собирался. Да стеснительный был сильно! Стеснялся своей деревянной ноги!
— Деревянной ноги? — спросил герцог, предвкушая подробности. Впервые он слушал истории с таким интересом, что даже не зевнул ни разу. Хотя терпеть не мог их раньше.
— Ну да. Однажды Мартин позвал его погулять вместе с нами. Они взяли веревку и топор. Всю дорогу шли и переглядывались. Я сразу поняла, что они охотится будут! Топором забьют и на веревке потащат. Так вот, паренек этот веревку нес. И все на меня поглядывал. Я сразу поняла, что понравилась ему. Вот и зыркает на меня. А потом он решил пошутить, и связать меня, как вдруг провалился в медвежью берлогу. И медведь ему ногу отгрыз!
«Слабаки!», — мысленно рассмеялся Бертран, глядя на красивую шейку, украшенную интригующими локонами. — «Я заполучил ту женщину, которую не смог заполучить никто! И при этом выжил! Ни у кого нет такой. Только у меня одного».
— Господин! — послышался истошный крик, а в комнату влетел Гиос. — Там беда!
«Странно!», — подумал Бертран. — «Беда здесь! У меня на руках. Там беды быть не может!».
Он встал, неся жену на руках, поскольку оставлять ее одну в комнате было опасно. Герцог не любил ночевать под открытым небом.
Глава тридцать седьмая
Во внутреннем дворике столпились охающие слуги. Столпились они почему–то возле телеги с мешкам морковки. На них сидел облезлый крестьянин и размахивал руками. Неподалеку пасся, привязанный к телеге черный и очень знакомый конь с дорогой сбруей. На лоснящейся заднице коня красовался след от зубов.
— Еду я, значит, — сиплым голосом произнес рассказчик. — Смотрю, стая волков всадника погнала. Он отбивался, как мог. Это вон там, в лесочке было под горами. Смотрю, а волков огромный пес ведет. Пена течет, зубы скалит. Его даже волки бояться!
— Цуцик! — обрадовалась Пять Мешков. — Ну как он?
— Цуцик? — вздохнул крестьянин. — Он хорошо. Он поел! Он же первый прыгнул и на мужика в плаще. Ухватил его за плащ и стащил его с коня. А потом уже и остальные налетели. Конь взбеленился и бросился бежать. Еле поймал!
Бертран уже понимал, что благодаря Цуцику приглашение на бал принято. И теперь нужно будет явиться всей семьей в королевский дворец.
«Хороший был дворец!», — подумал Бертран, а потом посмотрел на Герцогиню Пять Мешков. — «Нужно нанять ей хорошего учителя манер!».
— Гиос! — крикнул он, пока старик шептал что–то вроде «боги, храните короля!». — Пиши в столицу. Требуется учитель манер и танцев. И…
Бертран посмотрел на жену, которая очень переживала за Цуцика.
— И двух запасных, — мрачно добавил Бертран, глядя на красавицу — жену. — И модисток. И запасную команду. Плачу в три раза больше. За риск. В случае преждевременной кончины я заплачу родственникам. Так и напиши.
— Значит, я еду на бал? — обрадовалась Пять Мешков. — На настоящий королевский бал?
Бертран бы на месте короля уже начинал строить новый дворец. Желательно подальше. Гиос кивнул и отправился писать письма.
Уставший Бертран направился обратно в замок, унося за собой жену под облегченные выдохи крестьян.
— Для герцогини мы приготовил ванну, — ядовито произнес Гиос. Старик явно решил отомстить за наплевательское отношения к фамильному имуществу.
В этот момент герцог понял. Он мужчина. Он должен защитить замок.
Поэтому решительной походкой он понес жену в сторону ванной.
Старик Гиос такого не ожидал, поэтому бросился за герцогом следом. Когда Бертран зашел в ванную, он тут же одной рукой сдернул шторы и приказал собраться слугам.
— Так, сквозь мыло продеваете веревку, — Бертран посмотрел на нежным мрамор пола и представил себя со сломанной ногой. — И привязываете его к трубе.
Он командовал так, словно капитан корабля, попавшего в страшный шторм.
— Убрать! Вынести! А это что здесь делает? — спросил он, пока слуги утаскивали тумбочку. Бертран живо представил, как лежит возле нее на мокром с разбитым виском и раскоряченными ногами.
— Достаточно, — с некоторым сомнением произнес Бертран, сдувая волосы. — Теперь буду купать. Лично.
— Но это же верх неприличия! Никогда такого не было, чтобы мужчина вмешивался в женские дела, — начал было строгий ревнитель порядков Гиос. Но тут же был выставлен за дверь.
* * *
Я почувствовала, как с меня снимают платье и бросают его на пол, а потом осторожно погружают в воду.
— Сиди и ничего не трогай, — произнес муж, пока я вспоминала его жаркие поцелуи. Кто бы мог подумать, что он так сильно в меня влюбится. Даже папа маму не купал! А тут прямо… Я покраснела, опустив руки в теплую воду.
— Руки держать над водой. Чтобы я видел, — произнес Бертран, снимая с себя камзол и закатывая рукава сорочки. Он сдул прядь волос и взял в руки мыло и мочалку.
«Как вы думаете? Он там жив?», — спрашивали тихие голоса в коридоре.
— Может, я сама? — спросила я, когда мочалка с душистым мылом скользнула по моим плечам.
— Держи руки так, чтобы я видел! — сурово произнес муж.
«Слышишь, разговаривает. Значит, живой!», — выдыхали в коридоре.
Губка скользнула по груди, как вдруг его рука замерла. Я посмотрела с удивлением, держа сложенные руки над вкусно–пахнущей пеной. Губка снова ожила и стала скользить по животу. У меня невольно вспыхнул румянец, когда она коснулась моих бедер.
Я сидела в огромной купальне, закусив губу и пытаясь не вздыхать.
Глава тридцать восьмая
Мне было ужасно стыдно!
Как вдруг я почувствовала поцелуй на губах. Раздался плеск и что–то упало в купальню.
Опомнилась я в тот момент, когда меня прижали к краю бортика, а мои руки прикасались к мокрой сорочке, облепившей широкую грудь.
Мне кажется, я влюбилась…
Обычно девки возле речки стоят, полощут, трут, а тут мужик сам все делает!
Хозяйственный, ласковый, никогда не ругает! Вот такой мне и нужен! Разве можно не влюбиться в мужчину, который и моется и стирает вещи одновременно?
О лучшем я и мечтать не могла!
Я вспомнила, как в первый раз было немного больно, а теперь стало так хорошо, что прямо забываешь обо всем на свете.
Нет, мне, конечно, нравились некоторые парни, но не так как герцог, который умеет делать такие волнительные вещи.
Я чувствовала, как он стонет, прижимая меня к себе все