1910 г. Декабрь
«С легким вздохом тихим шагом…»
С легким вздохом тихим шагомЧерез сумрак смутных днейПо равнинам и оврагамДревней родины моей,По ее лесным цветам,По невспаханным полям,По шуршащим очеретам,По ручьям и болотам,Каждый вечер ходит кто-тоУтомленный и больнойВ голубых глазах дремотаГреет вещей теплотой.И в плаще ночей широком,Плещет, плещет на реке,Оставляя ненарокомСлед копыта на песке.
1910 г.
«Я мальчик маленький — не боле…»
Я мальчик маленький — не боле,А может быть, лишь внук детейИ только чувствую острейПустынность горестного поля.
1910 г. декабрь
«Что если я, блуждая втуне…»
Что если я, блуждая втунеПо этим улицам и дням,Веселый странник наканунеПути к далеким островам.Что если я совсем случайноПопал под Северный венецИ скоро выйду наконецИз жизни сумрачныя тайны.Что если я, заснув в туманах,Печально плещущей Невы,Очнусь на солнечных полянахВ качаньи ветреной травы.
1910 г. сентябрь
«Как станет все необычайно…»
Как станет все необычайноИ превратится в мир чудес,Когда почувствую случайноКак беспределен свод небес.Смотрю ль на голубей и галокИз окон дома моего,Дивлюся более всегоИх видом зябнущих гадалок.Иль выйду легкою стопойНа Петербургский тротуарСпешу вдохнуть квартир угар.Смущаясь тихою толпой.
1910 г.
Из сборника «Требник троих» (1913)
«Тобой измученный я знаю…»
Тобой измученный я знаю,Что вот сознанье потерявТатарин будет слишком правТатарин будет у Сарая.Востока вышивка незримоПереживают польский шелкВо мне арийца голос смолкЯ вижу минареты Крыма.
«Как усоногий рак…»
Как усоногий ракВытянув руки вдоль туловищаЯ задремал так тулов ищаДля зазеленевших стрел
«К ланитам клонится корявый палец…»
К ланитам клонится корявый палецИ фина голос деве шепчетНа болотах гранитов крепчеПоставлю снежные палаты.Но безразличен деве голосЖреца языческих кумировНа что мне ладан, воск и мирраКогда твой лед лучем расколот
«Дождя внушенье — нюх ничтожный…»
Дождя внушенье — нюх ничтожный,Забыт звериный поставецИ размышлений продавецЯ вялый и ничтожный.Стекли к ручьям живые водыПроживши сбереженный знакНа берегу немой природы,Я заблудившийся казак
«Запоминай в пути приметы…»
Запоминай в пути приметы:На поле утренний туман,А в полдень туч перистый стан.А ввечеру огонь кометы.
«Над степью крыш…»
Над степью крышИ стадом трубПлывет луныСожженый труп
«Осколки туч пронзают землю…»
Осколки туч пронзают землюЩадя согбенное светилоБессилье солнечное милоКогда и день и ночь приемлю.
«Ночное бдение — как яд кошмаров…»
Ночное бдение — как яд кошмаровКогда не знаешь чей ты жилецНапрасно разум сквозь флер угаровСознанью шепчет — ты дня венецНо сердцу сладки поля виденийИ голоса ночных друзейКак — будто бы покоя генийГотов вести в юдоль теней.
«Жене пронзившей луком…»
Жене пронзившей лукомБегущего оленяТы, Хлебников, дал в рукиНезримые кореньяПрикладывает к ранеБессильного пришельцаЧитая стих КаранаНа языке корельца.
«Я не чудак, не юродивый…»
Я не чудак, не юродивыйСмыкаю перед тьмою взорИ, подходя к подошвам гор,Хочу обуться торопливо.
«Мне, верно, недолго осталось…»
Мне, верно, недолго осталосьЖелать, не желать, ворожитьТы, Хлебников, рифму «места лось»Возми и потом «волчья сыть»А я в утомлении сердцаПознаю иную качелюВо мне вновь душа иноверцаВкусившего вражеский хмель.
«Улыбка юноше знакома…»
Улыбка юноше знакомаОт первых ненадежных днейВоды звенящей не пролейКогда он спросит: «мама дома?»Луч солнца зыбкий и упругийТеплит запыленный порогТвой профиль, мальчик, слишком строгДля будущей твоей подруги.
«Если ночью моста посреди…»
Если ночью моста посредиКогда ты поспешаешь в наемный приютНеожиданно сзади тебя позовутОбернись! Обернись!Не увидишь не бойся и ждиИ быть может тот голос шепчетНежный друг, не тоскуй видишь звездный полетВ беспредельную высь.
«На облучках саней стенящих…»
На облучках саней стенящихПод угасающей звездойИзвозчиков узлами спящихПроходит утомленный стройИ луч луны, как тонкий палецГрустящего успел догнатьИ в мыслях завершенных пялецЗавянувший цветок создать.
«Перед рассветом станет влажно…»
Перед рассветом станет влажноИ ровно тишина шумитТеней отчетливость протяжнаИ сумрак ночи не страшитВсе спит в недвижимом приволье:Сон дружен с хладным очагомУм пьяный шепчет о бездолье,Волненья сделавшись врагом
Из сборника «Дохлая луна» (1913)
Проданный Бог
Так изнемогший и бесследныйСлежу склоненное светилоИное пламя охватило,Мой взгляд жестокий и бесцветный.
Влекусь к спешащим перекресткам,Шепчу кому-то уверенья,И дышит тонкий веер тленьяНа смех дряхлеющим подросткам.
И след на мокром тротуареЗатопчет беглыми ногамиИной купец в угоду даме,Пещась о проданном товаре.
И ты, подкупленный возничий,Запутав след в вечернем градеБожественных обличий радиВ паноптикум его сведешь.
Бабочки в колодце
Там, в тишине подземной гладиИ сруба заплесневших бревен,Их смерти верный путь бескровенТонуть во тьме ночных исчадий.Напрасно в отраженьи звездномТрепещут крылья непосильноИ воздымают воздух гнильныйСвоим биеньем слишком поздно.Их лижет холод неудержныйПод опрокинутым эдемом, —Здесь безнадежность — некий демон,Как и они, давно отвергнутый.
«Сморчок на ножке прихотливо…»
Сморчок на ножке прихотливоПодъял волнистую главуИ на стыдливую травуКидает ветер похотливыйБутоны лука слишком красны,Чтоб думать о цветочных дняхА ветер столбом подъемлет прахТо никнет ко всему бесстрастный.Меня же след твоих соблазновУводит по дорогам ног,А ты бежишь моих тревогПроводишь дни в заботе празднойУйду я в степь. — Все чувства жалкиГудит мажорно телеграф, —Я примирен! Вот нити прях…Я все забыл! — вот пенье прялки…
«Людей вечерних томное зевание…»