«По бороздам лучей скользящих…»
Ор. 10.
По бороздам лучей скользящихЛожится отблеск огневой.Диск солнца, горизонт дымящий,Одел оранжевой фатой.Повсюду побежали тени: —От бурьянов, могил, копиц,И, провожая час вечерний,Отчетлив голос чутких птиц.Завяли пыльные побегиВетров торивших колеи.Им проезжавшие телегиДавали тело — вид змеи.Теперь бессильные пониклиНа зелень придорожных трав:(И мы ведь к отдыху привыкли.За день от суеты устав).Зацвелый запад рассыпает,Красы, как лепестки цветок,И алым отсветом смягчаетЗвездами блещущий восток.Степи притихнувшей пустыняВ час на вечерний — сфинкса лик,Чей тихо шепчущий языкПронзает сталью звездных пик.
Ночная езда
I
Ор. 11.
Стихают смех и разговорыВо мраке дремлющих аллей.Шутливые смолкают спорыО том, кто Настеньки милей, —К нам тихие приходят горыИз затуманенных полей.Всем надоел костер дымящийИ игры в прятки и кольцо,И поцелуи в темной чаще,И милой нежное лицо, —Морфея поцелуи слаще:Идут к от'езду на крыльцо.«Алеша! где моя крылатка?Вы с ней носились целый день». —— «Вы знаете, какой он гадкий!» —— «Вы осторожней — здесь ступень» —— «Я вообще до фруктов падка,Теперь merci, — мне кушать лень» —— «Ты, мамочка, садись в коляску,А девочки займут ландо:Она не так, как этот тряска;Мишель и я махнем бедой». —— «Сергей, не забывай же нас-ка!» —— «Маруся, приезжай средой!»
II
Прохладной пылью пахнет полеИ ровен рокот колеса.Усталый взор не видит болеКак бесконечны небеса; —Душе равны и плен и воля, —Ее питает сна роса.В распутий равнодушной раме,Наш старомодный фаэтонС зловеще — черными конями,В ночи как Ассирийский сон,Вдруг промелькнул перед глазами,На миг раздвинув томный тон.Девицы, спутницы веселья, —Под колыхание рессор —(Из пледов сделал им постель я)Уснули, как вакханок хор;И он — дневных тревог похмелье —Лелеет, как любовный вор.И как укромных исполнений,Так и безумия дворцов,Он постоянный добрый гений —Венечный цвет земных концов,Денных забот и утомленийВсегда последний из гонцов.Его покоящим объятьямМы отдаемся без стыда,Неприкрываясь даже платьем,А он, как теплая вода,Покорен ласковым заклятьям,Целует нежно без следа.И целомудренная дева,Которую пугает страсть,Ему, без робости и гнева,Спешит красы отдать во власть, —Как обольстительница ЕваПлоды падения украсть.Ну, как не возроптать желанью,На греков, чьей виной Морфей,Не Артемида с гордой ланью,Нам смертным льет напиток фей. —Ужель осталось упованьюВо сне единственный трофей?!
«Неотходящий и несмелый…»
Ор. 12.
Неотходящий и несмелыйПриник я к детскому жезлу.Кругом надежд склеп вечно белыйАлтарь былой добру и злу.Так тишина сковала душуСлилась с последнею чертой,Что я не строю и не рушуПодневно миром запертой.Живу, навеки оглушенный,Тобой — безумный водопадИ, словно сын умалишенный,Тебе кричу я невпопад.Две девушки его пестуют…
«Две девушки его пестуют…»
Ор. 13.
Две девушки его пестуют —Отчаяние и Влюбленность,И мертвенность души пустуюСменяет страсти утомленность.О! первой больше он измучен, —Как холодна ее покорность,Как строгий лик ее изучен,Пока свершалась ласк проворность.И взор его пленен на векиКакими серыми глазамиИ грудей льдяной — точно реки,Прошли гранитными стезями.Вторая — груди за корсажемИ пальчик к розам губ приложенОн служит ей плененным пажем,Но гроб обятий невозможен; —На миг прильнула, обомлела,И вот, — мелькают между древийИзвивы трепетного телаИ разливается смех девий.Ушла. И жуткой тишиноюТеперь другая околдует; —Две девушки его пестуют…Уж бледный профиль за спиноюЧерез плечо его целует.
«Быть может, глухою дорогой…»
Ор. 14.
Быть может, глухою дорогойИдя вдоль уснувших домов,Нежданно наткнусь на берлогуЕго — изобревшего лов.Растянет на ложе ПрокрустаМеня и мой тихий составИ яды, — отрада Лукусты,Прельет, дар неведомых трав.И сонную нить я распутавПойму чей занял эшафот, —Под сенью какого уютаКровавый почувствовал пот.Там, в час покоренных проклятий,Познал твою волю Прокруст,Когда, под пятою обятий,Искал окровавленность уст.
Стансы
Op. 15.
«Пять быстрых лет»[48]И детства нет: —Разбит сосуд лияльныйОбманчивости дальней.Мытарный дух —Забота двух,Сомненья и желанья,Проклял свои исканья.Огни Плеяд — Мне ранний яд,В ком старчества приметы,Зловещих снов кометы.Природы ков,Путем оковБезжалостных законов,Лишает даже стонов.Ее уставСвершать устав,Живу рабом унылымНад догоревшим пылом.
«Днем — обезличенное пресмыкание…»
Op. 16.
Днем — обезличенное пресмыканиеДуша — безумий слесарь;В ночи — палящая стезя сверкания —непобедимый кесарь.
«Змей свивается в клубок…»
Ор. 17.
Змей свивается в клубок,Этим тело согревая; —Так душа, — змея живая,Согревает свой порок.
«Зачем неопалимой купиной…»
Op. 18.
Зачем неопалимой купинойГореть, не зная, чей ты лик, —Чей покорительный языкТебе вверяет тень земли иной.
Из сборника «Садок судей II» (1913)
Наездница
Милой Симе
Мы воду пьем — кто из стакана,А кто прильнув к струе устами,В пути и в хижине желаннаОна прозрачными перстами.
Весной — разлившейся рекоюГнет затопленные деревья,И, изогнувшись за лукоюСтремится непреклонность девья.
Мы воду пьем — кто из стакана,А кто прильнув к струе устамиСреди весеннего туманаИдя полночными брегами.
Не видно звезд, но сумрак светелУпав в серебряные стены.В полях наездницы не встретилЛишь находил обрывки пены.
Но сквозь туман вдруг слышу шепотИ вижу как, колебля иву,Струя весны, забывши ропот.Несет разметанную гриву.
Я
И в комнате тихие углыСтуденой ночи вочдух зимнийНисходит холодя полыИ мраз бодрит как строгий схимникА за окном звезду следяСмеются девушки беспечноИ путь небес — напиток млечныйИм материнства череда.
1901 г.
«В поле ветра пьяный бред…»
В поле ветра пьяный бредИ коляски темный верхТочно девы капюшон.Гаснет дня последний светЗимний вечер день повергСумрак бури звезд лишен.Кони рады ласкам вьюгКобылицам хладных пургИх развеянные гривыСвиты с гривами подругВетр степей седой теургСыплет пеною игривой.
1910 г. Декабрь
«С легким вздохом тихим шагом…»