Тамарочка, если тебя не смутит, что сейчас уже половина второго.
— И что ж?
— Ничего. Доброго утра, дорогая.
— То есть никакой благодарности за вчерашний вечер я не заслужила?
— Тамара, я вчера тебе ее выразил. Искренне и от души. Я очень тебе благодарен. Ты прекрасно все организовала.
Она, похоже, мало, что помнила о вчерашнем вечере: нахмурилась и отхлебнула из чашки. Николай подошел ближе и почувствовал запах алкоголя. Это вряд ли было сегодняшнее Тамарочкино похмелье. Это была уверенная заявка на завтрашнее. В чашке было вино.
— Тамара, что ты пьешь?
— А ты не видишь, что у меня в руках чайная чашка? — спросила она, но на всякий случай убрала руку подальше от него. — Я пью чай, Николаша. Из чайной чашки пьют чай. Поэтому она так и называется.
— Ну хорошо. — Ему совершенно не хотелось ввязываться с ней ни в какие дискуссии, он прекрасно знал, чем все они обычно заканчивались. Да и, честно говоря, ему было все равно, что она решила приложиться к вину, не успев проснуться. — Я пойду пройдусь до спортивного магазина.
— Это еще зачем? Решил податься в большой спорт? Купил себе место в олимпийской сборной?
Он вздохнул.
— Тамара, а можно говорить со мной нормально? Без вот этих ехидных шуток, цинизма и издевок. Попробовать разок не цепляться, а?
Она фыркнула и отвернулась к окну.
— Какой ты все-таки… — Она поискала достаточно оскорбительное слово, но, видимо, не нашла. — Тебе непременно нужно делать из меня эдакого монстра! К чему это сейчас, Николаша? Когда я так скверно себя чувствую. У меня опять эти ужасные спазмы… Голова раскалывается.
«Только молчи!» — приказал себе Николай, хотя ему очень хотелось напомнить ей о количестве выпитого вчера.
— Наверное, атмосферное давление меняется. — Она состроила мученическую гримасу и стала тереть виски.
— Да, Тамарочка, в нем, наверняка, все и дело, — быстро сказал он, развернулся и пошел в комнату.
Жена, однако, отправилась за ним. Полы длинного халата, отороченного розовыми перьями, развевались, шлепанцы противно стучали по полу. Почему-то все в ней стало его раздражать. Когда же это началось? Он и не заметил. Он остановился у двери гардеробной, ему не хотелось, чтобы она видела его вещи в чемодане. Как будто он защищал от нее свою территорию.
— Послушай, Николаша. Вчера, пока ты… пока вас с этим твоим Леонидом где-то носило, а я тут в поту… в поте… в поту лица готовила ужин, так вот, наш Витя вчера высказал одну очень здравую мысль.
— И какую же?
— Почему бы тебе не переписать компанию на детей? Ну или хотя бы сделать их совладельцами?
— Потому что… Я не стану этого делать, Тамара.
— Вот как?
— Вот так. И сейчас, как мне кажется, не время для этой темы.
— Но дети… Они же твои дети!
— Тамара, пожалуйста. — Он повернулся к ней, и почувствовал, как в висках застучало. — Мы обсуждали этот вопрос. С детьми и без детей. Неоднократно. Пока я в здравом уме, и здоровье мое меня не подводит, я буду руководить компанией сам. Детям я пока не могу доверять.
— Но я забочусь об их благополучии!
— Тогда не стоило их так баловать. Надо было приучать к самостоятельности. С детства. А то они привыкли, что все их проблемы всегда решаются как будто сами по себе. Хотя они уже очень взрослые люди.
— Я забочусь об их будущем. — Она снова отхлебнула. — Мало ли, что с тобой может… Да и наследственность у тебя неважная.
В висках у него застучало сильнее, в груди стало закипать.
— Я очень тронут твоей заботой, Тамара. Но со мной все в порядке. А дети сначала должны хотя бы немного убедить меня в том, что они в состоянии принимать серьезные решения и брать на себя большую ответственность — за людей, которые на нас работают. В компании и ее филиалах в нескольких городах, как тебе известно, у нас очень большое количество сотрудников, они все — живые люди, у них есть семьи и дети, и я как руководитель отвечаю за них тоже. Чтобы они завтра могли прийти на работу и вовремя получить свою зарплату. Что касается моих собственных, безусловно, прекрасных детей, то я пока не вижу в них лидерских качеств и достаточной степени ответственности. Что меня весьма беспокоит. А вот что касается их собственного благополучия, тут меня совершенно ничего не беспокоит — они получили блестящее образование, и жильем я их всех обеспечил, и даже транспортными средствами. У них, Тамарочка, прекрасный жизненный багаж во всех смыслах этого слова. Так что не переживай о наших замечательных детях, у них все будет хорошо. Пусть попробуют для начала самостоятельно позаботиться о себе. У них для этого есть все средства и возможности.
— Ты жуткий эгоист, — картинно вздохнула она.
— Очень может быть. — Он не выдержал, открыл дверь и шагнул в комнату. Она пошла за ним.
— Ради чего мы тогда живем, Николаша? Дети — это же наше будущее, наше богатство. Ведь все в нашей жизни ради них…
— Я так и понял вчера, когда ты заперла внуков в детской с нянькой. Потому что они тебя раздражали.
— Внуки — маленькие, от маленьких детей у меня делается мигрень, видишь, ты совершенно ничего не помнишь из-за своего эгоизма. — Она остановилась, потому что наконец-то увидела чемодан. — А это что такое, позвольте спросить? Мы что, разъезжаемся?
— Да, Тамара. — Он то ли устал, то ли осмелел настолько, что дерзнул ей подыграть: — Ты разве забыла? Ты вчера сама велела мне убираться. Почему бы я иначе спал в гардеробной?
— Ну, для спанья в гардеробной у тебя могла быть масса причин. — Она пристроила на тумбочку пустую чашку. — Начнем с того, что ты с этим… с вашим… со своим Леонидом опоздали! И не надо думать, что я ничего не помню! Несмотря на то, как я вымоталась вчера, сколько труда и сил вложила… Стоп. — Она остановила сама себя и нахмурилась, а потом ткнула в его сторону указательным пальцем. — Вы с твоим… с Леонидом собрались в отпуск! Ага?
— Молодец, — устало сказал он. — Сектор «приз».
— Но ты же оставишь мне денежек? — Она капризно выпятила нижнюю губу, как ребенок.
— Тамара, у тебя достаточно денежек. У тебя две платиновые карты. Твой собственный счет и доступ к нашему общему. Что тебе еще нужно? Я обещал вчера оплатить тебе поездку в Азию или куда ты там хотела — я оплачу. А сейчас, можно, я выйду и куплю себе кеды или кроссовки?
— Гляньте на него, решил форсить и молодиться? В