятия солдат Восьмизнаменной армии. Сутками — на поединки императорских охранников в Уин-дянь, Дворце Воинской доблести.
Телохранитель посла, чудесный каллиграф и тонкий собеседник — двери для Мацумуры были открыты везде.
С точки зрения отца Аввакума, поступок рюкюсца не имел объяснений. Зато Спирька не видел здесь ничего странного. Честь молодецкая, и кровь из носу. Демонстрируя, как Вэй Бо с шестом вышел против Мацумуры с палкой, пономарь едва не пришиб «мандарина» в рясе. По всему получалось, что наставник Вэй был — чистая тебе ветряная мельница.
— Извиняй, отче! Дай, скуфейку подыму…
— Угомонись, окаянный! Языком излагай…
Мацумура был обучен воевать с ветряками. И зря времени не тратил. Прыжок, удар палкой по рукам наставника — и вот шест валяется в грязи, а Вэй Бо стоит безоружный. Тут, значит, и сталось наиважнейшее.
— Позор! Срам, отче!
— Какой срам!
— Стыдобища…
Вместо того, чтобы поднять шест и насовать вредному ученичку под микитки, наставник Вэй начал хохотать. Насмеявшись всласть, он кинулся к «рюкюну» — хвалить, обнимать, целовать в уста сахарные.
— Дарить пряники печатные… Спирька!
— Чего?
— Заканчивай былину!
— А она ему в рожу — тьфу! Ка-ак харкнет…
— Кто? Кому?!
Неведомая «она» перепугала отца Аввакума. Неужели Спирька таки рехнулся? Или это он про смерть? Выходила смертушка костлявая, в рожу добру молодцу поплевывала… К счастью, монах ошибся. Все участники забавы остались живы-здоровы. А загадочной дамой оказалась дочь наставника Вэя.
Девица разделяла мнение пономаря Спиридона — про срам, который стыдобища. И плюнула — не в лицо, тут Спирька заврался, а под ноги отцу, когда тот вернулся домой. На глазах у соседей, зевак и гвардейцев, сопровождавших наставника.
— Брехня! — усомнился отец Аввакум.
— Чистая правда!
— Не верю! У китайцев почтение к родителям на первом месте! Отец сына обокрал — доброе дело сделал! Сын на отца-злодея донес — смерти повинен! А ты мне — дочь, мол…
— Обижаешь, отче! Аз есмь Спиридон Елохин…
— Знаю я, кто ты аз есмь!
— Собаки брешут,