— И что, у тебя задержался?
— Ещё бы, — показала клычки Элена.— Когда очередные воздушные пузыри с искательницами приключений, желающими прожить человеческую жизнь в техногенном мире, отправляли сквозь истончившуюся под влиянием особого положения лун грань, я уже была фавориткой Крраша. И отношения между нами были... вот кто его знает, какими. Он-то явно был мной увлечён, а вот я разрывалась от зарождающихся чувств к его человеческой части и страхом перед кракеном. Жуткий монстр глубин, апокалиптическая тварь и всякое такое... Да и воду я любить не начала, будем честны. В общем, постенала, поныла и решила — всё, от добра добра не ищут, поплыву домой, и никак иначе! Если рождена человеком, то человеком сдохну. И всякое такое. Проявив таким образом твердость (по факту дурость, конечно, но тогда я просто упивалась своей мнимой силой воли), пробралась втайне на один из пузырей, стала смотреть, как тают очертания резиденции в черной воде. А на душе все муторней становилось. Так цеплялась за возможность вернуться, а тут призадумалась: ну и что там? Стану человеком, построю дом своей мечты — денег, вырученных за парочку честно стыренных украшений, хватит. А потом? Всю жизнь прятаться от воды, вспоминать о колдовстве и рассказывать в старости соседкам по скамейке: знаете, мол, это сейчас я — брюзгливая одинокая старушенция, а когда-то была знатной русалкой, заткнула за пояс кучу соперниц, но потом отказалась. Да, вот так просто. И от иномирных морей, и от чудного, светящегося в тёмных глубинах хвоста, и от совершенно потрясающего мужчины... И ведь понятное дело, что и в нашем мире полно чудес: технических новинок, стран и культур, возможностей и перспектив, да только для меня там всегда было душно и тесно. Мудрые книжки Оса писали о таком, как о «тяжести чужого неба» — мол, бывают индивиды, которых отторгает сама природа конкретных миров. Я, по всем признакам, была одной из них. Да... Так выпьем же за неприятную правду!
Ирейн выпила, тихо радуясь, что на этот раз у Лиз хватило ума не вставлять никаких своих, несомненно, своевременных ремарок: Элена смотрела сквозь столешницу потемневшими глазами и заново переживала внутри сложные моменты жизни.
— Мой пузырь всё погружался и погружался во тьму, — сказала она, помолчав. — И все больше во мне концентрировалось злости на себя. Всю жизнь на словах мечтать о переменах, но так бездарно отказаться от них из-за банального страха... Это все очень по-человечески, а ещё вполне себе нелепо. К тому же, на меня накатила тоска — по Кррашу, по интригам подводного дворца, по Осу, по миру. Потому что-то во мне надломилось, и я решила: надо проверить, так ли она страшна — глубина. И... я выбралась из пузыря. Это было ужасно, это была агония. Прямо как в моём детском кошмаре, до последней детали: вода давила со всех сторон, норовя сплюснуть в камбалу, соль разъедала глаза, лёгкие горели огнём, а тело все опускалось, опускалось в чернильную неизвестность. И вот, когда стало совсем невмоготу, я выпустила весь воздух и вдохнула воду. И тогда... все изменилось.
— Ты потеряла сознание?
— Я потеряла иллюзии, — усмехнулась Элена. — Потому что оказалось вдруг, что под водой мне отлично дышится — легче, чем когда-либо на суше, что плавники удобней ног, а тяжесть воды приятна. А стихия — о, она приветствовала меня, обнимала, шептала мне на ухо, показывала течения и делилась знаниями... И я осознала, что всегда была её частью, что мой детский сон — не кошмар вовсе, а всего лишь пророчество, обещание единения и волшебства. Ох, как я тогда смеялась!
— И что, вернулась к своему кракену?
— Да вот ещё! Уплыла мир смотреть, Оса навестила, побывала во всех морях. Ну а потом Крраш таки нашёл меня, да. Может, он бы и быстрее управился, не отправься сначала в мой родной мир — думал ведь, что меня туда перекинуло. Повезло, что он успел остыть и по-настоящему соскучиться: при встрече мне не особенно даже попало. Зато стало совершенно очевидно, что он меня... ну, вы поняли. Первую встречную да поперечную по двум мирам не ищут.
— Романтично, — вздохнула Лиз. — А этот Ос — сволочь. Ведь мог тебя устроить не служанкой, а просто, не знаю, гостьей!
— Дура ты, — хмыкнула Элена. — Везучая притом: я вижу, что ты Оса просто по скудоумию оскорбляешь.Даже глотку тебе клыками за это не выдрала — цени. Видно же, что не понимаешь своими медузьими мозгами простых и очевидных вещей. Мне это было нужно! И встряска, и борьба с соперницами в мутной водице, и любовь на грани постоянных сомнений, и чисто женский азарт охоты, и время на принятие судьбоносных решений. Сиди я и дальше на мягких перинках, опекаемая со всех сторон — ничего бы в моих мозгах не поменялось. Так и была бы, хм, тобой.
— В смысле — мной? — опешила Лиз. Ирейн едва не застонала, уже понимая, куда и откуда дует ветер.
— Тобой — в смысле, диванной мечтательницей, обожающей истории о дальних далях и великой любви, но палец о палец не ударяющей, дабы воплотить их в жизнь, — ухмыльнулась Элена. — Человечком, болтающимся, как дерьмо в проруби — авось куда занесёт!
Лиз вскочила.
— Слушай ты, селёдка...
— Не нравится? Неприятно слышать? Ну прости, лекарства — штука горькая.
— Ты...
— Хватит, — попросила Ирейн. — Девочки, не стоит ссориться. Это просто пьяный трёп...
— Не просто! — рыкнула Лиз. — И вообще, легко говорить, когда тебя и боги выбрали, и водный змей опекает, и хвост в темноте светится! В человеческой жизни, небось, не была такой умной? Сильно бы ты выкобенивалась, родись в городишке на сотню домишек, где все всех знают и тянут друг друга ко дну — не морскому, а тому, что похуже? Причём всем — невежеством, тупостью, общественным, будь оно проклято, мнением, вездесущими глазами сплетников! И я тебе скажу — тут бы тебе этого не позволили, тупая рыбина!
— Лиз, думаю, ты тоже не права... — начала Ирейн осторожно.
— Серьёзно? Ясно. Я пойду, — отрубила подавальщица. — У тебя теперь новые друзья — вот с ними и братайся.